Сад принцессы Сульдрун - Страница 25
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125.Казмир вернулся во дворец. Леди Дездея, оставшаяся в вестибюле, отошла в сторону — волосы ее растрепались, руки безвольно болтались, как веревки.
Король изучал ее секунд пять, после чего решительно направился вверх по сводчатой галерее к стене Зольтры Лучезарного, к дощатой двери и вниз по тропе в старый сад. Там, на упавшей колонне, сидела Сульдрун, облокотившись на колени и подпирая ладонями подбородок.
Казмир остановился в двадцати шагах у нее за спиной. Сульдрун медленно оглянулась, широко открыв глаза и приоткрыв рот.
Король промолвил — не спрашивая, а утверждая: «Ты убежала вопреки моему приказу».
Сульдрун кивнула.
«Ты запятнала достоинство герцога Карфилиота оскорблением, которому нет оправдания».
Губы принцессы шевелились, но слова не звучали. Король продолжал: «Подчинившись безрассудному порыву, ты скрылась в саду вместо того, чтобы почтительно выполнять мои указания и совершить обряд обручения. Посему ты будешь оставаться здесь, в саду, днем и ночью, пока не возместишь нанесенный мне огромный ущерб — или до конца твоих дней. Если ты удалишься отсюда, открыто или тайно, ты станешь рабой первого встречного, объявившего себя твоим хозяином, будь то рыцарь или крестьянин, юродивый или бродяга — кто угодно! Ты станешь его собственностью».
Король Казмир отвернулся, поднялся по тропе, вышел на плац и со стуком захлопнул за собой дощатую дверь в стене.
Сульдрун медленно обратилась к морю неподвижным, почти безмятежным лицом. Лучи солнечного света, проливаясь сквозь разрывы в облаках, играли на воде мириадами блесток.
По возвращении короля на террасу его ждала молчаливая группа гостей. Казмир оглядывался по сторонам: «Где герцог Карфилиот?»
Вперед выступил герцог Тандре из Сондбехара: «Сир, после того, как вы удалились, он подождал одну минуту. Затем он приказал подать лошадь и уехал из Хайдиона со своей свитой».
«Что он сказал? — возбужденно спросил Казмир. — Он как-нибудь выразился?»
«Он не сказал ни слова», — ответил герцог Тандре.
Казмир обвел террасу устрашающе пустым взглядом, повернулся и размашистыми шагами вернулся под своды Хайдиона.
Целую неделю Казмир мрачно размышлял. Наконец, злобно выругавшись, он занялся сочинением письма. В окончательном варианте оно гласило:
«К сведению
высокородного герцога Фода Карфилиота в замке Тинцин-Фюраль
Высокородный герцог!
С трудом доверяю перу эти слова, относящиеся к инциденту, поставившему меня в исключительно неловкое положение. Не могу принести надлежащие извинения, так как стал жертвой обстоятельств в не меньшей степени, чем Вы — возможно, даже в большей. Вам нанесено публичное оскорбление, и Ваше ожесточение вполне понятно. Тем не менее, не может быть сомнений в том, что выходка капризной и несмышленой девицы неспособна нанести ущерб Вашему несокрушимому достоинству. Со своей стороны, я упустил оказавшую мне честь и сулившую существенные выгоды возможность скрепить наше взаимопонимание брачными узами.
Несмотря на все, спешу выразить сожаление о том, что это событие имело место в Хайдионе и, следовательно, поставило под сомнение мое гостеприимство.
Уверен, что терпимость — качество, которым Вы щедро наделены — позволит Вам и впредь рассматривать меня как своего друга и союзника, готового к дальнейшей взаимной поддержке на пути к достижению общих целей.
Посыльный привез письмо в Тинцин-Фюраль и через некоторое время вернулся с ответом:
«К сведению августейшего монарха, его величества Казмира, короля Лионесса
Ваше глубокоуважаемое величество!
Уверяю Вас, что волнение, вызванное во мне упомянутым Вами инцидентом, несмотря на то, что оно — надеюсь, по вполне понятным причинам — носило бурный характер, улеглось почти так же стремительно, как возникло, оставив после себя лишь смущение и тревожные размышления о последствиях чрезмерной уязвимости и рискованной вспыльчивости. Не могу не согласиться с тем, что непредсказуемые девичьи причуды ни в коей мере не должны оказывать неблагоприятное влияние на наши взаимоотношения. Как всегда, Вы можете рассчитывать на мое искреннее уважение; я поддерживаю Ваши справедливые и законные претензии и от души надеюсь, что они будут удовлетворены. Когда бы у Вас не возникло желание познакомиться с долиной Эвандера, я буду рад возможности принять Вас, как почетного гостя, в Тинцин-Фюрале.
Казмир внимательно изучил послание Карфилиота. Судя по всему, герцог не затаил обиду настолько, что его следовало бы опасаться. Тем не менее, его заверения в дружелюбии, достаточно сердечные, могли бы носить не столь лаконичный и обобщенный характер.
Глава 8
Убеленный сединами король Тройсинета Гранис, тощий и костлявый, был грубоват и резок даже в те дни, когда дела шли хорошо; столкнувшись с затруднениями, он сотрясал воздух ругательствами и проклятиями. Всю жизнь он надеялся, что на свет появится наконец его сын и наследник, но королева Боадилия родила ему, одну за другой, четырех дочерей, каждый раз вызывая этим громогласные и продолжительные сетования супруга. Первую дочь звали Лорисса, вторую — Этель, третью — Фернисте, четвертую — Байрина. Дальнейших детей у Боадилии не было, и предполагаемым наследником тройского престола стал брат Граниса, принц Арбамет. Второй брат короля, принц Осперо, отличавшийся сложным характером и не слишком крепким здоровьем, не только не стремился царствовать, но и не выносил придворную жизнь с ее церемонными манерами и неискренней атмосферой — настолько, что почти не выезжал из Родниковой Сени, своей усадьбы посреди Сеальда, внутренней равнины Тройсинета. Супруга Осперо, Айнора, умерла при родах, подарив принцу единственного сына, Эйласа, со временем выросшего в ладного широкоплечего молодца среднего роста, скорее жилистого и подтянутого, нежели мускулистого, сероглазого, со светло-коричневыми волосами, коротко подстриженными под горшок.
Оправдывая свое наименование, Родниковая Сень расположилась в приятной роще на берегу пруда Джанглин — маленького озера между северными и южными холмами; к западу от усадьбы открывались просторы Сеальда. Когда-то здесь была крепость, призванная охранять земледельцев Сеальда от горских набегов, но с тех пор, как из ее ворот выезжали карательные вооруженные отряды, прошло больше трехсот лет, и оборонительные сооружения превратились в живописные развалины. Оружейный склад оприходовали кузнецы, изготовлявшие мотыги и подковы, и никто уже не помнил, когда и по какому случаю в последний раз поднимали разводной мост. Приземистые круглые башни стояли на самом берегу, наполовину в воде; высокие деревья раскинули ветви над их коническими черепичными крышами.
Весной над заливным лугом собирались стаи черных дроздов, и вороны кружились в небе, оглашая холмы пронзительными троекратными выкриками: «Карр-карр-карр!» Летом пчелы гудели в кронах тутовых деревьев, в воздухе пахло тростником и мокрой ивой. По ночам в лесу перекликались кукушки, а утром ручьевая форель и лосось набрасывались на наживку, как только она касалась воды. Осперо, Эй-лас и частые гости ужинали под открытым небом на террасе, любуясь величественными закатами, разгоравшимися и тускневшими над зеркалом Джанглина. Осенью лес ярко желтел и краснел, а закрома полнились урожаем. Зимой огонь пылал во всех каминах, и белый солнечный свет отражался в Джанглине алмазными искрами — а форель и лосось держались ближе ко дну, отказываясь брать наживку.
Осперо проявлял скорее поэтические, нежели полезные в практическом отношении наклонности. Его почти не интересовали ни события в Миральдре, королевском дворце, ни война с Лионессом. Грамотей и собиратель редкостей, Осперо заботился об образовании сына, пригласив в Родниковую Сень знатоков, пользовавшихся высокой репутацией; Эйласа учили математике, астрономии, музыке, географии, истории и литературе. Принц Осперо не слишком хорошо разбирался в боевых приемах и поручил эту часть образования Эйласа своему бейлифу Тоунси, ветерану многих военных кампаний. Эйлас научился стрелять из лука и владеть мечом; кроме того, Тоунси, побывавший в плену у галицийских разбойников, прививал ему малоизвестные на Старейших островах и требовавшие цирковой ловкости навыки метания ножей.