Сальмонельщики с планеты Порно - Страница 12

Я выглянул в иллюминатор и увидел парящую рядом с самолётом чайку.

— Это, должно быть, Джонатан Ливингстон, — громко сказал Хатаяма. — Единственная чайка, которая может угнаться за самолётом.

— Ха! Не она такая быстрая, а мы такие медленные, — заметила жена Горохати, — Ветер встречный.

Хатаяма перепугался всерьёз:

— Но самолёт может потерять скорость, если будет лететь так медленно. Нет?

Женщина рассмеялась:

— Ха! Хочешь сказать, падать будем? В последнее время у нас таких случаев не было.

— А до этого, значит, были?! Так, что ли? — Хатаяма высморкался прямо на пол.

— Ну ты мастак! — снова восхитился бельмастый, — Научил бы.

— Уже вроде на месте должны быть, — сказал я, — Где мы?

— Вот именно: где мы? — Жена Горохати наклонила голову, — Давно уже надо было сесть. Но я из-за туч земли не вижу. С курса, что ли, сбились?

— Она говорит: с курса сбились, — вытаращил глаза Хатаяма.

— Замолчишь ты или нет? — гаркнула жена Горохати, подтягивая лямки, на которых висел младенец.

Хатаяма втянул голову в плечи, приняв эту реплику на свой счёт.

— Эй, подержите руль кто-нибудь. Мне ребёнка покормить надо, — заявила жена Горохати.

— Давай я, — откликнулся Пунцовый Нос, невозмутимо поднимаясь со своего места.

Хатаяма снова высморкался и заголосил:

— Выпустите меня отсюда! Я хочу выйти! Где тут у вас парашюты?

— Чего нет — того нет. Хочешь сломанный зонтик? Вон, в углу валяется, — жизнерадостно рассмеялся бельмастый.

Жена Горохати передала штурвал Пунцовому Носу и примостилась на одном из пассажирских сидений. Распахнув что-то вроде халата, достала грудь размером с мячик для софтбола и сунула младенцу в рот шоколадный сосок.

— Ты опять психанешь, если я скажу что-нибудь? — спросил Хатаяма со слезами на глазах.

— Можешь не сомневаться, — ответил я и обжёг его взглядом, чтобы он не вздумал больше грузить своей болтовнёй, — Так что лучше молчи.

— Ничего сказать нельзя! — Хатаяма заелозил в своём кресле, — Сразу орать начинаешь. Боишься, как бы шеф тебе пистон не вставил? Ты всё время об этом думаешь, чтобы о страхе забыть. Что? Не так? — Он смотрел на меня налитыми кровью глазами, — Скажи, ведь страшно тебе? Страшно?

— А если и так? — проорал я, — Что изменится-то?

— На шефа мне наплевать. Мне жизнь дороже. Пусть говорит что хочет. Вот так! — пронзительно кричал Хатаяма. — Потому что я — фотограф! Понятно? Если что — не пропаду. Как-нибудь на жизнь заработаю. Мне бояться нечего! Пускай шеф с ума сходит, пускай увольняет к чёртовой матери. Но ты — другое дело. Ты что, работу любишь? Да ни фига подобного! Шефа ты боишься, вот что. Работу не хочешь потерять, вот и боишься.

— Заткнись! — крикнул я, вскакивая. — Ещё слово, и я тебе в морду дам!

Задрожав под моим грозным взглядом, Хатаяма схватился за промежность.

— Мне отлить надо.

— Удобства в хвосте, — сказала жена Горохати, не отрываясь от ребёнка, — Только там барахло. Он у нас заместо шкафа. Так что там не получится.

— А где тогда?

Бельмастый топнул по лежавшей в проходе циновке:

— Тут в полу дырка есть. Лей в неё, чего там.

Сидевший вместо пилота Пунцовый Нос обернулся:

— Погодите вы. Вдруг мы сейчас над горой Инари[3] пролетаем. На неё ссать — к несчастью.

— А я не могу больше терпеть! — завопил Хатаяма. Он отодвинул циновку и быстро высунул в дырку свой прибор, — Извините.

Перед кем он извинялся, я так и не понял.

Гул моторов вдруг ослабел. Самолёт накренился на один бок, издавая какое-то странное шипение. Я выглянул в иллюминатор. Левый винт не вращался.

Я ткнул пальцем в иллюминатор. «Э-э… э-э…» — из моего рта вырывались только нечленораздельные звуки.

— Что, опять заглох? — услышал я голос жены Горохати.

Процесс кормления закончился, младенец уснул. Снова пристроив его за спиной, она поднялась с места, потянулась и, обратившись к Пунцовому Носу:

— Ну-ка, давай я сяду, — снова уселась за штурвал.

— Что случилось? — спросил всё ещё сидевший на корточках в проходе Хатаяма.

— Один винт остановился, — ответил я, будто ничего не случилось.

Хатаяма тихо засмеялся:

— Ихи-хи-хи! Я тебе говорил? Говорил? — И завыл: — Этот сон или виденье…

— Может, метлой по крылу стукнуть? — предложил Пунцовый Нос. — В прошлый раз помогло.

— Это без толку, — отвечала жена Горохати. — Керосин кончается.

Хатаяма голосил нараспев:

— Встанем грудью за императора…

— Гляди-ка, — встрепенулась жена Горохати, — Облака-то раздуло. Вон она, земля! Ишь, куда мы забрались!

— В рай, — навзрыд пропел Хатаяма.

«Так, глядишь, в Южную Корею залетим», — подумал я.

— Да, что-то я многовато в сторону заложила. Вон мы где. Шоссе Онума. — С этими словами она толкнула штурвал вперёд, — Будем садиться. Здесь как раз заправка есть.

Я подскочил на месте.

— Да вы что?! Как можно на шоссе садиться?! Там же машины!

— He-а! Всё будет нормально, — вставил слово бельмастый. — В Сэдзири дорожные работы, так что машин мало. А из-за тайфуна сегодня там вообще никого не будет.

— Откуда ты можешь знать? — взвыл Хатаяма, — Машины — там, а самолёт — здесь!

— Как ни крути, другого не придумаешь. Надо на шоссе садиться. На школьный двор не получится — там деревьев больно много, — постановила жена Горохати, закладывая сумасшедший вираж.

Самолёт громко заскрипел; казалось, того и гляди рассыплется. Кабину сильно затрясло. Хатаяма громко вскрикнул. У меня во рту стало сухо, как в пустыне.

Внизу, прямо под нами, побежала серая полоса шоссе. За несколько мгновений до того, как шасси коснулись асфальта, навстречу мелькнула легковушка. Она проскочила у нас под левым крылом всего в нескольких сантиметрах. Колёса аэроплана ударились о землю, он подпрыгнул раз, потом другой… Я глянул в лобовое стекло и увидел несущийся прямо на нас самосвал.

— А-а-а!.. Ну, всё!.. — заорал я, съёжившись в комок.

— Ничего, объедет, — успокоил меня бельмастый.

Водитель самосвала запаниковал и на полной скорости вылетел с дороги в поле.

Самолёт остановился как раз напротив бензоколонки. «Кто её знает — может, жена Горохати и в самом деле классная лётчица», — мелькнуло в голове.

Не успели мы остановиться, как Хатаяма рванулся к выходу и отворил дверь. Игнорируя лестницу, выпрыгнул прямо на асфальт и уткнулся в него лицом. Прошло несколько секунд. Сколько он будет так лежать, подумал я и тут заметил, что он в экстазе целует землю.

Вслед за женой Горохати я спустился по лестнице. Шоссе огибало гору, к подножию которой прилепилась бензоколонка. За ней стеной поднимался покрытый красной глиной склон. По другую сторону шоссе тянулись засаженные овощами поля.

— У нас керосин кончился! — громко смеясь, обратилась к молоденькому заправщику жена Горохати; он смотрел на нас во все глаза. — Заправь машину. Мы сразу в Сиокаву полетим.

— Я ещё никогда самолёты не заправлял, — признался парень, вставляя топливный шланг в лючок на крыле, на который указала жена Горохати.

Бельмастый и Пунцовый Нос тоже выбрались из кабины.

— Ну как? Ещё раз полетите? — Крестьяне презрительно засмеялись.

Я открыл свой ежедневник и посмотрел на карту. Онума была в тридцати километрах к востоку от Сиокавы.

— Только не я, — сердито косясь на меня, бросил Хатаяма, выбираясь из самолёта, куда он лазил за своей фототехникой.

— Но здесь поблизости нет железнодорожной станции, — заметил я как бы между прочим, — Как ещё до Сиокавы добраться? Даже если попутку поймаем, всё равно опоздаем на вечерний поезд.

Хатаяма выпучил глаза.

— Ты собираешься снова лететь на этом? — ярился он. — Совсем с ума спятил! Это в тебе спесь играет! Ладно! Хочешь на тот свет — пожалуйста! А меня — уволь! Я здесь подожду, пока тайфун пройдёт! — Он решительно тряхнул головой. — Понял? Я остаюсь!