Самая плохая адептка (СИ) - Страница 2

— Будет тебе пансион! Мы с тобой поменяемся!

— Как это?

— Да очень просто. Ты едешь вместо меня танцевать и готовить примочки красоты, а я…

— Вместо меня к тетушке Лижбет? — догадалась сестра.

— К тете я, разумеется, ненадолго заскочу, но на самом деле отправлюсь поступать в Провинциальную магическую академию. Заодно и на жениха посмотрю — что мне за счастье такое привалило.

— Ничего не понимаю, — захлопала глазами сестра. — Как же ты увидишься с тетушкой, если поедешь в академию?

— Ты помнишь, где живет тетя Лижбет?

— В Ликарнии. Это какая-то дыра на границе с Протумбрией. От нас очень далеко, — тяжело вздохнула Валежка, вероятно представив захолустье во всей красе.

— Именно! Ликарния по соседству с Протумбрией и… с академией! — торжественно пояснила я. — Остановлюсь у тети, она сослепу и не разберет, какая из племянниц к ней пожаловала. Совру, что посещаю курсы кройки и шитья или кружок магического домоводства, а сама буду ездить на занятия в академию.

— Элиска, как же ты все здорово придумала! Ты такая умная, — с восхищением произнесла сестрица. — Тебе обязательно нужно учиться! Только боюсь, меня в пансионе разоблачат, ведь они будут ждать тебя.

— Да кто догадается? Пансион закрытый, деньги отец наверняка заплатил немалые, какая им разница, кто из сестер Кошмаректам учится!

— А твоя Провинциальная академия — та еще дыра, там тоже никого из знакомых не встретишь! — Валежка вдруг нахмурилась: — Только придется сознаться ректору в том, что ты его невеста. Он тебя по фамилии вычислит, она у нас слишком известная.

— А я скажу, что документы потеряла, — не сдавалась я. — Что-нибудь придумаю, главное — поступить!

— Обязательно поступишь и станешь самой лучшей адепткой! — обнадежила сестра. — Ладно, Элиска, давай собирать вещи. Мне нужно столько с собой взять!

И Валежка принялась вытаскивать из шкафа роскошные наряды, которые в один саквояж точно не поместятся. Я тоже отправилась в свою комнату паковать книги по анатомии, тетради с рецептурами и флаконы с ингредиентами для зелий. Уверена, и редкие сушеные лапки тысячелистниковой козявки, и настойка ахирантеса десятилетней выдержки мне обязательно пригодятся — ведь я собираюсь стать лучшей на целительском факультете!

Вечером я попрощалась с папенькой и Валежкой, села в поезд и помахала из окна вагона родителю ручкой, даже утерла для приличия единственную, выдавленную с трудом слезинку. А сошла уже на следующей станции и час провела в привокзальном кафе. Там меня и обнаружила сестрица, которая совершила похожий маневр. Да, мы не ищем легких путей, но папеньку необходимо убедить в том, что дочери уехали. Хорошо, у меня были собственные деньги на новые билеты, даром что ли я последние четыре года работала на семейные аптеки. Нам с сестрой пришлось провести на вокзале еще час, дожидаясь поезда. Это время мы потратили с пользой, применив маскировку. Я с трудом втиснулась в Валежкино платье и прикрыла шалью все то безобразие, что бесцеремонно вываливалось из корсета. На голову мне сестрица нахлобучила блондинистый парик. Куплен он был в спешке в одном из привокзальных магазинчиков, качество еще то: волосинки напоминали солому, а прическа — взъерошенную траву. Но алхимичить с волосами было некогда, как и применять сложный грим. Поэтому Валежка поколдовала над моим лицом, пощекотала кисточкой щеки и смазала губы липкой помадой. Я чихнула и облизнулась.

— Не ешь помаду! Знаешь, сколько я за нее заплатила?! — укорила меня сестра.

— Даже знать не хочу! — проворчала я и нахмурилась, рассматривая свой новый образ в зеркале дамской комнаты.

Если Валежка думала, что в жутком парике и с яркой розовой помадой я стану похожа на нее, она жестоко ошиблась. Из меня вышла какая-то сельская простушка, заявившаяся из полей прямо на бал.

— И не забывай — на тебе один из моих лучших нарядов из последней коллекции лиры Шарнель! Береги платье! — зудела сестра, поправляя оборки на моей груди.

— Да как тут забудешь! Я в эту «шинель» еле влезла. Боюсь, что как только сяду — швы по бокам разойдутся!

— А ты не садись! И не ешь в дороге! Хотя я шнуровку ослабила, можешь воды попить, — разрешила Валежка, а затем тяжело вздохнула, рассматривая мое платье, полученное в обмен. — Кажется, ты перепутала и привезла серый мешок!

— Вовсе не мешок, а очень удобный сарафанчик, — буркнула я, привязывая к животу и бедрам сестры маленькие подушки. — И ничего не серый! Ткань приятного туманного цвета, прочная, не мнется. Фасон свободный: ешь — не хочу.

— «Не хочу» — это явно не про тебя, — фырнула сестрица, с интересом наблюдая за тем, как я прячу ее стройную фигуру за бесформенным нарядом и белоснежные локоны под темный парик с пучком.

Конечно, Валежка не стала мной, но какое-то смутное сходство с оригиналом возникло. Главное, ее неземная красота не так бросалась в глаза. Правда, и моя не бросалась. Да что там "не бросалась" — она уже много лет спала беспробудным сном!

С вокзала мы с сестрой дали телеграммы в пансион и тетушке о задержке в пути. Устроив Валежку в вагоне первого класса и убедившись, что поблизости нет типов сомнительной наружности, я обняла сестрицу, передала ей свои документы и напомнила, чтобы она не забывала отправлять мне письма.

Как только поезд тронулся, я отправилась на свой перрон, а вскоре уже заходила в вагон. В уютном одноместном купе я расположилась на удобном диване и под мерный стук колес, мечтая об академии, задремала.

Будеж, городок, в котором проживала тетушка Лижбет, оказался маленьким, провинциальным и, как ни странно, очень милым. По прибытии на вокзал я тут же разузнала о поездах, ежедневно отправляющихся из Ликарнии в Протумбрию. Оказывается, путь до академии занимал меньше часа. Как же все удачно складывалось! Остается придумать, что соврать тетушке, но с этим я разберусь позже. А пока заметила на перроне старичка с табличкой в трясущейся руке «Валежка Кошмарек». Как только я приблизилась, мужчина прищурился:

— Лира Кошмарек? Я сразу вас признал! Вылитая вдова Лижбет в ее молодые годы! Только что-то вы припозднились.

— Я перепутала время, села на другой поезд, — произнесла в оправдание, подавив усмешку. "Признал" это сильно сказано, кроме меня из молодых дам на перроне никого не было.

— Бывает, дело молодое, — пожал плечами мужчина и поковылял к стоянке мобилей.

Я последовала за ним, уже потянулась к дверце длинного серебристого красавца, как услышала довольное кряканье.

— Ну вот и моя малышка. — Старик открыл дверь маленького красного недоразумения, что стояло по-соседству с роскошным мобилем, и закинул мой увесистый саквояж на заднее сиденье. — Эта крошка давно мне служит! А шустрая какая!

Вздохнув, я с трудом втиснулась на пассажирское место, и мобиль, долго фыркая и кряхтя, тронулся.

Пока мы медленно ехали по городу на «шустрой» крошке, я краем уха слушала городские байки. А вскоре мобиль со страшным скрипом притормозил возле двухэтажного ярко-желтого особняка с розовыми колоннами и рыжей черепичной крышей. На скромное жилище болезной вдовы дом никак не походил. Да и судя по всему, тетя чувствовала себя неплохо. Из распахнутого окна доносился смех.

На пороге дома меня встречала дородная дама с добродушным лицом, в белом чепце и фартуке. Из переписки с тетей я знала, что за ней ухаживала помощница — Марта. Женщина приказала водителю отнести багаж наверх, а сама провела меня в гостиную. Но прежде чем войти, Марта громко покашляла, постучала кулаком в дверь и какое-то время потопталась на пороге. Только после этого меня впустили внутрь.

На диване, укутанная в плед, дремала тетя Лижбет. Я заметила край ярко-желтого платья и мысы такого же цвета туфелек, а на голове красовался кружевной чепец, из-под которого выглядывали рыжие, то ли крашеные, то ли накладные, кудряшки. Я собиралась поздороваться и сделать тете комплимент, что она чудесно выглядит несмотря на возраст, тугоухость, слепоту, радикулит и маразм. Вдруг тетушка вздрогнула и ее лицо скривилось от боли. Я не удержалась и бросилась к старушке.