Самое таинственное убийство - Страница 54

— Это я знаю.

— Я не обольщалась его отношением ко мне, — продолжала Даниель. — Слишком разные мы были, дело не только в возрасте. Просто я подвернулась ему в трудную минуту, когда на душе у него было одиноко и горько. Размолвка с Сильвиной, с детьми… Судить никого не собираюсь.

— Вы клевещете на себя, Даниель. Я знаю, он был всерьез увлечен вами. И как-то странно назвал однажды… Волняшка, что ли…

— Волнушка. Завара был увлекающаяся натура, как все таланты. Искренне верил в то, что говорит в данную минуту, и не знал, что скажет в следующую. Я часто думаю о словах Сократа, начертанных на фронтоне Дельфтского храма.

— Познай самого себя.

— Вот именно. Больше всего эти слова относились к Заваре. Он откликался на любое дуновение, словно травинка в поле. Иногда мне казалось, что его защитное биополе открыто, словно рана, и не охраняет его. Что же касается меня… Я была недостойна его, понимаю. Но я поднимусь… Нет, не вровень с ним — это невозможно, но хотя бы на несколько ступенек. Хотя бы для этого мне пришлось тащить себя за собственные волосы.

— Как барон Мюнхгаузен из болота.

— Будет вам, я в самом деле крепко надеюсь на вас, Атамаль.

Замолчав, она принялась складывать в контейнер чайные принадлежности.

Шли последние минуты дежурства.

Делион, следя за уверенными движениями Даниель, подумал: если бы такое существо, юное и прекрасное, полюбило его! Он отдал бы все — и деньги, и положение, которого добился за сорок пять лет исступленного труда. Но что для нее Делион, пусть даже и руководитель Ядерного центра? Так — предмет мебели, или одна из лабораторных установок. Или, может быть, старый бидон, регулярно поглощающий тибетский напиток. Да, она с ним мила и приветлива, а что толку? Точно так же Даниель относится к любому физику группы.

— Чему вы улыбаетесь, Атамаль?

— Собственным мыслям.

— Знаю, вы о Филимене… Я вам скажу. Когда я узнала, что Арни убит пулей в затылок… Это был шок. Я вдруг почувствовала себя маленькой и уязвимой. Было такое ощущение, что с меня заживо содрали кожу. А тут еще косые взгляды, на которые мне невозможно было не обращать внимания. Мир вокруг рухнул. И тут появляется этот человек… Ну, тогда все думали, что это человек. Он излучал нездешнее спокойствие, казался таким несокрушимым, все знающим и понимающим. И я почувствовала, что рядом с ним могу быть спокойной.

За дверью послышались шаги.

— Смена идет, — сказал Делион. — Пойдемте наверх, встречать Эребро.

После того, как было принято решение о работе над проектом по спасению Завары, прошел месяц, в который спрессовалось немало событий, больших и малых. Рабочая группа физиков продолжала набирать темп. Работа велась по разным направлениям, но наименьших успехов добились пока поисковики, пытавшиеся определить границу между параллельными мирами. Зыбкая поверхность не давалась. Один раз прилетел Филимен. Это случилось, когда его не ждали. Прилетел и объявил:

— Готов обсудить с вами все проблемы, которые возникли.

— На сколько ты приехал, Сванте? — спросил Делион.

— На сутки.

— Сутки? Но это же смехотворно мало!

— Больше у меня нет ни минуты времени.

Физики разочарованно зашумели.

— Успокойтесь, друзья, — поднял Филимен руку. — Времени, надеюсь, хватит. Сколько длится у вас рабочая смена? — обратился он к новому руководителю Ядерного центра.

— Восемь часов.

— А дальше — простая арифметика, — продолжал Сванте. — Трижды восемь — двадцать четыре. Группа разбивается на три смены, и каждая беседует со мной в течение восьми часов. Я ведь в сне не нуждаюсь.

Те, кто раньше видел Филимена, удивлялись, как сильно он изменился. Одежда на нем была во многих местах обожжена и припахивала дымом, а под глазом красовался огромный синяк — вмятина от тяжелого предмета.

— Не обращайте внимания, — сказал Сванте, ловя косые взгляды. — Не было времени, чтобы заняться внешностью. Да и пустяки все это.

Кратковременный приезд Филимена дал многое группе. В конце своего пребывания в Ядерном центре Филимен уединился с Рабиделем, и они долго о чем-то беседовали вдвоем. После отъезда Сванте марсианин обратился с просьбой к Делиону отпустить его, на короткое время, домой.

— Что там, на Красной?

— Худо.

— Фертачники?

— Не расспрашивай, Атамаль. Не имею права говорить. Так я могу лететь?

— Конечно, Раби. Только себя побереги. Ты ведь не белковый, и в случае чего тебе никакой Зеленый не поможет.

Единственный человек, кто вздохнул свободно, когда универсальный сыщик покинул территорию Ядерного, была Даниель.

При виде Филимена она то бледнела, то краснела и места себе не находила.

…Из поездки Рабидель вернулся похудевший и угрюмый, на расспросы не отвечал и сразу с головой окунулся в работу, трудясь за десятерых.

— Как успехи в физике, Дани? — спросил он у Радомилич, столкнувшись с ней близ лаборатории.

— Трудно, Раби, — подняла она глаза, за время его отсутствия ставшие, казалось, еще более огромными.

— Обращайся ко мне, если что непонятно.

— Спасибо, Раби, но у меня неплохой ментор. Он прямым путем выводит в гении.

— Тебя-то не вывел?

— Еще не вечер! Что там, на белом свете, делается? Сижу день и ночь под землей, как сурок.

— Природа сходит с ума. Вчера в мегаполисе выпало снега больше, чем за всю зиму.

— Пока она терпит нас, но всякое терпение, Раби, имеет предел.

— И что тогда?

— Лучше не говорить.

Этот разговор Рабидель продолжил, встретившись с Делионом.

— По просьбе Филимена я разговаривал с синоптиками из мегаполиса, — сказал марсианин. — Они в ужасе. Один из них сказал: такое впечатление, что кто-то сбил с места земную ось. Но ось никто не трогал: я подозреваю, дело гораздо хуже.

— Да, непонятно.

— Синоптики подняли сведения чуть не за полтора столетия: ничего подобного никогда не бывало.

— Думаешь, будатор?

— Да, последствия его работы мы будем расхлебывать еще долго. Рассеявшиеся частицы начали портить климат, влиять на погоду. А что будет завтра — одному господу ведомо.

Они помолчали.

— И это не все, — сказал Рабидель. — Дело не ограничилось мегаполисом и вообще Землей.

— Что еще?

— Филимен просил передать: действие голубого излучения сказалось на Красной планете. Оно активизировало полчища фертачников, воздействуя на их психику, расшатанную наркотиками. На Марсе тоже происходит расслоение пространства. Это помогает фертачникам прятаться и маневрировать, накапливая силы для решающего наступления. Нашли поисковики трещину?

— Пока нет. Она неуловима, потому что блуждает, непредсказуемо перемещаясь с места на место.

— Разбили наш мир, как чашку из коллекции Даниель, — вздохнул марсианин.

— Тут мне в голову пришла идея, что лазерный луч, который мы готовим, поможет сшить куски распадающегося пространства.

— Ты проделал расчеты?

— Да. Они обнадеживают.

— Лазерное копье — это наш последний шанс.

…Даниель подумала, что марсианин разыгрывает ее.

— Частицы на Красной планете? Прямиком от будатора, из кабинета Завары? Разве такое может быть?

— Туннельный эффект. Бешеные частицы проходят сквозь пространство, как нож сквозь масло.

— Вот почему синоптики так часто ошибаются. У них хорошие приборы, но они не могут учесть эти сумасшедшие частицы. Сделать напиток?

— Совестно, Дани, отрывать тебя от науки.

— Знаешь, Раби, мне кажется, все мы, бывшие на вилле, стали как бы связаны незримой нитью. Даже мыслим согласованно.

— Думаю, это действие будатора.

— Значит, голубое свечение может быть не только вредным?

— Всякая медаль, Дани, имеет две стороны.

Подошел Делион.

— Я только что поднялась, — обратилась к нему Даниель. — Нужная энергия, для лазерного копья накоплена. Куда теперь направлять лазерный луч?

— Вопрос вопросов, — произнес Александр. На мгновение постоянная полуулыбка сползла с его лица, и перед ними предстал измученный немолодой человек, придавленный страшной ответственностью.