Салат из креветок с убийством - Страница 13

— Мотив и способ, — бормотал под нос Беркович, возвращаясь в тот вечер домой. — Как бы теперь заставить этого типа признаться?

Признание, конечно, не королева доказательств, но если улики косвенные, без признания подозреваемого не обойтись.

На следующий день старший инспектор отправился в поликлинику той больничной кассы, членом которой был Цингер, и, дождавшись полудня, когда последний больной вышел из кабинета врача Перельмана, открыл дверь кабинета.

— Полиция? — удивился Перельман. — Что случилось?

— Пара вопросов, доктор, — сказал Беркович, усевшись на стул.

— Если речь пойдет о вопросах, требующих сохранения врачебной тайны… — начал Перельман.

— Какие нынче щепетильные врачи пошли! — воскликнул Беркович. — Говорил я недавно с одним… Впрочем, вы правы, конечно, и о деликатных вещах мы разговаривать не станем. Но ведь анализ крови одного из ваших пациентов не является конфиденциальной информацией?

— Ну… Думаю, нет, хотя, смотря…

— Давно ли Шай Цингер делал последний раз анализ крови, и каким оказался результат?

— Ну, это, конечно… Хотя непонятно, какое дело полиции до анализа крови пациента? Он что, вел машину в нетрезвом виде?

— Нетрезвый вид в некотором смысле имел место, — подтвердил Беркович.

— Но все равно непонятно, при чем… Вот. Последний раз Цингер сдавал кровь полтора года назад. У него нашли аллергию, и больше он у меня не появлялся.

— Да, он лечился у частного гомеопата.

— И помогло? — с интересом спросил Перельман. — Извините, офицер, но в гомеопатию я не верю, хотя многие воображают, что им помогает, а на самом деле…

— Обсудим это потом, — перебил Перельмана старший инспектор. — Не могли бы вы оказать услугу — позвоните Цингеру и скажите, что он должен срочно сдать анализ крови, буквально завтра, потому что…

— Действительно, почему так срочно? — с интересом спросил врач.

— А вы сами можете придумать причину? У меня, как вы понимаете, нет медицинского образования.

— Это связано с полицейским расследованием? — интерес Перельмана к делу увеличивался с каждой секундой, и Беркович не замедлил ответить утвердительно.

— Ну, хорошо, — Перельман поднял взгляд к потолку и сказал: — Вам нужно знать, как Цингер отреагирует на приглашение?

— И это тоже. Но еще важнее знать результат анализа, если Цингер не станет спорить.

— Договорились, — сказал врач. — Я вам позвоню, как только…

Позвонил он в тот же день ближе к вечеру и сказал с ясно слышимым сожалением:

— Цингер сказал, что не собирается приходить на анализ, потому что чувствует себя прекрасно, не видит причины и не имеет времени.

— Замечательно! — воскликнул Беркович. — Вы очень помогли следствию, доктор.

Он позвонил Цингеру сам:

— Это старший инспектор Беркович, я веду дело об убийстве Хаузера.

— Убийство? — изумился адвокат. — Даже так? Я слышал, это был несчастный случай.

— Убийство, — повторил Беркович. — И версия следствия такова: кто-то из присутствовавших на злосчастной вечеринке пил вместе с Хаузером напиток, в котором был мышьяк.

Беркович сделал паузу, ожидая реакции собеседника.

— Странная версия, старший инспектор, — уверенным тоном сказал Цингер. — Очень странная.

— Вы хотите сказать, что тот, кто пил отраву с Хаузером, тоже должен был умереть?

— Ну… Во всяком случае, оказаться в больнице. Вы что, ищете еще убийцу или самоубийцу?

— Убийцу, конечно, — сказал Беркович. — Видите ли, вариант, собственно, один: убийца заранее выработал у себя иммунитет к большим дозам мышьяка. Вот мы и решили взять у всех, кто был на том вечере, анализ крови, чтобы проверить… Вы ведь не откажетесь приехать завтра утром в нашу лабораторию, это не займет много времени, чистая формальность, мы пригласили всех… Просто, — добавил Беркович угрожающим тоном, — кто-то один останется в полиции, а всем другим, и вам, естественно, в том числе, беспокоиться не о чем.

— Утром? — переспросил Цингер.

— Да, к восьми.

— Я вообще-то занят… но если надо… конечно, буду, старший инспектор.

— А теперь, — сказал Беркович своему другу эксперту Хану, спустившись в который уж раз за этот день в лабораторию, — надо ждать вестей из аэропорта.

— Думаешь, он такой дурак, что попробует сбежать? — покачал головой Хан.

— Он далеко не дурак, но я загнал его в угол. Выбор у Цингера простой: или уехать, или явиться в полицию. Что бы ты предпочел на его месте?

— Некорректный вопрос, — пробормотал эксперт. — Я предпочел бы не убивать.

— Как по-твоему, куда он решит улететь? — продолжал размышлять Беркович. — Вечером и ночью вылетают рейсы в Рим, Мюнхен, Бухарест и Нью-Йорк. Виза в Штаты, кстати, у него есть.

— А на какой рейс остались билеты, это ведь тоже…

— На все, я выяснил. Итак, куда бы отправился ты?

— В Бухарест. С Румынией нет договора о выдаче преступников.

— Вот и я так думаю. Значит, с минуты на минуту…

Мобильный телефон зазвонил через полчаса.

— Вот и все, — сказал старший инспектор. — Сколько тебе нужно времени, чтобы сделать анализ?

— Меньше, чем тебе, чтобы заставить этого типа сознаться, — усмехнулся Хан.

Впервые за последние недели семейство Берковичей собиралось в гости — на день рождения к Ире, давней Наташиной подруге, вышедшей замуж за коренного израильтянина, страстно влюбившегося в голубоглазую и белокурую “русскую”.

Назначено было к семи, Берковичи приехали в половине восьмого, но гости еще и не начали собираться.

— Ой, — сказала Ира, рассаживая гостей за большим овальным столом, — здесь это в порядке вещей. Недавно Шломик ездил на деловую встречу, партнер опоздал на полтора часа и даже не извинился.

— Вот именно, — встрял в разговор Шломо Авидан, муж Иры, работавший менеджером в крупной фирме. По-русски он уже практически все понимал, но говорил с трудом и общаться предпочитал на иврите. — Правда, потом выяснилось, что у него произошло несчастье, и он потерял много времени, давая показания в полиции. Так что опоздал не по своей вине. Может, вы слышали, Борис, про отравление в Нетании?

— Нет, — покачал головой Беркович. — Это не наш округ. Правда, если бы это было убийство, происшествие все равно оказалось бы в сводке. Видимо, бытовое отравление?

— В полиции, в конце концов, так и сказали, — кивнул Шломо. — Но, по-моему, это чепуха, и Левингер — бизнесмен, с которым у меня была встреча, — тоже так думает. Это убийство, причем очевидное!

Было ясно, что Шломо очень хочет поделиться впечатлениями с профессиональным полицейским, и Беркович мысленно вздохнул.

— Расскажите подробнее, — сказал он. — Здесь какая-то тайна?

— Конечно! — воскликнул Шломо. — А лучше знаете что? Давайте я соединю вас с Левингером, услышите историю из первых уст. Я ведь могу и напутать, а тут главное — детали, верно?

Разговаривать с не известным ему Левингером Берковичу не хотелось, но и отступать было уже поздно. Шломо набрал номер и подозвал старшего инспектора к телефону. Голос в трубке оказался приятным рокочущим баском, говорил Левингер интеллигентно, объяснял толково.

— Речь идет о моем лучшем друге Марке, — сказал он. — У него был сердечный приступ, и он оказался в больнице. Врачи приняли меры, сутки спустя Марк уже свободно передвигался, и дело шло к выписке. Жена с дочерью посетили его утром, а под вечер посыльный привез в больницу для Марка коробку с шоколадными конфетами. Дело в том, старший инспектор, что Марк с юности пристрастился к маленьким шоколадкам, жует их по десять в день, они ему заменяют сигареты. Шоколадки он ест не всякие, а определенный сорт для диабетиков; не потому, что сам болен — просто они не такие сладкие. Это датские шоколадные конфеты — известная фирма. Продают этот сорт всегда в круглых металлических коробках. Такую коробку и привез посыльный, надписи на ней не было, но Марк, видимо, решил, что это жена послала коробку, чтобы лишний раз самой не ездить.