С тобой моя тревога - Страница 55

«Надо за горло его схватить! За горло!.. — подумал Иван. — Задушить гада! Иначе зарежет…» Он отпустил руку с ножом, нащупал жилистую шею. Мокруха разжал зубы, раз, другой и третий ударил его скальпелем. Но удары становились все слабее. Он уже не мог проткнуть даже стеганку.

Послышался топот, возбужденные голоса.

«Пропал! — подумал в отчаянии Мокруха. — Повяжут… Бежать надо!» Отчаяние придало ему сил. Он уперся спиной в чугунную решетку, а здоровой ногой ударил Ивана в пах. Шаги приближались. Обессиленный Иван отпустил горло Дурнова и стал оседать.

«Сейчас схватят. Прыгать надо!» — Дурнов перевалился через ограду и рухнул вниз.

— Бегом, Сева! Вызови «Скорую помощь», — распорядился Грисс, наклонившись над Одинцовым.

— Воды дайте, — попросил Одинцов.

Кто-то сбегал за водой. Ему помогли встать и поддерживали под руки, пока он промывал глаза от табачной пыли.

— Он же кровью истечет! — воскликнул кто-то. — Лужа целая натекла под ногами.

— Это же надо придумать, чем бил! Скальпелем! — сказал другой. — А со вторым что?

— Лежит вон… Прыгнул. Бежать хотел, — сказал Грисс.

— Дайте сюда оружие. — Иван узнал голос Зайцева. — Вещественное доказательство…

Иван попытался открыть глаза, но смотреть было нестерпимо больно. Приехала «скорая». Подошли врач и санитары с носилками.

— Ого, как он его! — осмотрел врач Одинцова. — Давайте побольше бинта, — обратился он к санитарке, — тугую повязку надо наложить… А теперь на носилки, — сказал он, когда перевязка была закончена.

— Я сам дойду. — Иван, поддерживаемый Гриссом, медленно, полусогнувшись, зашагал к машине.

В машину сели дружинники. Потом санитары вкатили в кузов носилки с Дурновым.

— У нас нет дежурного хирурга. В городскую, быстро! — распорядился врач поселковой поликлиники.

Иван ладонями стирал со щек обильно текущие слезы. Колени его упирались в носилки. Врач приказал шоферу притормозить, чтобы сделать Дурнову укол.

— Как вы себя чувствуете? — спросил врач у Одинцова.

— Хорошо… Голова кружится только. И тошнит…

— Потерпите. Это от потери крови…

— Потерплю… А этот как? Дышит?..

— Дышит… Из-за чего это вы так?

— Мы-то? — переспросил Иван. — Так… Разошлись во взглядах на жизнь…

— Ты не говори, Иван, — посоветовал Грисс. — Совсем ослабеешь.

— Я семижильный, — улыбнулся тот одними серыми губами и вытер ладонью слезы со щек. — Выдюжу.

Машина въехала в широко распахнутые ворота, промчалась длинным двором и замерла у освещенного подъезда. Санитары выкатили носилки с Дурновым. Дружинники помогли выбраться Одинцову. У машины он огляделся.

— Знакомое место!.. Куда идти-то теперь?

— В перевязочную! — распорядилась женщина в белом халате и белой шапочке, встретившая машину.

— Вася! Будь человеком, смотайся к Ларисе, расскажи все, как было, — попросил Одинцов.

— Сделаю, Иван. Будь спокоен! Ну, поправляйся.

— Поправляйся-то поправляйся… А если Мокруха концы отдаст — дадут мне срок… Только вкус настоящей жизни понимать стал…

— Заходите, раненый! — приказала женщина с крыльца.

— Ты, главное, поправляйся… Заеду, расскажу, как и что.

Признание Ивана ошеломило Ларису.

«Боже, какой ужас! Как он посмел?! В кого я такая несчастливая уродилась?! Встречаются же другим порядочные люди, а мне или дрянь, подонок, или вор… Да что же это такое?! Какое он имел право ухаживать за мной?! Ведь знал, что у меня украл. И стал бегать на свидания!»

Она миновала двор, вбежала на крыльцо и остановилась, чтобы перевести дыхание, прийти в себя. Положила обе сумки на перильце, привалилась плечом, прильнула горячим лицом к холодному стояку. До слуха донеслись медленные звуки удаляющихся шагов. Она поняла, что это Иван уходит.

«Что же это происходит. И откуда ты свалился на мою голову?»

Шаги были слышны долго, до тех пор, пока их не заглушил пронесшийся троллейбус.

«Зачем он признался? Он мог этого и не делать! Ведь не потому, что пожалел: вор не посочувствует… Побоялся, что сама догадаюсь или стороной узнаю? Вряд ли… Чтобы произвести впечатление? Тоже как будто не поэтому…»

Озябли ноги, но Лариса не спешила зайти в квартиру, только оглянулась, когда услыхала, как за дверью мать наливала алюминиевым ковшиком воду. Она смотрела на сумки, лежавшие одна на другой — в темноте не разглядишь, которая из них врученная сегодня. Провела пальцами по боку у одной, потом — другой, ощутила рубец шва, покачала растерянно головой.

«Как снег на голову. Маме сказать или нет? Только напугаю. И посоветоваться не с кем… Может, с Нелькой? Вот ведь в переплет какой попала! Про сумку маме скажу, что Иван подарил, про деньги пока не буду…»

Иван не пришел ни в субботу, ни в воскресенье. В выходной день Лариса нарочно ушла из дома к девчатам в общежитие, с ними и на базар сходила, и обед готовила, а думала только о той необычайной истории, что с ней приключилась.

— Ты что, как из угла напуганная? — наблюдая за подругой, спросила Неля.

— А?! Что? Что ты спросила?

Девчата рассмеялись.

— Чокнутая, говорю, ты какая-то… Случилось что-нибудь?

— Да так… ничего. Идти пора. Спасибо за обед, девочки. Пойду. Проводи, Неля.

— Чего случилось-то, подруженька? Или с Ваней поругались? — спросила Неля участливо, когда шли бульваром. Ребятишки сметали с аллей и газонов листья и набивали в огромные мешки.

— Нет, хуже…

— Или… забеременела? Да?

— Ох, и дурища ты, Нелька!.. Зачем они листья собирают?

— Известное дело — коров кормить или овец.

— И все-то ты знаешь!

«Сказать или не сказать?.. Сказать или не сказать?.. Ох, и задача!.. Закадычной подружке не решишься рассказать!»

— Так что произошло, Лара?

— Ничего… Пойдем ко мне, посидим просто так. Может, потом расскажу, не сейчас.

— Ну, и скрытная ты, Ларка! Посватался, да?

— Да… Отстанешь ты от меня?

— Вот здорово! Я бы за него пошла!.. А ты?

— А вот я думаю…

— Это ничего, что без образования, Лара. Главное, чтобы человек хороший был. Тебе с пацаном не просто найти мужа… Где бы мне такого найти?!

— Болтушка ты, Нелька. Пошутила я.

— Ладно скрывать-то. Свадьбу закатим — не свадьбу, а вечер смычки науки с производством! — Неля рассмеялась, забежала за скамью, встала в позу оратора. — Товарищи! Мы являемся живыми свидетелями того, как на наших глазах стираются грани между физическим и умственным трудом. Эта свадьба, товарищи…

— Брось паясничать! — рассердилась Лариса. — Перестань сейчас же!

— Ты сердишься, значит ты не прав, Брут!

— И Брут тут ни при чем! Брут, это «и ты с ними, Брут?»

— Ну, и черт с ним, с Брутом! — Неля вышла из-за скамьи, в глазах у нее все еще прыгали смешинки.

— Потрясающе эрудированная особа! Трудно с тобой будет Ванюше, пока не подтянется до твоего уровня… А ты его любишь, да? Точно любишь?!

— Ох, ничего я не знаю. Нелька!

— Раз говоришь «не знаю» — значит, точно любишь. Это поверь мне.

«А ведь я его, кажется, и впрямь полюбила, — подумала Лариса и испугалась. — Этого мне только не доставало!»

…— Шофер приезжал. Два раза, — сообщила Варвара Федоровна, встретив дочь.

— Шофер? Какой шофер?

— Ну тот, что с Иваном был. Сказал, что еще заедет к вечеру. Просил дождаться. — Варвара Федоровна говорила, не поднимая головы от развернутой тетради Стопка тетрадей, уже проверенных, высилась на краю стола. — Алеша хорошо поел. Мы с ним гуляли перед сном… С Ваней что случилось?

— Не знаю… Раздевайся, Неля. — Лариса сняла пальто, повесила в шкаф на деревянные плечики.

— Здравствуй, Неля. Извини, не заметила. Контрольные проверяю. Раздевайся… Вы голодные?

— Нет, мы обедали, спасибо, Варвара Федоровна… — И шепотом Ларисе: — А кто этот шофер? Ванин друг, да?

— Да… Больше Василий ничего не говорил, мама?