Сабелла - Страница 2
«Жук» закашлялся, прогревая двигатели. Загорелось табло, предупреждая, чтобы пассажиры пристегнулись. Я не смотрела по сторонам. Меня не интересовали закрытые пространства, потому что они принадлежали цивилизации стадных существ. Может быть, и я была бы такой же — если бы судьба позволила мне… «Жук» поднялся на реактивных струях, и в иллюминаторе засверкали звезды.
Я не так уж часто сплю по ночам, потому что у темноты и тишины есть, что мне предложить. Однако мерное покачивание, шум двигателей «жука» и полутьма постепенно усыпили меня.
И тогда я увидела сон. Мне приснилось Восточное. Весьма закономерно после раздумий о смерти тетушки Касси, а затем о смерти матери…
Восточное — маленький поселок в шестидесяти двух милях к востоку от Ареса, где родились моя мать и тетушка Касси. В нем я выросла. Мой отец работал подрывником, и когда мне было два года, на его шахте случился пожар — еще одна карточка в каталоге моих мертвых. Овдовев, мать получила страховку от компании. Тетушка же Касси, вечная авантюристка, была тогда далеко, на самой Земле. Мы с матерью остались одни, без мужчины в доме, и ненадолго разбогатели.
Я отлично помню наш дом в Восточном из медных блоков. На нашей улице все дома были сложены из таких блоков. Восточное тогда переживало свой расцвет вместе со всей горной промышленностью. Во сне я видела все до мельчайших подробностей — каждый медный кирпичик, сверкающий на солнце, лужайку с травой, пахнущей анисом, переходящую в аллею, обсаженную жимолостью, и дубы с морщинистой корой вдоль дороги, где гоняли мяч темноволосые мальчишки. Копи были тщательно скрыты под землей, но далекие градирни трех обогатительных комбинатов сверкали и выплевывали в небо ватные клочья дыма. Дальше, за комбинатами, над рекой и полумесяцем дамбы, луга и полевые цветы постепенно отступали под натиском розоватых песков. Были в Восточном и древние руины, но до одиннадцати лет я этого не знала. Русло сухого канала проходило под скалой и упиралось в старую каменоломню.
«Вылезай! — кричала мне мать. — Бел, вылезай оттуда, это же просто грязная нора! Ты слышишь меня, Бел?»
Но, мамочка, тут такая высокая стройная колонна — словно стебель лилии. И здесь не так уж и темно, мамочка…
«Девочка моя, стены могут обрушиться…»
Почему мне вдруг стало так страшно? Ведь раньше я не боялась. Мне было одиннадцать лет, и в тот день ко мне впервые пришла женская кровь. День, когда я нашла…
«Бел!»
Боже, почему мне так страшно?
«Бел!»
Я осознаю, что стены тоннеля смыкаются вокруг меня, тащат прочь, я едва успеваю заметить искаженное ужасом лицо матери, которую кто-то похитил у меня, она все дальше, дальше…
Тут я проснулась и поняла, что тихо плачу и бормочу сквозь сон: «Мама, мама!» — словно кукла из тех, что были в ходу столетия назад.
— Все хорошо, — сказал кто-то. — Вправду хорошо. Вы уже проснулись. Теперь все в порядке.
Я оглядела салон «жука». В самом деле, все было в порядке. Большая часть пассажиров спала, и, похоже, сны не задевали их за живое. А рядом, на втором сиденье с моей стороны от прохода, сидел кто-то неразличимый, словно тень, и очень ласково, как ребенка, которым я была миг назад, во сне, успокаивал меня:
— Правда-правда, все хорошо.
— Хорошо? — переспросила я, чтобы выиграть время.
— Конечно. Вы вернулись.
— Правда?
— Воистину. Клянусь.
Он смеялся, этот обходительный попутчик. Я не смотрела на него, если не считать первого взгляда, мимолетно брошенного спросонья, и ничего толком не разглядела. Лишь, то, что он молод. Мой сверстник?
Теперь мне придется быть предельно осторожной.
— Так-то лучше, — продолжал незнакомец. — Могу ли я что-то для вас сделать?
— Что именно? — нет уж, я не позволю заморочить себе голову.
— Скажем, принести бренди.
— Нет, спасибо.
— Вам нужно зацепиться за что-нибудь, а то вы все еще не верите, что сон позади. Иногда и мне снится такое.
— Откуда вы знаете, что мне приснилось?
— Что-то плохое. Бросьте, мне ли не знать, — голос его был теплым и мелодичным. Прокофьев мог бы написать арию для такого голоса. — В прошлом году мы с братом жили на Вулкане Желчи. Я тогда подсел на мескадрин… (Это еще что такое? Наверное, какой-то наркотик…)
Незнакомец принялся рассказывать мне, как старший брат спас его, сидел с ним, держал за руку, помогал вновь обрести почву под ногами и прогнать кошмары, укачивал его, как ребенка. Потрясающе.
— Я не стыжусь рассказывать вам об этом, — продолжал молодой человек, по-прежнему прячась в тени. — Нам нечего стыдиться.
— А мне стыдно. Стыдно и страшно.
Синдром маневра уклонения. Мне казалось, что я увернулась, но снаряд все равно летел прямо на меня. Желая уклониться, я поймала его — голыми руками, без перчаток.
— Если не хотите бренди, как насчет фруктового сока со льдом?
Я еду на похороны. Лишние покойники ни к чему.
— Хорошо. Заранее спасибо.
Незнакомец отошел к автомату с напитками, и я смогла рассмотреть его. А потом мы стали пить холодный сок, и я продолжала его разглядывать. Он был обласкан солнцем — даже здесь, в салоне, глубокой ночью. Легкий бронзовый загар Нового Марса, который был недоступен мне даже от ультрафиолетовых ламп. Глаза и волосы незнакомца, как и мои, были темными, а прическа — достаточно длинной, как водится среди юных поэтов и мечтателей. Одет он был нарочито небрежно, но добротно, а вокруг шеи лежала одна из тех золотых удавок, которым фантазия ювелиров придала облик змей с узкими смертоносными головами и глазами-каменьями.
— Надеюсь, вы не сердитесь, что я заговорил с вами, — продолжал он.
— Не сержусь.
— Хочу сделать еще одно признание, — он смущенно опустил ресницы, и мне почему-то стало грустно. Я ощутила себя старой, унылой, усталой и одинокой. — Я наблюдал за вами, пока вы спали. Я хотел заговорить с вами, когда вы проснетесь, но тут вам приснился кошмар…
Сок оказался весьма хорош — такой холодный, что даже кончик языка покалывало. Как от шампанского, наверное, хотя я никогда его не пробовала. Но как такое может быть?
— Видите ли, я хотел поговорить с вами…
Да, вижу. Знаю.
Я подумала о старинных куклах, которые могли говорить «мама». В наши дни все куклы — роботы. Они могут делать все, что запрограммирует ребенок — есть, спать, плакать, танцевать, ходить на горшок, рассказывать сказки. И так же, как эти куклы, люди, если их правильно запрограммировать, будут делать… все, что угодно.
— Недавно у меня умерла родственница, — объявила я без всякого выражения, опуская стакан с соком.
— Прошу прощения…
— Мы были очень близки. Моя очередь приносить извинения, но я сейчас не лучший собеседник. Мне хочется побыть одной.
Как трудно было это сказать. Вы будете смеяться, но действительно трудно.
— Хорошо, — кивнул незнакомец. — Конечно.
Он встал. Глаза змеи на его шее были сапфировыми, и мне показалось, что в них сверкнуло понимание. В его же глазах по-прежнему сияла невинность.
— Меня зовут Сэнд… Полностью — Сэнд Винсент, если вам это интересно.
Магическая формула — обмен именами. Но я лишь улыбнулась ему в ответ, так натянуто и холодно, как только смогла — и он ушел.
Их так легко подманивать. Они — словно металлические опилки, притягиваемые магнитом, а магнит — это я. Все эти парни на залитых неоновым светом улочках Озера Молота семь или восемь лет назад… Тогда мне было шестнадцать-семнадцать… «Эй, сестренка! Эй, крошка!»
В этих проклятых холмах все еще водятся волки!
Звуки выстрелов, огни на гребнях, запах электрических разрядов.
Я глянула на часы над входом в салон. До Ареса оставалось меньше часа. Я не засну до самой посадки.
«Жук» из Брейда приземлился на посадочной полосе терминала Клифтон. В Ареспорте целых двадцать семь посадочных полос. Арес — большой город, хотя, конечно, не такой огромный, как Доусон или Фламинго на севере.
В этот час Клифтон казался призрачным — пустой, почти безлюдный. Однако любой порт имеет свои контрольно-пропускные пункты, чтобы задерживать оружие, наркотики и краденое. Машины проверяли багаж, тут и там стояли раскрытые сумки. Мою сумку тоже открыли. Электронный глаз просканировал ее содержимое, робот щелкнул по металлической крышке контейнера, и сигнал тревоги смолк. Но порт — слишком хитроумное место, чтобы целиком доверить подобную работу машинам. Появились двое людей-таможенников и попросили меня достать контейнер. Склонившись над прозрачной крышкой, они долго рассматривали красную жидкость внутри.