Сага о пришельцах из будущего. God, save England! - Страница 46
— Подробнее про битву ничего не сказывали? — опять не утерпел воевода, подав знак слуге, чтобы подлил он гостю еще меда ставленого.
— Говорят, построил на холме свое войско Гарольд, разместив между своими дружинниками воев из крестьян и стрелков. Когда же воины норманнов пошли на англичан вверх по склону, ударили стрелки из самострелов. Рассказывают, самострелы их были столь сильны, что били норманнов на недоступных для луков последних расстояниях. Но, думаю, лгут об этом. Не хотят признаться, что англы просто лучшие воины оказались, чем норманны полагали до того.
— Может быть. Но англичане значит победили?
— Не просто победили, разбили норманнов полностью. Едва три сотни бойцов и полусотня кораблей спаслись после этого побоища. И теперь в Нормандии усобица началась — уцелевшие князья меж собой и с войсками, поддерживающими сына Гиёма — Робера и его мать воюют…
Едва гость распрощавшись, ушел, как Владимир нетерпеливо встал из-за п стола и позвал с собой Порея и Илью.
— Теперь уже не успеем, но надо срочно дать заказы на самострелы мастерам нашим. Пусть измыслят, как сделать их мощнее и легче, — сказал в горнице Владимир, едва за ними закрылась дверь.
— Самострелы, княже, не такое чудо-оружие, как тебе после рассказа новогородца показаться могло. Медленно стреляют, громоздки и тяжелы, стрелок с таким оружием требует защиты, так как нет у него серьезного оружия для ближнего боя, — возразил Порей.
— Знаю, боярин, знаю. Но слышали же вы рассказ. Поймите, можно издалека проредить войска врага и нанести удар потрясенному противнику конными и пешими воинами. Да, не вооружить всех стрельцов самострелами, но вместе с лучными стрелками они сильно помогут нашей победе. Кто у нас самый лучший лучный мастер?
— Гордята, он же и самострелы делает по заказу, — ответил Порей, а Илья, на лету уловил княжеское желание, уже звал в открытую дверь слугу.
Переговоры с оружейным мастером заняли немного времени. Польщенный вызовом к самому князю мастер обещал подумать, а пока под будущую добычу отдал все что у него в доме из готового оружия — двенадцать самострелов, из них шесть 'латинского манера', с 'козьей ногой'. Владимир с благодарностью принял их и обещал расплатиться по окончании похода.
Но вот подошел день отъезда. Владимир оглянулся на застывший, зарывшийся в снегу город, снял меховую варежку, перекрестился на видневшиеся из-за крепостных стен деревянные купола храма и тронул поводья. Княжич ехал верхом, одетый в теплую меховую шубу, в теплых же походных валяных сапогах. Его броню, шлем, щит везли в санном обозе, который следовал за войском. Так же в теплой одежде без броней ехали верхами и дружинники. Но все были при мечах. Так распорядился Мономах, заодно приказав выслать впереди основной рати сторожу для разведывания пути. Жизнь на границе степей и леса приучила Владимира к осторожности, и теперь он свои переяславльские привычки перенес сюда, на север. Ростово-суздальская рать двинулась в свой первый поход с новым князем.
Он ехал впереди своих воинов, рядом колыхался свернутый княжеский стяг. Владимир погрузился в раздумья о происходящем, о том, что он уже не мальчик, не княжеский сын, а самостоятельный взрослый воин, и все эти люди, что едут за ним следом, прислушиваются к его словам, выполняют все его указания. И не на охоту или иное развлечение едет сегодня Владимир, а на настоящий бой со славным и известным по всей Руси воином князем Всеславом Брячиславичем. Сердце его замирало от счастья и тревоги, ибо он понимал, что отныне совсем кончается его детство и начинается новая, совершенно другая жизнь с ее иными, ранее не изведанными заботами.
Ехали от восхода до захода солнца с частыми, но небольшими привалами. Грелись у костров, ночевали по селениям, куда заранее приходила сторожа и готовила ночлег для князя и всей рати. Поистине нет ничего лучше зимних дорог на Руси, ровных ледовых путей, проложенных самим Господом по руслам застывших подо льдом рек. Шли быстро и скоро пересекли границу Кривской земли. О приближении к Менску они узнали по многочисленным костров, у которых воины союзных войск грелись, расположившись вокруг города. В сумерках огни бросали красные отблески на ослепительно белый снег, и казалось, что все поле под городом покрыто красновато-кровавым ковром, по которому бежали от качающихся огней темные тени.
Рать Владимира в молчании прошла мимо говорливых киевлян, потом мимо задиристых черниговцев, которые даже сейчас насмешками старались задеть воинов Мономаха. Но они отмалчивались, двигаясь к лагерю переяславльской рати. Вот, наконец, и он. Послышались дружеские голоса, дружинники Владимира узнавали своих друзей и родственников. Здесь была своя, переяславльская сторона, хотя и находилась она в полоцкой земле.
Владимир прошел в шатер к отцу. Тот сидел на походной скамье, закутавшись в пушистую меховую шубу. В качающемся пламени свечей блестели глаза близких отцовых дружинников, пар от их дыхания поднимался к вершине шатра, оседал инеем на стенах. Радостно встретил отец княжича. Выйдя же на улицу и оглядев располагавшихся лагерем ростово-суздальских воинов, Всеволод уважительно посмотрел на своего сына и похвалил его.
Наутро в шатре Великого князя Киевского Изяслава состоялся совет. Слуги расстарались и от нагретых на кострах камней в шатре было тепло. Князья сидели без шуб и шапок в походных одеждах. Несколько лет не видел их Владимир, со времени поездки в Киев с отцом и совместной службы в соборе святой Софии. Изяслав был все так же суетлив и многословен, неуверен в движениях, говорил и постоянно смотрл на окружающих, как бы прося их сочувствия. Святослав Черниговский располнел лицом, плосковатый нос его еще более расплылся по лицу, маленькие глазки смотрели строго и со значением, на затылке, прикрытая волосами, предательски проблескивала в свете, просачивавшемся в шатер, большая залысина.
Всеволод спокойно и внимательно слушал говорившего Изяслава, как старшего брата. Святослав же все время перебивал его, значительно поджимал губы. Казалось, что у него была лишь одна забота, доказать что он, второй Ярославич, и по рождению, и но чину, и по уму стоит ниже Изяслава, и Святослав надувался, не обращал внимания на сам разговор, а следил лишь за тем, как он сам воспринимался сидевшими в шатре князьями и воеводами.
Владимир вспомнил, как Святослав старался выступить вперед, встать перед другими князьями в Софийском храме, и теперь Мономах с сожалением смотрел на болезненные усилия Святослава словом и жестом подчеркнуть свое значение среди других князей рода. Рядом с Изяславом сидел его сын Ярополк, а из-за спины Святослава выглядывали его старшие сыновья Глеб, Олег, Давид и Роман. Глеб привел с собой тмутараканскую дружину, остальные Святославичи еще не имели столов и поэтому особенно заносчиво-завистливо поглядывали на Ярополка Изяславича и Владимира Моиомаха. Святославичи явно пошли в отца. Владимир с интересом смотрел на своих двоюродных братьев. Он ведь был младшим из всех. Но вдруг у него промелькнула мысль, и он даже вздрогнул, будто укололся об нее: 'Так это сколько же ждать ему, Мономаху, внуку византийского императора, первенства в этом многоликом роде? Мало того, что он самый молодой, так ведь и отец его младший из братьев. Увидит ли он когда-нибудь киевский стол? А может стоит подумать, как подобно Брячиславовичам выделить себе и своим будущим сынам вотчинное княжество?' Но Владимир постарался прогнать эту непрошеную опасную думу и внимательнее вслушался, о чем говорили князья.
А совет шел трудно. Менчане затворились, и теперь город можно было взять только приступом. Изяслав пока говорил о переговорах, призывал привлечь минчан на свою сторону, оторвать их от Всеслава, пообещав вольности и свободы под новым князем Полоцким из рода Ярославичей. Святослав же не хотел и слышать о мирном исходе дела. Поджимая губы, делая значительное лицо, продуманно замолкая на время, чтобы его слова лучше усвоились присутствовавшими, он с напором доказывал, что для победы им надо обязательно позорить города Всеслава. — Надо выбить из-под Брячиславовича опору, избить людей, чтобы не смог он впредь из них набирать свои рати. На щит, на щит надо брать Минск, — твердо и уверенно закончил Святослав. Как только он закончил, его дружно поддержали все его сыновья и уже умудренный жизнью Глеб, и совсем еще молодой Роман, и бояре черниговские.