Самая великолепная ночь - Страница 4

Оглушительный грохот пробудил Оливию от сна. Подскочив в постели, она прижала руку к груди – сердце ее билось с неистовой силой.

Звук повторился. Нет, это был не грохот, скорее скрежет. Удар металла о камень. Оливия встала с постели и тихо пошла по холодному мраморному полу. Ну конечно! Любопытство в очередной раз побороло инстинкт самосохранения.

Возле двери она остановилась, перевела дух и, осторожно щелкнув замком, высунула голову.

Дыхание Оливии замерло, когда она увидела блуждающую в темноте фигуру. Крупного мужчину атлетического сложения. Обнаженного. В руке он держал меч. Смертоносная изогнутая сталь сияла в лунном свете.

Она испугалась. В легкие будто откуда ни возьмись проник морозный воздух. Но в то же время Оливия была заворожена увиденным.

Темная фигура повернулась, от резкого движения длинные волосы описали полукруг.

Тарек.

Широкая грудь и крепкие мускулистые руки. Только такие могут орудовать столь внушительным мечом. Тарек скорее походил на скульптуру, чем на человека из плоти и крови. Как будто искусный мастер высек из камня идеального человека, а сумасшедший ученый оживил его.

Тарек вновь отвернулся и пошел обратно, вероятно, к своей спальне. Оливия наблюдала за ним, не дыша и не отводя глаз. Она видела, как, дойдя до двери, Тарек остановился, словно стражник – с оружием в руках, осторожный, всегда начеку.

Он вел себя так, словно не понимал, где находится.

Луч света падал на его голую спину, подчеркивая мускулистые плечи и поясницу. Теперь Оливия не смогла бы дышать, даже если бы захотела. Ее сердце забилось еще сильнее, кровь в венах закипала.

Она не знала, как это объяснить.

Она не была с мужчиной два года. Неужто инстинкт самосохранения оказался слабее не только любопытства, но и… другого инстинкта?

Тарек повернулся, и свет упал ему на лицо. На этот раз Оливию поразила не красота его лица, а мука, исказившая это лицо. Боль мучения.

Только сейчас она смогла закрыть дверь. Оливия повернула в замке резной ключ. Безопасность никогда не бывает лишней.

Подняв подол ночной сорочки, она поспешила обратно в кровать и укрылась с головой одеялом. Теперь она слышала лишь ускоренное биение собственного сердца и свое же сбивчивое дыхание.

Тарек чувствовал себя так, как будто не спал ни минуты. Странно, учитывая, что теперь он жил во дворце, а не в пещере и не в глиняной лачуге посреди пустыни.

Не прошло и получаса, как он встал с кровати, а к нему уже обратилось не меньше десяти помощников с вопросами и просьбами. Здесь все нужно всем и сразу, потому что никто не приучен ничего делать сам.

В пустыне утро Тарека начиналось с разведения костра, на котором он кипятил воду. Завтрак состоял из хлеба и каши из пакетиков, которые Тарек покупал у бродячих продавцов, приходивших к нему в пустыню раз в несколько месяцев.

Он привык просыпаться и чувствовать ритм нового дня. Едва проснувшись, он уже знал, какая будет погода и в какую сторону подует ветер. Когда брат нуждался в нем, Тарек выполнял опасную, кровавую работу.

Когда назревала опасность, Тарек уходил в бедуинские лагеря и решал с вождями, что нужно сделать для защиты своего государства. Остальные дни проходили в одиночестве.

Во дворце такое невозможно. Люди здесь постоянно ходят туда-сюда, задают сотни вопросов и снова шныряют по коридорам.

Тареку это не нравилось. Он привык выжидающе сидеть в засаде, а не указывать другим, что делать.

Местный завтрак казался ему слишком обильным и изысканным. Разнообразие сыров, фруктов, каши, мяса. Его брат всегда испытывал особую страсть к мясу. Тарек же давно уяснил: что нравится брату, то непременно связано или с коррупцией, или с моральным падением.

По мнению Тарека, еда – это лишь инструмент для выполнения задания. Еда – не больше чем топливо. А в качестве топлива куда лучше подходит кофе.

Он вошел в обеденный зал и увидел, что Оливия уже сидит во главе стола. На ее тарелке лежало не больше двух ложек каши, чашка кофе дымилась рядом. Оливия подняла глаза и улыбнулась. Это была красивая улыбка. Розовые губы, зубы ровные и белые.

Сегодня она нравилась Тареку больше, чем вчера. Вот только женщины ему еще менее интересны, чем еда.

– Доброе утро, – поздоровалась Оливия. Легкий румянец обагрил ее щеки, что почему-то обрадовало Тарека.

– Доброе, – ответил он больше из вежливости. Для него оно отнюдь не было добрым.

– Как спалось? – спросила Оливия.

– Не очень хорошо. Чувствую себя уставшим.

Оливия многозначительно кивнула:

– Не догадываетесь, почему?

Вспышка смутных воспоминаний пронеслась в голове. Ужас. Боль. Беспокойство.

Тарек потряс головой. Эти воспоминания, когда-то схороненные глубоко внутри, воскресли с его возвращением. После того, как Тарек нашел дневники брата.

И доказательства, что это Малик приказал убить их родителей. Это тайна, которую Малик ни за что не раскрыл бы брату. А люди Тахара знали о гибели короля и королевы от рук сына еще при его жизни. Правление Малика принесло людям бедность, голод и непомерные налоги за жизнь в городах без малейшей инфраструктуры.

Но убийство родителей – это еще не все. Дневники содержали целые хроники того, как Малик пытал Тарека. Чтобы сломать его. Чтобы превратить в простое, но смертельное оружие, используемое по первому приказу.

Если бы брат не скончался – видимо, от передозировки, – Тарек сам бы его убил после прочтения дневников.

Потому что Малик не сломал его. А сделал только сильнее.

Воля Тарека закалилась, в этом не было сомнений. Но каждая капля крови, пролитая Маликом из вен брата, впиталась в местную землю. И привязала его, а не Малика, к местному народу.

– Не нравится мне все это, – признался Тарек.

В ту же секунду к нему подбежала служанка:

– Могу ли я вам чем-то услужить, шейх Тарек?

– Кофе, – проворчал Тарек. – И хлеб.

Служанка взглянула на него так, словно опасалась за его психическое состояние. Но, не сказав ни слова, кивнула и вышла за дверь. В обеденной остались только Тарек и Оливия. Так и не сев за стол, Тарек принялся расхаживать по залу.

– Ты ведь знаешь, что я не спал?

Голубые глаза Оливии округлились, светлые брови взметнулись.

– С чего вы взяли?

Тарек стиснул зубы. Может, он и не разбирается в женщинах, но умеет понимать интонации.

– Я знаю, что скрывается за твоей маской спокойствия. Ты знаток дипломатии, но иногда твой голос дрожит. А еще у тебя острый язык. И если ты держишь его за зубами, значит, тебе есть что скрывать.

Лицо Оливии как будто потемнело. И странное, приятное чувство разлилось по телу Тарека. Новое, незнакомое.

«Удовлетворение», – мысленно предположил он.

А почему бы и нет? Всю жизнь он терпел только лишения. Не это ли награда за внезапную победу?

Но что получил он вместе с ней?

Был хозяином себе, повелителем пустыни, а стал несчастным, страдающим бессонницей психопатом. Тарек ничто не презирал так, как чувство беспомощности. А ведь именно бесполезным он чувствовал себя каждую минуту после возвращения в стены дворца. Так нужна ли она – такая победа?

– Вы лунатили, – неожиданно смело сказала Оливия. – Ходили во сне. Голым. С мечом.

Что-то было в этих словах, от чего Тарек почувствовал жар в груди. Это снова случилось. Он опять делал то, о чем не помнил. Отсутствие самоконтроля. Тут есть о чем заволноваться.

– Я не помню, – резко ответил Тарек.

– Поэтому вы не отдохнули, – как ни в чем не бывало продолжала Оливия. – Может, все-таки присядете к столу?

– Мне некогда сидеть.

– Завтрак пойдет вам на пользу, – сказала Оливия и улыбнулась.

– Это было настолько смешно?

– Мы уже ссоримся, как муж и жена, – заметила Оливия. – Мой муж никогда со мной не завтракал. Он перекусывал чем-то жутко неполезным еще до того, как я вставала, и уходил работать.

– К любому образу жизни привыкаешь.