Самая страшная книга 2019 (сборник) - Страница 15

Через два дня после случившегося приехали районные полицейские. Расспрашивали. Дед отвечал угрюмо, односложно. Мол, дочь примчалась на машине своего парня, вся в крови, голова разбита, еле живая. Успела рассказать, как Пашка ее чуть не убил, а она вырвалась из квартиры, каким-то чудом доехала до деревни к единственным родным, близким.

Говорил, переводя тяжелый взгляд с одного милиционера на другого. За эти два дня под глазами у деда вспухли темно-синие мешки, которые так больше никогда и не рассосались. Руки стали мелко дрожать, а подушечки пальцев покалывали, будто завелся под кожей невидимый паразит.

Бабка поддакивала, но помалкивала. Врать она не умела. А еще постоянно начинала рыдать, чем неимоверно смущала молоденького лейтенанта. Он доверительно сообщил, что ведется розыск Пашки как виновного в «покушении на убийство». Нигде Пашку найти не могут. Видимо, сбежал, когда понял, что натворил.

– Вылечат вашу дочь, – говорил лейтенант утешительно. – Не переживайте. Молодая еще, здоровая. Такие выкарабкиваются.

Еще через два дня он приехал вновь, вместе с двумя следователями. Нужно было провести плановый обыск, чтобы закрыть одну из разработок. Все же нельзя исключать разные варианты.

Следователи осмотрели дом, летнюю кухню, спустились в подвал в сарае. Потом добрались до старого колодца, стащили металлический лист, долго светили фонариками в темноту, но ничего не разглядели.

– Надо спуститься, – предложил лейтенант.

Дед принес моток тяжелой маслянистой веревки, которой много лет назад вытаскивал трактором из грязи застревающие грузовики при сборе урожая. Лейтенант скинул китель, обмотал живот, начал спускаться. Следователи помогли ему, удерживая другой конец веревки.

Где-то во дворе охала бабка. Дед едва сдерживался, чтобы не кинуться на милиционеров с кулаками. В груди у него дрожало. Лейтенант исчез в колодце по пояс, потом целиком. Дед подошел ближе, заметил, как лейтенант исчезает в темноте. Сейчас она его сожрет. И никто не услышит звука падения. Или – наоборот – колодец разверзнет свою шевелящуюся утробу и обнажит следы преступления. Покажет сверток, лежащий в глинистой жиже.

Темнота и правда расступилась, но не просто так, а под светом фонарика. Колодец оказался неглубоким, метров пять или шесть. Лейтенант быстро достиг влажного потрескавшегося дна, скользнул лучом по каменным стенкам и стал выбираться обратно. Исследовать на дне колодца было нечего.

Когда полицейские уехали, дед вернулся к колодцу. Поднял с земли камень, бросил вниз.

Темнота беззвучно проглотила подарок.

С тех пор прошло два года. Снова стоял жаркий август, солнце вспахивало землю раскаленными лучами, воздух был вязкий, его тяжело было вдыхать.

Снова застучали в ворота, и когда дед открыл, увидел Ленку за рулем автомобиля.

Ленка въехала во двор, вышла, смущенно поправляя темные очки, закрывающие пол-лица. Торопливо и сбивчиво, в своей манере, принялась извиняться, что долго не звонила и не навещала. Забегалась. Новая работа, новые отношения, карьера, суета большого города. Увидела на крыльце бабку, бросилась к ней в объятия. Щебетала:

– Я так по вам соскучилась! Так соскучилась!

Густые длинные волосы скрывали титановую пластину на затылке, которой заменили кусочки разбитого черепа. Шрам на левой скуле превратился в тонкую белую полоску.

– Проходи, – пригласил дед. – Обедать будешь? Надолго к нам или как всегда?

Последний раз они видели ее в больнице, при выписке. Ленка была молчаливая и бледная, почти ничего не говорила и хотела скорее вернуться в город, отлежаться и прийти в себя. С тех пор иногда звонила, но не приезжала ни разу.

– Как всегда, – сказала Ленка. – Я по делу вообще-то… можно тебя? Один на один, пожалуйста.

Она отвела деда на задний двор. Закурила, нервно подергивая тонкой сигаретой в губах. Сразу исчезли улыбка и хорошее настроение, будто их стерли небрежным движением.

«Сейчас спросит про ребенка, – подумал дед, ощущая ломоту в висках из-за жары. – И я поведу ее к колодцу, дам веревку, пусть проверяет».

– Я Пашку убила, – сказала Ленка. – Понимаешь, да?

– Понимаю.

– У него тяжелый характер. Ревнует. Телефон проверяет. Не разрешает общаться с другими мужчинами. Ну, я сначала не обращала внимания. Это вообще нормально, когда мужик деньги зарабатывает, женщину свою содержит. Имеет права, значит, проверять, чтобы она налево не бегала. Но потом стал палку перегибать. Раз за разом. Один раз ударил меня. Пощечину отвесил. При подругах. Назвал шлюхой. И потом еще один раз схватил за волосы и потаскал хорошенько по квартире… Я от него уходить хотела, понимаешь? С мыслями собиралась…

Дед кивал. В ноздри лез сладковатый запах сигаретного дыма. Хотелось вернуться в прохладу дома. Непонятно было, почему Ленка вдруг приехала спустя два года и начала откровенничать. Совесть замучила? Высказаться захотела? Так она всегда высказывалась бабке. Дед-то ей на что сдался?

– Я думала, когда он уйдет на работу, перевезу вещи к подруге, отключу телефон и неделю вообще никуда выходить не буду, пока не успокоится. В наше время только так, – тараторила Ленка, не глядя на деда, а глядя на деревья, на небо, на черепичную крышу летней кухни. – И вот сегодня решилась. Он уехал, я стала вещи собирать. Два чемодана. Позвонила подруге, предупредила. Вышла на порог – а Пашка там. Заподозрил что-то. Интуиция. На встречу, говорит, ехал и решил заглянуть. Вот и заглянул…

– То есть как – сегодня? – спросил дед. – Пашка? Еще один?

– Почему еще один? Он же и был. Я вам его привозила знакомиться. Ну. Ямочки на щеках. Милый такой, но молчаливый. На самом деле он ни фига не милый. Набросился на меня с кулаками. Начал избивать. Думала, не остановится, так и убьет. Вырвалась. Побежала на кухню, схватила стеклянную бутылку из-под оливкового масла и ударила его тоже, а потом…

Они сняла очки, под которыми обнаружился набухающий свежий синяк – желтый, с фиолетовыми прожилками. Сказала:

– Пойдем покажу, – и повела деда к машине.

Дед шел на негнущихся ногах. Вспотел. Соленые едкие капли заливали глаза. Солнце казалось размытой жирной кляксой.

Ленка открыла багажник. Внутри лежал незнакомый мужчина, мертвый, окровавленный, с выпученными глазами, смотрящими в никуда. Был он одет в спортивные шорты и футболку, на ногах кроссовки. Особенно ярко почему-то выделялись загорелые волосатые лодыжки. На груди спутались провода от наушников.

– Я его ударила, – сказала Ленка. – И когда он упал, я еще несколько раз, по виску, вот здесь, пока не хрустнуло. Не удержалась.

Дед молчал, разглядывая сначала труп, а потом Ленку. Она неосознанно, инстинктивно растирала затылок в том месте, где в череп была вставлена пластина.

Закружилась голова.

– Это же… – он хотел объяснить, что в багажнике не Пашка, а кто-то другой, незнакомый. Что-то всколыхнулось в животе, обожгло горячим. Обернулся, почувствовав, будто зовет его кто-то. Двор был пуст. Ветер гнал по траве первые опавшие листья. Из-за дома, из самых глубин сада донесся едва слышный звук, похожий на неразборчивый шепот.

– Есть хочет, – сказала Ленка не своим голосом.

– Что?

– Есть, говорю, хочется. С утра крошки во рту не было. С ума сойду скоро…

Ленка продолжала остервенело расчесывать затылок. Сигарета выпала из губ и тлела под ногами.

– Ты встречалась с ним? – спросил дед. – Жила?

– Конечно. Забыли совсем? Не могла же я так надолго уехать от вас, – Ленка сдавленно хихикнула, будто что-то держало ее за горло.

Человек в багажнике был похож на Пашку – почти такого же телосложения, такой же овал лица, те же темные волосы…

Дед похлопал его по карманам, вытащил бумажник, обнаружил водительские права на имя Ярослава Перепелкина, восемьдесят девятого года рождения. Машина, на которой приехала Ленка, была оформлена на него.

– Отдай его мне, – сказала Ленка из-за плеча тем самым голосом.