Сальмонельщики с планеты Порно - Страница 53

Когда джунгли наконец кончились, снова наступила ночь. Мы включили фонари, что висели на поясе, и продолжили путь на запад вдоль волнистой отлогой опушки.

Скоро мы вышли к мелкой речке, которая брала начало в горах на севере, километрах в пяти, и решили устроить лагерь на скалистом берегу. Мы порядком устали — пришлось много бегать — и слегка опьянели от того, что в атмосфере планеты кислорода было больше, чем на Земле.

— Теперь можешь двигать в Мамардасию. Граница совсем рядом, — обратился Могамигава к Ёхати, — Что делать — ты знаешь. Мы тебе не раз объясняли.

— Я же мужчина, — хохотнул Ёхати. — Нечего мне объяснять.

— Дурак! Я не в этом смысле, — Могамигава скорчил гримасу.

— Тебе лучше совсем раздеться, — предложил я Ёхати, показывая на его ноги; после того как бегемот сорвал с него брюки, он щеголял в трусах, которые нашлись в его запасах, — Голого они тебя скорее пустят. Вещи на спине понесёшь.

— Правильно, — Раздеваясь, Ёхати что-то весело промурлыкал себе под нос.

— Ишь развеселился. Смотреть противно, — пробормотал Могамигава в сторону, чтобы Ёхати не услышал.

В чём мать родила, с рюкзаком на голове, в котором лежали телеком и кое-что из необходимого, Ёхати, пританцовывая, шагнул в реку, перебрался на тот берег и скрылся среди деревьев.

— Весёлый парень, — Криво усмехнувшись, Могамигава улёгся на землю.

Я тоже прилёг, выбрав место на песочке. Мамардасийцы круглый год ходят голые. Понятно, что в таком здоровом климате да без докучающих насекомых можно спокойно спать без всякого одеяла.

— Там он сможет иметь женщин, сколько захочет. Будет куда силу деть, — Я широко зевнул, и с этими словами на меня налетели чёрные духи сна.

Проспал я всего два часа — проснулся от слепящих лучей, которыми нас поливали сразу два солнца. Вот что было плохо устроено на этой планете. Большинство людей, оказавшихся здесь впервые, страдали от бессонницы из-за нарушения биоритма.

Сварив в походном котелке рис, я открыл банку говяжьих консервов «Саката ленд» и поел. Потом стал варить кофе на речной воде и увидел Могамигаву. Когда я проснулся, его на месте не оказалось, а теперь он вернулся с тремя реликтовыми коконами в руках.

— Давайте прямо сейчас разрежем, — предложил он. — Я не успокоюсь, пока не узнаю, что там. Есть ножницы?

— Есть.

Я извлёк из коробки для гербария ножницы, которые использовал для вскрытия, и рассёк один кокон по прямой — от отверстия на макушке до основания.

Внутри, в позе зародыша, в околоплодной жидкости, образовавшейся, видимо, из растворившихся внутренних стенок кокона, плавал гибридный детёныш с ещё закрытыми глазами. У него было тело паука-няньки и голова тапиро-кабана.

— Помесь паука-няньки и тапиро-кабана, — констатировал я. — Получается, паук сам замотал в кокон своего гибридного детёныша?

— Хм-м, — почему-то недовольно фыркнул Могамигава и жестом показал, чтобы я вскрывал остальные коконы.

В них мы обнаружили не гибридов, а маленьких пауков-нянек, уже покрытых шерстью и с распахнутыми глазами. На воздухе они пришли в сильное возбуждение и стали издавать странные крики. Мы с Могамигавой переглянулись.

— Это же разбуди-жену!

— Вот, значит, откуда этот крик!

— Сона! — сказал Могамигава, хватая паучков, чтобы они не убежали, и внимательно их рассматривая, — Зачем они упаковывают в коконы собственных детей? Они же не гибриды.

— Может, это такой способ выращивания потомства? Пауки не могут отличить своих детёнышей от гибридов, которые производят на свет другие животные. Увидят малыша — и тут же начинают его обматывать… — Я оборвал себя на полуслове и уставился на Могамигаву, — То есть…

Он кивнул:

— Я думаю, что эти паучата не способны к воспроизводству. Не могли бы вы прояснить этот вопрос? Можете воспользоваться моим электронным микроскопом.

— Хорошо.

До микроскопа дело не дошло. И так было видно, что у паучат отсутствуют половые органы. У другого кокона — гибрида паука-няньки и тапиро-кабана — они оказались сильно недоразвитыми, рудиментарными.

— Все гибриды первого поколения, лишённые способности к воспроизводству, мутируют в пауков-нянек, — вздохнул я, — Как вы догадались?

— Просто я предположил, что раз пауки не способны производить себе подобных, значит, они могут выращивать детёнышей других видов, — с некоторой гордостью заявил Могамигава, — Ещё я заметил, что ниша, занимаемая пауками в джунглях, необычно велика. Стоит поднять голову — обязательно увидишь на дереве паука. Вот я и подумал: это же доминирующий вид! И убедился в этом, когда мы увидели, что реликтовые коконы — продукт паука-няньки, и если учесть, сколько коконов висит на деревьях…

— Очень может быть, что так оно и есть!

Рассматривая рассечённый кокон, я сунул палец в густую, вязкую жидкость.

— Наверное, эта жидкость служит возбудителем спонтанных видоизменений. В ней причина эволюционной деградации паука-няньки, который, судя по всему, — низшая форма жизни на планете. Такое часто случается у низкоорганизованных видов — под влиянием какого-то внешнего стимула происходит аномальный метаморфоз, и вид, уже прошедший определённый путь эволюции, начинает регрессировать. Согласно вашей точке зрения, к этой планете должна быть применима теория обратной эволюции. Следовательно, паук-нянька предотвращает дальнейшую регрессию и дивергенцию видов. Иными словами, на этой планете аномальный метаморфоз стал тем, что Гёте называл «нормальным метаморфозом».

— Мне всё больше кажется, что мы имеем дело с искусственной экологической системой, — задумчиво проговорил я.

— Я тоже стал смотреть на мамардасийцев несколько иначе. Всё-таки у них очень высокая духовная культура, наука и техника, — согласился Могамигава, — Разумеется, создать полностью искусственную экосистему практически невозможно, однако они, похоже, запустили обратную эволюцию высокоорганизованных форм жизни и имели технологию, позволявшую сдерживать дивергенцию. Но даже если её у них не было, они, по крайней мере, верили, что происшедшие от них высокоорганизованные виды обязательно будут мирно сосуществовать друг с другом, как подобает их планете. В общем-то, так и получилось. Больше того, даже низкоорганизованные виды и растения и те эволюционировали таким образом, что смогли встроиться в экосистему высокоорганизованных видов. Или, может быть, только эти виды избежали уничтожения и прошли через адаптивное распространение.

— Я считаю, дело даже не в том, была у них технология или нет. Они просто применили к теории эволюции обратную логику. На тех планетах, где действует теория эволюции, всегда существуют отношения хищник — жертва. Там даже человек — «конечное животное» — обязательно должен иметь инстинкт агрессии, из-за чего разрушается природа, начинаются войны и так далее. В данном случае всё наоборот — если удалось создать планету, где работает теория регрессии и отношения между видами и особями основаны исключительно на половом влечении, там мир и природа должны сохраняться. Вместо системы Танатоса, в которой господствует принцип «съешь сам или съедят тебя», должна быть создана экосистема Эроса, где все живые существа любят друг друга. Мамардасийцы, будучи пацифистами, похоже, были глубоко убеждены в этом. Размышляя о туманной природе дуализма, который в последние годы исповедовал Фрейд, я склоняюсь к мысли, что подобная эротическая экология больше заслуживает того, чтобы называться в нашем космосе традиционным, широко распространённым направлением.

— Не знаю, откуда они сюда прибыли, но у меня нет сомнений, что их родная планета — отнюдь не образец для подражания, — проговорил Могамигава, впадая в не совсем свойственную ему сентиментальность, — Вполне возможно, она очень напоминает нашу Землю.

У меня было такое же чувство. Мы посмотрели друг на друга и вместе рассмеялись.

— Ну что? Попробуем связаться с Ёхати? — предложил я после кофе и достал телеком, — А то он там забудет, зачем его послали.