Сага о Копье: Омнибус. Том I (ЛП) - Страница 1762

Торин взвесил атласную сумочку на ладони, оценивая звон монет, затем бросил ее к ногам женщины:

— Остатки — на жизнь. Я уверен, ты их заработала, — насмешливо сказал он, не пытаясь скрыть презрения в своем голосе.

Мали дернулась и выпрямилась, но ничего не сказала. Ее глаза, выглядывающие из прорези джелайи, были одновременно простодушны, как у ребенка, и слишком мудры для ее возраста. Глядя отстранение и бесстрастно, она не проявила гнева в ответ на слова Торина.

Бьяр, однако, взглянул на воина с упреком.

Он подобрал сумку и передал ее Мали:

— Всё, что принадлежало Герику, теперь твое, так же как принадлежавшее Элиму — мое.

Женщина взяла сумку и обхватила ее ладонями.

— Она моя, но не по праву наследования, — тихо сказала Мали. — Я привезла эту сумку с собой из Тарсиса.

Торину было невыносимо видеть тихую печаль в ее глазах, хотя откровенность не заставила его больше уважать женщину, а доверять ей он стал еще меньше, справедливо рассудив: «С какой стати кому-либо быть рабом, когда есть деньги купить свободу?»

Бьяр похлопал по потайному карману:

— Торин, может, нам отнести кому-нибудь Аквару и рассказать о том, что произошло? Может, Чиру?

Предложенное мальчиком было сродни богохульству. Никто, кроме Кедаса, несколько поколений не видел Аквару. А племя Чира, хотя и самого могущественного мага, по всеобщему признанию, никогда не состояло с Кедаса в родстве.

Но Торин только пожал плечами. Ему было все равно, что станет делать Бьяр. Честь требовала, чтобы воин шел своим путем, выслеживал, искал выход для своего гнева, отмщения, которое умиротворило бы души его соплеменников. Он не собирался приглядывать за мальчишкой в его безрассудном предприятии.

Не дождавшись ответа, Бьяр неловко спросил:

— Ты хочешь оставить нас здесь? Одних?

— Здесь никого нет, мальчик, чтобы причинить тебе вред.

— А что если драконы вернутся назад за Акварой?

Торин покачал головой и собрал мехи. Его не особенно убедили в том, что драконы существуют, а если бы и существовали, то вряд ли они убивают ради старинного кусочка кристалла.

Став на колени, он открыл один из мехов, чтобы окунуть его в воду. Вода, обычно чистая и прозрачная, была мутной. Торин наклонился ниже и принюхался. Как он раньше этого не заметил? В источнике отвратительного маслянистого болезнетворного запаха сомневаться не приходилось.

— Отравлена, — сказал Бьяр потускневшим и помертвевшим от страха голосом.

Торин кивнул, отвращение застыло жирным куском у него в горле. Только сумасшедший может так поступить! Вода была столь же бесценна, как жизнь. Вода и была жизнью. Никакой враг, даже чародей, не мог так поступить!

Мали с изяществом опустилась на колени рядом с ним и стала разглядывать свое отражение в испорченном водоеме. В коже вокруг ее глаз не было ни кровинки, цветом она напоминала кость, выбеленную пустынным солнцем. Женщина протянула руку, словно желая смочить пальцы водой.

Торин грубо схватил ее за запястье:

— Не прикасайся!

Мали спокойно посмотрела на него, не пытаясь освободиться от хватки мужчины, как делала раньше.

Кожа под пальцами Торина была прохладна, нежна, гладка и бледна. Аромат женщины окутал его, но это был запах не духов, не Кедаса, пахших нагретой солнцем кожей и воздухом пустынь. Мали пахла чем-то темным и сумрачным, чем-то… прохладным.

Вскоре она спросила:

— Что нам теперь делать?

Воин отпустил ее и слегка откинулся назад, оставив между ними пространство, но аромат преследовал его, неопределимый, волшебный и сильный, неся с собой утешение, которого он не желал.

— Вы собирались оставаться здесь? Но теперь вам следует дойти до другого лагеря.

— Но, Торин… — Бьяр схватил его за плечо. — Нам не хватит воды!

Торин сжал кулаки и посмотрел на линию горизонта. Он не мог выслеживать врага, таща за собой мальчишку-чародея и непривычную к пустыне женщину.

— Я не могу взять вас с собой, — проворчал Торин.

Мали присвистнула от изумления:

— Ты ведь не думаешь преследовать их?

— Я отомщу за смерть моего народа.

Женщина вздрогнула от ярости, прозвучавшей в его голосе.

— Если и найдешь их — что невозможно, — ты умрешь раньше, чем успеешь вытащить меч. — Мали быстро наклонилась к нему и на сей раз сама коснулась руки воина, положив нежные холодные пальцы ему на запястье, обволакивая волнующим ароматом. — Это неизбежная смерть!

— Тогда смерть! — возразил он. — Разве это играет роль после того, как мое мужество валялось, съежившись от страха, в песке и у меня нет дома, куда бы я мог вернуться?

Торин встал и повернулся так резко, что чуть не наступил на женщину.

Мали и Бьяр смотрели на него, ожидая решения и возлагая на него ответственность.

Воин задумался. Все Кедаса зверски убиты в их летних шатрах, а он обременен подростком, едва покинувшим шатер матери, и городской девкой! Он не мог оставить их одних в безводном оазисе, превратившемся в могилу, а у мальчика не хватало походного опыта, чтобы дойти по прямому маршруту до безопасного места. Пройдет ночь и утро, а может, я больше, прежде чем он сможет от них избавиться. След врага остынет… Исчезнет!

Торин пнул наполовину пустой мех для воды:

— Соберите в узел все, что нам может пригодиться. Я провожу вас к оазису Гелен. Дальше вы сможете дойти и без меня. Летний лагерь Фарези находится к югу от Тарсиса. Народ моей матери примет вас.

Торин провел их вдоль уэда, который изгибался вверх и вел из обширной низины, окружавшей оазис. В середине лета извилистый канал был сух — русло реки ожидало таяния зимних снегов — и служил дорогой для кочевников равнин.

Все испытали облегчение, покинув зловонный оазис, оказавшись в жарком пыльном воздухе пустыни. Мышцы Торина напряглись, когда он начал взбираться по оползающему под ногами песку. На гребне дюны воин приостановился и окинул взглядом простирающийся перед ним край — тихую изменчивую, как ветер, равнину, переливающуюся всеми цветами от темной бронзы до ослепительно-белого.

— Говорят, Боги создали пустыню, чтобы дать людям место, где приятно ходить.

Бьяр присоединился к нему и, подставив лицо солнцу, кивнул в знак согласия. Городская женщина подошла сзади и встала в скудной тени, отбрасываемой ее спутниками, прикрывая глаза складками ткани, обернутой вокруг головы. Она стояла, боязливо разглядывая уголками глаз раскинувшиеся перед ней бескрайние просторы.

Торин презрительно покачал головой и двинулся вниз по дюне, забирая в сторону от дороги.

Бьяр последовал за ним, стараясь не отстать, но от спешки было только хуже — мальчик постоянно наступал на подол собственных одежд и спотыкался.

— Мы не пойдем путем каравана? — пропыхтел он, наконец, догнав воина.

— Нет. Это займет лишних полтора дня, а у нас нет воды. Мы пойдем прямо на солнце. Затем по звездам выйдем к Гелену.

По мере того как солнце поднималось, становилось жарче. Земля белела, теряя радужные оттенки золотого и отражая жару мерцающими волнами. Пот высыхал, не успевая скатиться по коже Торина. Прекрасный песок, за который и были названы Пыльные равнины, поднимался при каждом шаге, обволакивая путников клубами и оседая на одежду и кожу, так что вскоре все трое с ног до головы стали того же пыльного цвета, что и пустыня.

Полдень они провели под защитой дюны, укрывшись за одеялом, растянутым между склоном и землей. Оно несколько спасало от ослепительного солнца, избавляя от худшей части жары, но также задерживало даже самый легкий ветерок, который мог бы освежить спертый воздух.

Бьяр свернулся калачиком между двумя взрослыми и немедленно погрузился в глубокий сон — лишь иногда слышались его беспокойные всхлипы.

Женщина Герика села так же, как она сидела на гребне горы перед опустошенным лагерем, — длинные ноги втянуты под одежду, подбородок на коленях.

— Ты сказал… — Она нерешительно запнулась. — Ты сказал, что Фарези — народ твоей матери?