Самоцветы - Страница 4

— Известно, через Невьянск… Из Мурзинки-то из самой мало, а боле из Южаковой, из Луговой, из Калтышей. У нас в Невьянске займуется этим делом управитель Пётр Васильич. Так вот у него вам спросить: все мужики к нему камень несут.

О Петре Васильиче Калугине, который в Невьянске занимает место управителя золотых промыслов, я слыхал ещё прежде. У него прекрасная минералогическая коллекция, часть которой мне случилось видеть ещё на выставке 1887 года в Екатеринбурге. Познакомиться с ним лично я мог только в Невьянске. Уже в передней вы чувствуете себя некоторым образом в области минералогии: целые шкафы с камнями, у стен камни в ящиках, камни на подоконниках, камни на полу. Кабинет хозяина тоже состоит из ящиков с камнями, шкафов с камнями и просто из камней на столах, на окнах, на стульях. Одним словом, сплошная минералогия, от которой у любителя захватывает дух. На Урале существует целый разряд таких любителей, страдающих этой "каменной болезнью". Коллекторство со стороны кажется немного смешным, но жить на Урале и не любить уральских «самоцветов» ещё смешнее.

Любезный хозяин с готовностью показал свои сокровища, а меня интересовал больше всего отдел специально мурзинских камней: бериллы, топазы, шерлы и т. д. Главный недостаток лучших камней — это их страшная цена: отдельные штуфы достигают ценности в несколько сотен рублей, как щётки топазов, аметисты, бериллы и аквамарины.

— Кто же покупает такие дорогие камни? — спрашивал я.

— Больше из-за границы поступают требования, — объяснял Пётр Васильич. Для музеев и для частных коллекций денег не жалеют… За границей больше денег, и лучшие камни уходят туда.

Между прочим, он показал великолепный штуф александритов из изумрудных копей Монетной дачи, нерчинский аквамарин, несколько редких кристаллов мурзинского тяжеловеса, по величине и оригинальной форме, — один кристалл изогнут под прямым углом, другой вытянут в длину, что несвойственно именно мурзинским топазам, встречающимся обыкновенно в кубической форме с соответствующими притуплениями углов, рёбер и плоскостей и т. д. Из мурзинских камней, как редкость, в коллекции хранится штуф полевого шпата с пиритами. Самое замечательное в этом собрании, по моему мнению, учебные коллекции минералов, составленные Петром Васильичем сообразно требованиям постепенного изучения минералогии. Каждая такая коллекция снабжена печатным каталогом с объяснением, откуда какой минерал добыт. Цена таких коллекций от 3 руб. до нескольких сот за экземпляр.

— Что же, раскупаются эти коллекции? — полюбопытствовал я.

— Ничего, идут помаленьку, хотя и не быстро. Публика мало знает — вот вся беда.

Между прочим, я приобрел у г. Калугина очень полезную брошюру, составленную им о мурзинских копях для Уральской научно-промышленной выставки 1887 г. в Екатеринбурге.

К брошюре приложена карта с обозначением всех существующих копей.

Из Невьянска мы выехали вечером, чтобы доехать к ночи в Петрокаменский завод, до которого считается около 40 вёрст. Этот путь замечателен тем, что вы почти всё время едете селением или в виду селения, — перерывы самые небольшие. Поля, поля и поля, и ничто не напоминает соседства Урала. Русская земледельческая ширь охватывает вас, как море, хотя вы едете по коренной заводской даче.

В четырёх верстах от Невьянска стоит Быньговский завод. Ещё подъезжая к нему, вы уже чувствуете присутствие чего-то особенного. Издали пестреют новые крыши, берег реки Нейвы изрыт отчаянным образом, везде свежие громадные насыпи, разрезы, канавы, пробные ямы, и точно в самом воздухе висит какое-то магическое слово, которое заставляет жизнь бить ключом: это слово — золото. Вся невьянская дача усыпана золотом, а Быньговский завод является центром работы "сильною рукой". По всей вероятности, железное производство для Невьянских заводов является дефицитом, и если оно ещё держится, то только потому, чтобы не потерять права на свою заводскую дачу, — пока de jure посессионных золотых промыслов не существует, а только посессионные заводы. По мере того, как падало железное производство, разрасталось золотое дело, и убогие Невьянские заводы дают своим 101 заводовладельцам-наследникам крупные барыши. Так, в 1886 г. золота в даче Невьянского завода добыто 25 пуд. 13 ф. 20 зол., что приблизительно по курсу составит около 600 000 рублей. Любая половина этой кругленькой суммы составляет чистый барыш; но эта цифра выше значительно, потому что невьянское заводоуправление платит половину цены только старателям, которым отводятся самые плохие места, где золото «пообилось», а само разрабатывает наиболее богатые россыпи. На некоторых приисках содержание золота баснословно, как на Ягодном, и с каждым годом открываются всё новые россыпи. Невьянское золото неистощимо в буквальном смысле слова, и недавно открыты жильные месторождения его, что откроет новую эру в этом деле. Скажем здесь кстати, что не одни Невьянские заводы забросили железное производство, а то же самое делают и Верх-Исетские, заводская дача которых равняется 1 000 000 десятин. Верх-Исетские заводы добывают золота вдвое больше Невьянских, следовательно, вдвое больше и дивиденд заводовладельцев; обе дачи сходятся межами.

Частным предпринимателям в заводской даче, конечно, нечего делать, потому что добытое золото нужно сдавать заводам по сиротской цене — в 2 руб. 20 коп. или 2 руб. 50 коп. за золотник, тогда как по высокому курсу 1886 года оно доходило почти до 6 руб. золотник. Ввиду этого, эти предприниматели всё своё внимание устремили на крестьянские земли, что создало целый ряд всевозможных инцидентов. Прежде всего, необходимо сказать, что до сих пор горнозаводское население ещё не размежёвано и дело тянется без конца. Заводовладельцы ни за что не хотят дать надела бывшим мастеровым и приписным к заводам крестьянам на том основании, что земля нужна заводам, как месторождение руд и как лесная площадь. В сущности говоря, в земле такие заводы, как Невьянские и Верх-Исетские, никакой нужды не имеют именно специально для заводского дела, для чего она им дана, а не соглашаются они дать населению надел только потому, чтобы не лишиться выгодных золотоносных площадей и, главное, потому, чтобы иметь в своих руках безземельную рабочую силу, намертво запертую в необъятных заводских дачах. Со стороны крестьян, конечно, было вчинено по этому поводу много дел и затрачены на них большие средства, но где же тягаться жалким крестьянским обществам с такою страшною силой, как заводы? Так дело стоит и до сих пор, и даже быстрое сокращение заводами своей производительности, — что каждый год увеличивает контингент заводских рабочих без места, — даже и это не принимается во внимание в петербургских канцеляриях.

— Посмотрите, какие хоромины срублены, — говорил Василий Васильич, когда мы проезжали через Быньговский завод. — Угадайте: чьи?

На площади, недалеко от церкви, действительно стояли настоящие хоромы, воздвигнутые "из всего леса". Так строились только богатые помещики, а в Быньгах не вдруг отыщешь человека, достойного обитать в таких хоромах.

— Вероятно, заводские, — ответил я.

— Нет, поповские!.. Целый дворец, а весь секрет опять в золоте. Заводоуправление отвело причту землю, а в ней оказалось золото; ну, отцы и добыли его. В лучшем виде всё оборудовали. Недалёко есть здесь одна попадья, так она тоже золотопромышленностью занимается, а на…ских промыслах работал дьякон. Вот тут, недалеко, в селе Аяцком у попа в усадьбе тоже оказалось золото; ну, мужики стали просить его сначала честью, чтоб уступил местечко, а когда тот не согласился — взяли да дом и подожгли.

Как-то легче дышалось, когда наш коробок бойко покатился по мягкому просёлку, мимо зеленевших полей и пашен, точно мы вырвались из какой-то заражённой местности. Что-то умиротворяющее, трудовое, настоящее вот в этих вспаханных нивах; здесь есть и смысл, и освежающая душу неустанная забота, и незыблемая мера всему. Скоро потянулась громадная раскольничья деревня Таволги, получившая известность утвердившимся здесь кустарным промыслом по части выделки овчин и шитья сибирских полушубков и нагольных тулупов. Все такие славные крепкие дома, — видимо, живут хорошо, не так, как живут на золотых промыслах. Деревня ушла по течению реки Таволги на несколько вёрст, как строятся только в Сибири. За Таволгами небольшой переезд полями и жиденькими перелесками, и опять громадная деревня Бродовое, — этой уж конца-краю не было. Сколько ни ехали — всё Бродовое и даже в стороне, где лепились избы по какой-то речонке, тоже Бродовое. На мой глазомер, мы ехали по деревне вёрст десять, хотя Василий Васильич и уверял, что будет "верных двенадцать".