С тобой моя тревога - Страница 50

До Нового года оставалось меньше двух недель.

Дурнов не пошел во Дворец. Он разбинтовал руку, зашибленную Цыганком. Опухоль пропала, но черные с кровоподтеками под ногтями пальцы слушались плохо. При попытке пошевелить ими мозжила каждая косточка, каждая жилка, а концы пальцев были как ватные — не ощущали ни холода, ни прикосновения.

— Где это вас так угораздило? — пособолезновала процедурная сестра в поликлинике.

— Железяка упала… Бюллетенчик мне бы…

— Получите…

А тут еще сапогом воды ледяной черпнул. Ладно, удержался, а то утоп бы. В горле еще першило. Во всех его бедах был виноват один Цыганок…

«Ну, подожди!.. Ты у меня свое получишь… Это же надо так кулачищем вдарить! Как лошадь копытом… Сам не слажу — уровцев на твой след пущу… они найдут хозяина аппаратика».

Он достал из-под матраца маленькую желтой меди горелку, зажав между коленей, покрутил винтики.

Все складывалось не совсем так, как хотелось ему, Мокрухе. Вначале он рассчитывал забраться в сберегательную кассу, что около входа на завод, но отказался от этой мысли: домик как на юру, на отшибе, незаметно к нему не подойдешь. Да и что сделает он сам, один, без верного помощника? А тут даже на стрему некого поставить.

Дурнов каждое воскресенье и субботу после работы уезжал в город, толкался среди публики в пивных, у касс кинотеатров, приглядывался, прислушивался, все надеялся встретить или по разговору узнать кого из своих. Но, видимо, редел темный круг блатных. Мелкие воришки, «домашние» — не в счет, этих на большое дело не возьмешь.

Он искал себе на всякий случай и объект полегче. Чтобы одному справиться. И нашел недавно, бродя случайно в районе новой застройки. В только что заселенном четырехэтажном доме рядом с магазином тканей поместили сберегательную кассу. Под кассу заняли угловую двухкомнатную секцию.

Все дома были одинаковые. Чтобы разобраться с расположением комнат сберкассы, Дурнов наведался в недостроенный дом, облазил его от подвала до чердака. Его заинтересовали трубы — толстые и тонкие, уходящие вверх, до самого чердака. Он проник в одну из угловых квартир, зашел в туалетную. Так и есть! За унитазом трубы проходят, отгорожены шкафчиком с дверкой… Дурнов поглядел вниз, прикинул, что сможет пролезть, упираясь спиной в стену, хоть с чердака — вниз, хоть из подвала — вверх.

«Лишь бы в заселенных домах не догадались решеток поставить каких между этажами. Тогда все в порядке. И один справлюсь», — обрадовался Мокруха.

В один из дней по дороге с товарной станции он приехал к заветному дому со сберкассой на углу и, оглядевшись, смело спустился через люк в подвал. Под ноги из темноты бросилась испуганная кошка. Значит, никого здесь больше нет.

Он прошел в конец подвала, придерживаясь рукой за трубы. Вот и место, где они уходят вверх. Дурнов чиркнул спичку, посветил. Над головой квадратное отверстие. Это! Поднялся на трубы и примерился: можно пробраться.

Дурнов выбрался из подвала, зашел в сберкассу, заполнил бланк на вклад. Пятерку не пожалел. Осмотрелся. В комнате, перегороженной стойкой, дверь направо, в коридорчик. А там туалетная и ванная. Не может быть, чтобы туалетом не пользовались.

Прошлый раз ему предложили съездить в командировку. Он отказался. А теперь при первом случае согласится. Пусть потом ждут его из командировки! В одну ночь вскроет «медвежонка» — и поехал. Только не в ту сторону…

В дверь постучали, Дурнов сунул горелку под матрац.

— Войдите!

Вошел Одинцов. Огляделся от двери. Недобрая улыбка скользила по губам.

— Один?

— Заходи, Цыганок! Один… Садись, проходи. Гостем будешь, ставь пол-литра — хозяином будешь!

— Одевайся! Разговор есть.

В тоне угадал Дурнов угрозу.

— Куда, Цыганок?.. Больной я. Руку ты мне разбил.

— Выйдем! — предложил Одинцов. — Права качать буду!

— За что, Ванюша, нежная душа? Садись, поговорим… Нет моей вины перед тобой… Я чайку принесу…

— Не пойдешь! — Иван запер дверь на внутренний замок, сдвинул кнопку предохранителя. — Не пойдешь, значит? А я и здесь могу!

Иван выдвинул из-под стола стул, сел — нога на ногу, закурил. Дурнов натянул сапоги на голые ноги.

— Говори, чего пришел?

— Сейчас докурю… — положил окурок в пепельницу. — Ты, Мокруха, больше меня повидал… Скажи, если вор обманул вора, — что за это полагается?

— Как решат… — осторожно ответил Дурнов. — Смотря, как обманул, на чем…

— Если воровали вместе, а один у другого до дележки отначил, что за это?

— Убить гада надо! — сказал Дурнов. — За это смерть!

Откуда Дурнов мог угадать, что Одинцову известно, сколько было в том кошельке. Дураком надо быть, чтобы спросить у обворованной. А больше кто может сказать?

— За это смерть полагается, Цыганок! Только не понимаю я, чего тебе от меня надо?

— Сейчас все поймешь… — Иван достал из стеганки пол-литра водки, сорвал зеленую головку. Придвинул пиалу, налил полную. — Пей!

— Да я не хочу.

— Пей! Досыта пей!.. Сколько денег было в кошелечке синеньком? — спросил Иван, когда тот выпил водку.

— Да разве я помню, Цыганок? — «Узнал! Откуда узнал? На пушку берет, факт!» — подумал Дурнов и положил руку на газету. Под ней нож. Хоть и одна левая, а пырнуть, если что, силы хватит.

— Помнишь, гад! Ты не можешь этого забыть. Сколько отначил? Ну?!

Иван положил кулаки на стол. Настороженным: взглядом шарил по лицу Мокрухи.

— Клади деньги на стол! Те, тридцать четыре рубля, и что в доле досталось…

— Нет у меня денег. Пропил…

Иван налил пиалу до краев.

— Пей.

— Я уже пьяный, Ванечка!

— Пей, говорю! Пьяному сдохнуть легче.

Рука у Мокрухи тряслась, когда он нес пиалу ко рту.. Водка лилась по небритому подбородку на грудь. Он поставил пиалу на стол.

— Не могу больше…

— Три сосны носишь, крохобор! Эти сосны с тебя вместе со шкурой сниму! Пей!.. Так нет, говоришь, денег? Сейчас посмотрим!

Иван прошел к кровати Дурнова, снял со спинки стула серый пиджак, пошарил по карманам. Из паспорта, из-под обложки, вынул пачку трешек и пятерок, заглянул в сберкнижку, усмехнулся:

— Счет открыл, а? Фраер!..

Одним глазом уловил Иван тот момент, когда рука Дурнова скользнула под газету и спряталась под столом.

— Иди сюда, — позвал он Дурнова. — На, сам отсчитай, что положено…

Дурнов поднялся, держа нож лезвием вдоль руки, так, чтобы не увидел Иван, приблизился.

— Держи! — Иван вытянул руку с деньгами.

Мокруха протянул за деньгами не левую, здоровую, а правую.

«Точно! Ножик припас на меня! Из-под газеты вытянул. Ну, я тебе сейчас устрою!» — решил Иван, и, когда синие пальцы приблизились к деньгам, он схватил и сдавил их. Дурнов охнул и упал на колени, нож выпал из левой руки.

Одинцов поднял нож, а Дурнов откачнулся, опрокинулся на спину. Иван попробовал пальцем лезвие: острое… Бросил ножик на стол.

— Поднимись, Мокруха! Резать не буду, не бойся. Я завязал! Понимаешь?

— Я понял уже, — зло произнес Дурнов. — И резать меня ты не сможешь. Не рискнешь. Ты же в ударники метишь!

— Все верно! Но по морде я тебе пару раз дам. На память! Один раз — как бывший вор, второй — как будущий ударник. Вставай.

— Не смей ко мне подходить, — завизжал Дурнов и попятился, суча ногами по полу.

— Ты что, гад, из секты неприкасаемых, что ли? — глумливо усмехнулся Одинцов.

— Не имеешь права!

— Это мы сейчас проверим… Вставай!

— Бей так, сволочь!.. Бей лежачего, продажная шкура!

— Ты из дома не выходил вроде сегодня? — спросил вдруг Одинцов, разглядывая сапоги на ногах Дурнова?

— Нет. А что?

— Так вот что… Бить я тебя раздумал пока… Только сифончик я под мостом нашел. Расколол я его… Как бомба, разорвался!.. И фляжку вчера — я унес! Выздоровеешь, занеси горелку. А если нет, тогда бить всерьез начну.

Мокруха слушал и не верил ушам. Тяжело поднялся, пошатываясь, дошел до плаща, засунул руку в карман, в другой. Цыган не шутил. Дурнов опустился здесь же, под дверью, на пол и заплакал, захлюпал носом. Иван взял его под мышки, дотащил до кровати и укрыл с головой одеялом.