Саламандры: Омнибус (ЛП) - Страница 4
Отметки Дак'ира обвивали его ноги, руку, часть туловища и спины. Они были замысловатыми, и с добавлением каждого нового шрама становились все более детализированными. На лице же подобные отметки мог носить только ветеран множества кампаний, Саламандра с многовековой службой.
Цек склонил голову и отступил в тень. Обетный сервитор поплелся по его следу на выгнутых назад металлических конечностях, согнувшись под тяжестью сплавленной со спиной огромной жаровни. Астартес потянулся и погрузил обе руки в железную кальдеру, зачерпывая пепел из сожженного вещества, скопившегося на краях.
Дак'ир размазал белый пепел по лицу и груди, рисуя Прометеевы символы молота и наковальни. Это были одни из важнейших изображений в Прометеевых верованиях, которые, как полагали, придавали выносливость и силу.
— В груди моей пламя Вулканово бьется… — нараспев произнес он, делая длинный взмах рукой, чтобы вытянуть рукоять молота.
— … Которым сокрушу я врагов Императора, — завершил другой голос, позволяя Дак'иру накрыть верхушку рукояти ладонью, образовывая тем самым навершие молота, прежде чем показаться.
Брат Фугис вступил в свет жаровни, громко лязгая при движении. Он уже был облачен в зеленые силовые доспехи, но без шлема. Его кроваво-красные глаза ярко пылали в полумраке. Как и подобает космическому десантнику его должности, правое плечо Фугиса было окрашено в пепельно-белый цвет апотекариев, хотя на левом располагался символ ордена — рычащая пламенно-оранжевая голова саламандры на угольно-черном поле, — как у остальных боевых братьев третьей роты.
Тонколицый и пугающий, некоторые в роте предполагали, что Фугису скорее бы подошла более духовная специальность, нежели искусство исцеления. Но, оказываясь перед апотекарием, никто не осмеливался высказывать подобные «предположения» вслух из-за боязни возмездия.
Дак'ир отреагировал на внезапное появление апотекария менее чем приветливо.
— Что ты здесь делаешь, брат?
Фугис ответил не сразу. Вместо этого он провел биосчитывателем по телу Дак'ира.
— Капитан Кадай попросил навестить тебя. Анализы лучше проводить до того, как облачишься в доспехи.
Фугис замолчал, ожидая результаты биосканирования, его тонкое, как лезвие, лицо было натянуто подобно проводу.
— Руку, Астартес, — не глядя, добавил он, и указал на конечность Дак'ира.
Дак'ир протянул руку апотекарию, и тот, взяв ее за запястье, набрал в пробирку немного крови. После того, как она была вставлена в миниатюрную центрифугу, камера в его перчатке провела биохимический анализ.
— Всех моих братьев подвергли столь строгим проверкам? — сдерживая раздражение в голосе, спросил Дак'ир.
Фугис был явно удовлетворен результатами серологии, хотя тон его оставался сухим.
— Нет, только тебя.
— Если брат-капитан сомневается в моей силе воли, то ему следовало послать сюда капеллана Элизия.
Внезапно Фугис схватил челюсть Дак'ира в бронированный кулак и тщательно осмотрел его лицо.
— Как тебе наверняка известно, Элизий не на борту «Гнева Вулкана», поэтому проверить тебя послали меня.
Указательным пальцем другой руки Фугис оттянул черную кожу под левым глазом Дак'ира, заставив щеку окрасится в кроваво-красный цвет.
— Ты все еще испытываешь сомнамбулические видения во время боевых медитаций? — спросил он. Затем, явно удовлетворившись, он отпустил Дак'ира.
Брат-сержант почесал челюсть в том месте, где апотекарий сжал ее.
— Если ты имеешь в виду мои сны, тогда да. Это иногда происходит.
Апотекарий с непроницаемым лицом взглянул на приборную панель перчатки.
— Что тебе снится?
— Я снова мальчик, на Ноктюрне в пещерах Игнеи. Я вижу день, когда прошел испытания на Плато Синдара и стал Астартес, мое первое задание неофита…
Голос Саламандры затих, его лицо помрачнело от воспоминания.
Горящее лицо…
— Ты единственный из нас, единственный из Огненнорожденных, кого когда-либо избрали с Игнеи, — сказал Фугис, сверля Дак'ира взглядом.
— Какое это имеет значение?
Фугис никак не отреагировал на эти слова и вернулся к анализам.
— Ты сказал, «мы только хотели вернуть их обратно». Кого ты имел в виду? — спросил он через некоторое время.
— Ты был на Морибаре, — произнес Дак'ир и сошел с жаровни в котле. Разгоряченная кожа начала испускать пар, соприкоснувшись с холодным металлическим полом его кельи уединения. — Ты знаешь.
Фугис оторвался от своих инструментов и данных. Его глаза мимолетно смягчились от сожаления. Однако они быстро сузились, вновь спрятавшись за холодным безразличием.
Он безрадостно рассмеялся, его губы изогнулись скорее в усмешке, нежели в улыбке.
— Ты готов к бою, брат-сержант, — сказал он. — Высадка на Стратос начнется менее чем через два часа. Встретимся на палубе сбора шесть.
Затем Фугис механически отдал честь и повернулся спиной к брату Саламандре.
С уходом апотекария Дак'ир почувствовал облегчение.
— И, брат Дак'ир… Не все из нас хотят вернутся обратно. Не все из нас могут вернуться обратно, — сказал Фугис и растворился во тьме.
Поверхность Стратоса корчилась в бесконечных бурях. Кипящее буйство прочертила молния, и грозовые облака столкнулись в сильных вспышках, но лишь для того, чтобы разойтись несколькими секундами позже. Сквозь эти эфемерные промежутки в облаках показывались крошечные уплотнения отбеленных хлором скал и голой земли, окруженные кружащимся вихрем моря.
Над ярящейся бурей неслись, ревя турбовентиляторными двигателями, два «Громовых Ястреба» — «Огненная Виверна» и «Копье Прометея». Они направлялись к конгломерации городов в верхней атмосфере Стратоса. Названные уроженцами Стратоса «лофт-городами», эти огромные накрытые куполами метрополии из хрома и пласткрита служили домом приблизительно четырем миллионам тремстам тысячам человек, связанные между собою серией массивных небесных мостов. Из-за выделяемых океанами концентрированных испарений хлора, стратосцы были вынуждены поднять свои города с помощью питаемых плазмой гравитационных двигателей на такую высоту, что каждый нуждался в собственной атмосфере для того, чтобы жители могли там дышать.
Дак'ир все еще не мог забыть слов Фугиса, и ему очень хотелось, чтобы царившая внутри отсека санктуария «Огненной Виверны» суета заглушила его раздумья. Десантный отсек корабля был практически полон — двадцать пять Астартес, удерживаемых в стоячем положении в гравиподвесах, пока «Громовой Ястреб» совершал финальный спуск.
Ближайшим к спусковой рампе был брат-капитан Кадай, чей взор горел храбростью и твердой верой. Он был облачен в стилизованные под ящера доспехи ручной работы, и, как и его подчиненные, еще не надел шлем. Вместо этого, он прицепил его к поясу в виде воссозданного в металле рычащего огненного дракона. Его коротко остриженные волосы были белыми и обритыми в полосу, делящую голову пополам. Рядом с ним находилось его командное отделение, «Адская Стража»: Н’келн, заместитель Кадая, непоколебимый, если не бессердечный, офицер; чемпион роты Век’шен, который поверг бесчисленное количество врагов во имя ордена, сжимавший огненную глефу; почетный брат Маликант, несущий в битву знамя роты, и почетный брат Шен’кар, прижимавший к груди огнемет. Фугис был последним. Заметив Дак'ира, апотекарий сдержанно кивнул в его сторону.
В отсеке было темно. Глаза Саламандр пылали красным светом. Соскользнув с Фугиса, взгляд Дак'ира переместился на другого воина, от вида которого его взор холодно загорелся.
С другой стороны отсека на него пристально смотрел Цу’ган. Дак'ир сжал кулаки.
Цу’ган был воплощением Прометеева идеала. Сильный, стойкий, самоотверженный — он был всем тем, к чему должен был стремиться каждый воин Саламандр. Но глубоко внутри него таилась частичка высокомерия и превосходства. Он родился в Гесиоде, одном из семи городов-убежищ Ноктюрна, и месте основного набора в орден. В отличие от большинства жителей вулканического мира смерти, Цу’ган рос в относительном богатстве. Его семья была из благородного сословия племенных королей, находившаяся на незначительной вершине богатства и влиятельности ноктюрнийцев. Дак'ир был скитающимся пещерным жителем Игнеи и находился в самом низу. Сам факт того, что он стал Астартес, был беспрецедентным. Ведь так мало кочевых племен когда-либо доходило до священных мест, где посвященные проходили испытания, не говоря уже об участии и победе в них. Дак'ир был во многом уникальным. Для Цу’гана он же был отклонением. Став Астартес, они оба должны были оставить свое человеческое прошлое, но столетия укоренившегося предубеждения невозможно было подавить.