Сага о копье: Омнибус. Том III (ЛП) - Страница 1404

— Я же сказал тебе, что помощь близка.

Эльфы были озадачены еще больше, но повиновались безмолвному приказу Элспет и приготовились уходить.

— Надеюсь, ты почтишь нас своим обществом, слуга Матэри, — обратился командир к Рису, который с радостью согласился.

Галдар протянул левую руку и стиснул ладонь монаха в могучем пожатии.

— Прощай, брат.

Рис обеими руками сжал ручищу Галдара:

— Желаю тебе благополучного и быстрого путешествия.

— Ну, по крайней мере, быстрым оно будет точно, — мрачно заметил Галдар. — Чем скорее мы окажемся подальше от этого проклятого места, тем лучше.

Он проревел приказания, которые мгновенно были исполнены. Отряд минотавров зашагал прочь, не меньше своего командира стремясь покинуть Нераку.

Но Галдар задержался и несколько мгновений стоял, глядя на запад, на нагромождение пиков.

— Дом Богов, — произнес он. — Это где-то там.

— Да, мне так говорили, — подтвердил Рис.

Галдар кивнул каким-то своим мыслям и продолжал смотреть вдаль, словно пытаясь в последний раз увидеть Мину. Затем, вздохнув, обернулся и покачал рогатой головой.

— Как ты думаешь, мы когда-нибудь узнаем, что с ней сталось, брат? — задумчиво спросил он.

— Не знаю, — уклончиво ответил Рис.

Но в глубине души он очень боялся, что они еще встретятся.

Валтонис и Мина медленно двигались в сторону Дома Богов. Они не торопились, понимая: чем бы ни закончилось это путешествие, каким бы ни оказался выбор Мины, это будет их последнее путешествие вместе.

Они долгие часы беседовали, говорили о многом, но сейчас Мина смолкла. От Нераки до Дома Богов было не больше десяти миль, но дорога туда была труднопроходимой, крутой, узкой и извивалась среди скал. Это была усеянная камнями заброшенная тропа, пробиравшаяся между крутыми склонами горного ущелья, стиснутая странными каменными образованиями, которые то и дело вынуждали путников отклоняться от цели.

Темное небо было затянуто облаками, его заслонял пар, поднимавшийся из кратеров Лордов. Рока. Пахло серой, дышать было нелегко, от испарений пересыхало во рту и щипало в носу.

Мина скоро устала. Однако она не жаловалась и продолжала идти. Валтонис сказал ей, чтобы она не торопилась. Спешить было некуда.

— Ты хочешь сказать, что у меня впереди целая вечность? — с кривой усмешкой переспросила его Мина. — Это верно, отец, но меня словно что-то подгоняет вперед. Я знаю, кто я, но теперь мне необходимо узнать, почему я такова. Я больше не могу спокойно спать под покровом ночи.

Мина несла с собой артефакты, взятые из Дома Святотатства. Она крепко держала священные предметы и ни на минуту не выпускала их из рук, хотя из-за сумки ей иногда было тяжело взбираться по круто идущей вверх тропе. Наконец она сдалась и присела отдохнуть; развернула артефакты и принялась их рассматривать, изучать, брала их по очереди и вертела в руках, ощупывала, словно слепец, пытающийся с помощью пальцев увидеть то, что не видят его глаза. Она ничего не говорила о своих чувствах Валтонису, а он не спрашивал.

По мере того как путники приближались к Дому Богов, Лорды Рока, казалось, утрачивали свою власть над ними и даже благоприятствовали им. Тропа стала шире, мягко шла под уклон. Теплый ветер, похожий на дыхание весны, унес прочь сернистые испарения. Вдоль дороги появились дикие цветы, они торчали из-за камней и пробивались сквозь трещины в каменном склоне.

— Что случилось? — спросил Валтонис, останавливаясь, — он заметил, что Мина начала хромать.

— Мозоль натерла, — сказала девушка.

Она села на землю и, сняв башмак, устало взглянула на окровавленный лопнувший волдырь.

— Боги только разыгрывают из себя смертных, — произнесла она. — Чемош занимался со мной любовью и получал от этого удовольствие — по крайней мере, он убедил себя в этом. Но на самом деле они лишь притворяются, что у них есть чувства. У Бога не может быть волдырей на пятках. — Она показала Валтонису пятно крови в башмаке. — Так почему именно я натерла мозоль? — воскликнула она. — Я же знаю, что я Богиня. Я знаю, что это ненастоящее тело, что я могу прыгнуть вот с этого обрыва, рухнуть на скалы и со мной ничего не случится. Я это знаю, и все же, — она закусила губу, — у меня болит нога. Как бы мне хотелось сказать, что это только кажется, но она болит!

— Такхизис пришлось убедить тебя в том, что ты смертная женщина, Мина, — объяснил Валтонис. — Она лгала тебе, чтобы тебя поработить. Она боялась, что если ты узнаешь правду о своем божественном происхождении, то захочешь соперничать с ней. Она должна была внушить тебе, что ты — человек, а для этого нужно было заставить тебя испытывать боль. Ты узнала горе и болезни. Ты узнала любовь, радость и печаль. Ей доставляло жестокое удовольствие перекраивать тебя и делать из тебя смертную. Она думала, что таким образом сделает тебя слабее.

— Так и случилось! — вспыхнула Мина, и янтарные глаза гневно сверкнули. — И я ненавижу себя за это. Когда я займу свое место в Пантеоне, мне нельзя будет показывать слабость. Я должна забыть, кем я была прежде.

— Я не так уверен в этом, — произнес Валтонис, опустился перед нем на колени и пристально взглянул ей в лицо. — Ты сказала, что Боги разыгрывают из себя смертных. Но они не играют. Принимая облик смертного, Бог пытается почувствовать то, что чувствуют смертные. Бог пытается понять смертных, чтобы суметь помочь им, руководить ими или, в некоторых случаях, принудить их к чему-либо или запугать. Но, будучи Богами, Мина, они, как бы ни старались, не могут понять смертных до конца. Лишь ты, девочка, постигла боль смертной жизни.

Богиня поразмыслила над этими словами.

— Ты прав, — наконец задумчиво промолвила она. — Возможно, именно поэтому я обладаю такой властью над смертными.

— Так ты этого хочешь? Власти?

— Разумеется! Разве не все мы к ней стремимся? — Мина нахмурилась. — Я видела Богов за работой — в тот день, в Утехе. Я видела, как лилась кровь, как перед алтарями грудами лежали мертвые тела. Если смертные сражаются и умирают за свою веру, почему бы им не идти на смерть с моим именем на устах? Какая разница?

Она снова надела башмак, поднялась и пошла вперед. Она, казалось, пыталась убедить себя, что не чувствует никакой боли, пыталась идти как ни в чем не бывало, но у нее ничего не получилось. Поморщившись, Мина остановилась.

— Ты же был Богом, — сказала она. — Разве ты ничего не помнишь? Помнишь тот миг, перед сотворением мира? Твой разум еще в состоянии объять бесконечность вселенной? Ты видишь, что там, за горизонтом?

— Нет, — ответил Валтонис. — Мой разум — это разум смертного. Я вижу лишь горизонт, да и то не всегда; когда тучи заволакивают небо, я и горизонта не вижу. И я рад. Думаю, если бы дело обстояло иначе, я бы не смог этого вынести.

— Да, ты прав, — негромко произнесла Мина. Она скинула оба башмака, швырнула их с обрыва и быстро пошла дальше босиком. Не прошло и минуты, как нога напоролась на острый камень. Мина в гневе стиснула кулаки.

— Я Богиня! — крикнула она. — У меня нет ног!

Она уставилась на босые ступни, словно желая; чтобы они исчезли.

Но ноги оставались на месте; пальцы сжимались и разжимались, зарываясь в пыль.

Мина застонала и рухнула на землю, скорчившись и обхватив себя руками.

— Как я смогу быть Богиней, продолжая оставаться смертной? Как я смогу идти среди звезд, когда у меня мозоли на ногах? Я не знаю, что значит быть Богом. Отец! Я знаю лишь, что значит быть человеком…

Валтонис обнял ее и помог подняться.

— Тебе больше никуда не нужно идти, дочь моя. Мы уже здесь, — сказал он.

Мина в изумлении уставилась на него.

— Где «здесь»?

— Дома, — ответил Валтонис.

В центре долины с гладкими склонами, имевшей форму чаши, в безмолвии стояли девятнадцать колонн, окружая круглый бассейн из сверкающего черного, обожженного вулканическим огнем обсидиана. Шестнадцать колонн стояли поблизости друг от друга, три — отдельно. Одна из этих трех была выточена из черного янтаря, вторая — из красного гранита, третья из белого нефрита. Пять колонн были из белого мрамора, пять — из черного, а остальные шесть — из мрамора неопределенного цвета.