Салат из креветок с убийством - Страница 7

— Хозяин показал ему не то, что тот предполагал увидеть.

— Совершенно верно. Гость понимает, что хозяин его дурачит, хватает статуэтку…

— Будучи в состоянии аффекта?

— Посмотри, как методично он потом осматривал содержимое ящиков! Это говорит о состоянии аффекта? Мне кажется, Рон, что причиной убийства была все-таки именно эта бумага, этот рецепт…

— Тогда почему гость его не забрал?

— Не знаю, — мрачно сказал Беркович.

Знакомых у Плоткера оказалось великое множество — судя по записям в записной книжке и по списку абонентов в памяти телефонов, обычного и мобильного. Повара из известных ресторанов, кулинары, но не только они, а еще генералы, дизайнеры, программисты, брокеры, фалафельщики… Сотни фамилий, и каждую предстояло «проработать», от одной мысли об этом у Берковича разболелась голова. Полный список он, однако, составил и занес в компьютер, но прежде чем отправиться по первому адресу (Барух Авиезер, метрдотель в ресторане гостиницы в Нетании), принял таблетку акамола, положил перед собой на столе листок с рецептом, найденным возле трупа, и погрузился в чтение.

“Креветки, 340 грамм, нарезать на 16 кубиков… Сыр овечий: 215 грамм, плоскими пластинами толщиной 2 миллиметра… Чаддар: 2000… Чеснок: 3 головки, нарезать на 12 частей… Паприка: 11 граммов, на две части”…

Если это кулинарный рецепт, то очень странного свойства. Беркович не был не только специалистом в кулинарии, он даже приличный шашлык — блюдо, которое традиционно ни один мужчина не позволит готовить женщине, — не смог бы соорудить без посторонней помощи. Но при всей своей невинности в области приготовления пищи, перечитав бумагу, найденную возле трупа, Беркович вынужден был сделать вывод, что ничего, услаждающего вкусовые рецепторы, по этому рецепту приготовить невозможно. Что это такое: 215 граммов сыра, нарезанного ломтиками по два миллиметра? Кто так взвешивает и кто так нарезает? Это же салат должен быть, а не химическое вещество для лабораторных экспериментов! И можно себе представить, что получится, если тремя головками чеснока приправить 340 граммов креветок. Возможно, какая-нибудь восточная (ну очень уж восточная, судя по всему!) кухня? Или кухня индейцев племени чероки, а может, специальный рецепт, использованный какой-нибудь местной Лукрецией Борджиа…

Беркович набрал номер телефона эксперта.

— Ты тоже над этим думаешь? — сказал Хан, выслушав жалобы старшего инспектора. — Мне этот рецепт не дает покоя, странный он, конечно. Как и ты, я подумал, что с его помощью собирались кого-нибудь отравить, но, уверяю тебя, это невозможно — разве только вызвать временное несварение желудка, поскольку съесть эту дьявольскую смесь способен только сумасшедший.

— Восточная кухня… — начал было Беркович, но Хан прервал его возмущенным возгласом:

— Борис, восточная кухня — самая изысканная в мире! Пища острая, да, но каждый ингредиент выверен и точно соответствует всем прочим, чтобы вызвать нужное вкусовое ощущение. Подать на стол салат Плоткера — значит, навсегда лишиться гостей. Если продукты свежие, никто, понятно, не отравится — разве что сплюнет, взяв в рот первый же кусок…

— И если, — резюмировал Беркович, — этот так называемый рецепт Плоткер пытался подсунуть своему гипотетическому гостю…

— Ты полагаешь, тот так возмутился, что схватил статуэтку и…

— Нет, конечно, — вздохнул Беркович. — Но ведь почему-то именно эту бумагу Плоткер держал в руке, когда его убили.

— Это не рецепт, Борис. Только сумасшедший кулинар может…

— Так нашел убийца то, что искал, или не нашел? — перебил Беркович приятеля.

— Нашел, скорее всего. В запасе у него была вся ночь — тело ведь обнаружили только утром.

— Будем исходить из этого, — вздохнул Беркович.

Последующие дни — до конца недели — слились для старшего инспектора в одну непрерывную линию: разговоры, разговоры, разговоры… С друзьями покойного, с его дальними родственниками (близких просто не оказалось, и соседи были правы: сын даже не прилетел из Австралии на похороны: билеты, мол, нынче, дорогие, ничего себе семейка…), с бывшими сослуживцами, с клиентами, кулинарами…

Убийца за это время мог покинуть страну, спрятаться, затаиться, но, скорее всего, жил обычной жизнью, будучи уверен в том, что следов не оставил, свидетелей не было, и ничего против него полиция найти не сумеет.

Беркович тоже все больше в этом убеждался и понимал, что предчувствие в то утро его не обмануло: не зря у него было плохое настроение, нет, не зря…

Странная бумага, то ли рецепт, то ли пародия на кулинарный справочник, тоже не давала Берковичу покоя. Он давно выучил наизусть два десятка строчек: названия продуктов, числа, вес, температура. Бессмыслица текста приводила его в бешенство, и он уже мог прекрасно себе представить, как пришедший к Плоткеру клиент, получив вместо обещанного рецепта эту нелепую писанину, хватает со стола статуэтку и с возгласом “Сам ешь эту гадость!” обрушивает бронзового повара на голову хозяина.

Что-то здесь было не так. Не зря Плоткер держал эту бумагу отдельно от остальных рецептов.

После работы, закончив очередной допрос и не получив полезной для дела информации (и ведь вполне могло быть, что убийца уже проходил в числе допрашиваемых!), Беркович сидел в своем кабинете и в который раз перечитывал не имевший никакого кулинарного смысла рецепт. Что означали, к примеру, слова: “Чаддар, 2000”? Он консультировался у Вики Топаллер, шеф-повара ресторана в гостинице “Дан Панорама”. “Чеддер, наверно, а не чаддар, — сказала она. — Огласовок нет, читать можно и так, и этак. Чеддер — сыр такой. Но согласитесь, два кило — многовато на триста граммов мяса”.

Действительно, два килограмма пикантного сыра… Беркович перечитывал текст, снова и снова пытался обнаружить в нем какой-то, еще не понятый им смысл. Позвонила Наташа, спросила: “Ты сегодня домой собираешься? У нас будут гости, Варшаловичи”…

— Сейчас, — сказал Беркович. — Послушай, для чего можно использовать два кило чаддара… то есть, я хотел сказать — чеддера, сыр такой.

— Так чаддара или чеддера? — раздраженно переспросила Наташа.

— Чеддера, конечно, чаддар — нет такого сыра…

— Сыра нет, верно. Чаддар — фамилия. Автор справочника по компьютерам. Мы им на курсах пользовались. Есть несколько изданий, последнее вышло в двухтысячном году.

— При чем здесь компьютеры? — недовольно сказал Беркович. — Я тебя о сыре спра… Погоди, в каком году, ты говоришь, вышел справочник?

— В двухтысячном, а что?

— Извини, Наташа, я перезвоню, — пробормотал Беркович и положил трубку.

Черт. Чаддар, 2000. Конечно. Не два кило сыра, а спавочник Чаддара двухтысячного года!

И что? Сварить из этого справочника бульон?

Но ведь единственной книгой, не относившейся к кулинарии, на полках в салоне Плоткера была толстая книга о компьютерах. А он даже не посмотрел, кто автор.

Через полчаса Беркович стоял перед книжным шкафом и держал в руках толстый фолиант, на обложке которого было написано: “WINDOWS для всех. Рудольф Чаддар, 2000 год”.

И что? Допустим, в “рецепте” Плоткера упоминалась эта книга. Почему? Какое отношение WINDOWS могут иметь к 340 граммам креветок и трем головкам чеснока?

А если?

Беркович положил на стол бумагу, от одного вида которой у него начиналась депрессия, рядом — справочник Чаддара, и принялся перелистывать страницы, переводя взгляд с бумаги на книгу.

Он сказал вполголоса “Эврика”, позвонил Наташе, предупредил, что скоро будет, и покинул квартиру, захватив с собой том Чаддара.

— Арончик уже спит? — спросил он жену, приехав домой в половине двенадцатого ночи.

— Боря, — возмутилась Наташа, — ты совсем потерял представление о времени?

— Извини, — пробормотал Беркович. — Ты можешь мне помочь?

— Поймать убийцу?

— Для начала — понять мотив. Вот тебе том Чаддара…

— Зачем ты его притащил, у меня есть эта книга.

— Черт! Извини еще раз, я не подумал… Возьми Чаддара, хочешь своего, я буду называть тебе числа, а ты открывай соответствующие страницы и читай, что написано на соответствующих строчках.