Сайлес Марнер [= Золото и Любовь., Золотые кудри., Сила Марнер, ткач из Равело] - Страница 4

Все эти события являются как бы предысторией к основному действию романа, которое начинается тогда, когда в Мэгги влюбляется Стивен Гёст — жених Люси, а в душе Мэгги просыпается ответное чувство. Это чувство она стремится подавить, ибо она не хочет принести горе Люси, отняв у нее жениха. Не хочет она также ранить сердце влюбленного в нее Филиппа Уэйкема, который верит, что в конце концов Мэгги все же выйдет за него замуж. Между тем любовь к Стивену властно захватывает ее, и она не в силах ей противиться.

Кульминационным пунктом романа является «похищение» Мэгги, — Стивен, под предлогом прогулки по реке, увозит ее на лодке так далеко, что они уже не могут вернуться в тот же день. Он умоляет ее тут же обвенчаться с ним. Но в Мэгги возникает нравственный протест против этой любви, которая строит свое счастье на несчастье Люси и Филиппа, и это приводит героиню к необычайному шагу, который сродни ее прежним выходкам, но на этот раз полон глубокого смысла. Она отказывается выйти замуж за Стивена. Джордж Элиот не без иронии рассказывает, как встретило бы общественное мнение городка Сент-Огг Мэгги, если бы она вернулась женой Стивена Гёста. Ее немедленно «простили» бы, и двери лучших домов открылись бы перед супругой богатого помещика. Общественное мнение снисходительно к проступкам удачливых и богатых. Но Мэгги не пожелала стать женой Стивена, и этого Сент-Огг не в силах понять. Все считают ее авантюристкой, которая пыталась отбить жениха у своей двоюродной сестры, но сама попала в беду, когда Гёст соблазнил и бросил ее. Все общество выражает свое презрение Мэгги. Родной брат выгоняет ее из дому. Местные франты, которые раньше ухаживали за ней, теперь нагло смеются ей в лицо. Для опозоренной Мэгги в Сент-Огг нет ни работы, ни друзей, ни сочувствия. Ей придется уехать из родных мест. И вот в этот тяжелый момент она снова получает от Стивена письмо, полное любви. Он умоляет ее выйти за него замуж. Но даже сейчас, изведав унижение и бедность, Мэгги не может принять счастье, построенное на чужом горе, и остается твердой в своем решении. Она не только живет, но и умирает ради других. Автор описывает наводнение на реке Флосс. Мэгги на утлой лодочке спешит спасти своего брата Тома, оставшегося на мельнице, и вместе с ним гибнет в бурных волнах реки.

Таким образом, если в «Адаме Биде» Элиот показала, как жестоко расправляется судьба с теми, кто нарушает свой долг, то в «Мельнице на Флоссе» показано мужество тех, кто наперекор всему — общественному мнению, материальной нужде, собственному чувству — выполняет свои нравственные обязанности так, как он их понимает. У брата Мэгги, Тома, тоже есть свои обязанности, и он не уклоняется от них. Он трудится изо всех сил, отказывая себе в самом необходимом, чтобы выплатить долги отца. Но это не что иное, как коммерческая добросовестность буржуа, стремление восстановить свою кредитоспособность в глазах окружающих, из презираемого Додсонами банкрота стать «таким, как все», и этому богу буржуазной респектабельности приносит жертвы Том Талливер. Мэгги вовсе не стремится быть такой, как все. Она вообще не думает о себе и о своем благополучии. Она стремится к самопожертвованию ради брата, ради Филиппа, ради Люси. Жить для других значит для нее забыть о своем благе — вещь немыслимая не только для Додсонов, но и для Тома.

Современников Элиот этот идеализированный образ радовал тем больше, чем резче он расходился с торжеством своекорыстия в буржуазном обществе. Их смущало только то, что сама Люси, ради которой приносится в жертву счастье Мэгги, совершенно бесцветна. Достойна ли она подобной жертвы? Для Элиот это было неважно. Ее идеальная героиня символизировала преодоление эгоизма, той основной силы, на которой строится вся жизнь общества, и в этом смысле Мэгги представлялась «человеком будущего». Но существование такого идеального героя в реалистически показанной среде обычных людей подрывало его достоверность. В жизни, конечно, встречались примеры самопожертвования. Но это чаще всего были подвиги во имя патриотических или революционных побуждений — человек жертвовал собой во имя коллектива, и такая жертва была более обоснована, чем поступок Мэгги Талливер. Элиот стремилась сделать своих позднейших героев более убедительными. Она хотела показать не только самоотверженного человека, но и высокую цель, ради которой он борется. Так, в романе «Феликс Холт — радикал» ее герой готов на жертвы во имя рабочего класса, в историческом романе «Ромола» Савонарола живет и борется во имя определенной политической идеи, в романе «Даниель Деронда» герой стремится помочь своему угнетенному народу.

Но выход за пределы семейного романа Элиот не удался. Социальное осмысление подвига героя переводило всю проблему из плана абстрактно-философского в сферу политики. Пока речь шла о семейных отношениях, о связях между отдельными людьми, несложная схема борьбы эгоизма и альтруизма еще могла объяснить идейные позиции писательницы. Но в политике, в отношениях между партиями, классами, большими социальными группами сразу же выяснилась скудость этой схемы. Здесь надо было учить людей, как действовать в данный исторический момент, вооружить их простыми и понятными лозунгами, но как раз этого-то Элиот и не умела. Ее гуманизм носил отвлеченный характер и в конкретной политической борьбе был совершенно неприемлем. Вместо отчетливого размежевания на классы и партии Элиот проповедовала всеобщее примирение, отказ от борьбы, все тот же отвлеченный альтруизм. Ее романы «второго периода» сильно уступают ее раннему творчеству. Вызванный ими в свое время интерес быстро прошел. В настоящее время, в отличие от ранних романов, они почти забыты.

Роман «Сайлес Марнер» — один из лучших романов наиболее плодотворного периода в творчестве Элиот. В нем ярко и последовательно проявились те черты ее творческого метода, которые определили ее место в английской литературе.

Предшественники Элиот — Диккенс, Теккерей и вся «блестящая плеяда» английских реалистов сороковых годов — жили в эпоху острых социальных столкновений. Их творчество испытало на себе воздействие чартистского рабочего движения и тех общеевропейских революционных событий, которые не могли не найти отклика в Англии. В лучших произведениях этих писателей ставились существенные проблемы эпохи, их романы пытались раскрыть «тайну капиталистического общества», его внутреннюю структуру, его сущность. Классовые битвы эпохи толкали писателей-реалистов на смелые поиски. В шестидесятые годы сложились иные условия. При отсутствии напряженных общественных конфликтов социальная тема не могла не утратить своей остроты. Иллюзии «классового мира» приглушили интерес к социальной борьбе. Крупные исторические события, изображение которых помогало раскрытию социальных проблем у Вальтера Скотта, также не вызывают прежнего интереса.

Позитивистская философия теоретически обосновывала отказ от поисков существенных закономерностей жизни общества, предписывая изучение единичных явлений. Задачу литературы она видела в описании явления, а не в раскрытии его сущности. В споре Льюиса с писательницей Шарлоттой Бронте позитивистский теоретик рекомендовал ей придерживаться точных наблюдений над повседневной обыденной жизнью и избегать поэтических домыслов, произвольных обобщений. Особенно враждебен был позитивизму романтизм с его субъективностью, с его попытками «угадать» существенные закономерности жизни, с его культом героев, с его интересом ко всему иррациональному и загадочному. Джордж Элиот называла Байрона «себялюбивым мизантропом» и даже у Диккенса осуждала как романтическую неправду все то, что не вмещалось в рамки обычной повседневной жизни.

Романтизм считал невозможным воплощение в искусстве прозаического содержания современной действительности. Чтобы стать «поэтичным», герой должен был быть преступником, человеком, изгнанным из общества. Его прошлое должно было храниться под покровом зловещей тайны. Эта концепция оказала большое влияние и на творчество реалиста Диккенса, с его демоническими злодеями и добродетельными героями. Гротескные преувеличения Диккенса помогали ему раскрыть реальные контрасты в жизни буржуазного общества. Литературные произведения Элиот строятся по иному принципу.