С полемическим задором (СИ) - Страница 61
В.И.Салимон, Золотой Век, Вестник Европы. Салимон – явный вредитель, не побоюсь этого архаичного термина. Я выскажу сейчас все, что наболело. Я так в него поверил, в его призыв «к друзьям», напечатанный в «Зеркалах», но эта столичная штучка, некогда авангардист и автор слабого «Городка», продинамил меня в лучших традициях – и когда они размещались в Манеже, и когда потом сидели на Николоямской (мне удобно с Курского вокзала туда заглядывать). Прием тот же: без конца болтать, какие у них трудности, - «заговаривать зубы», точно я способен их спонсировать; обещать, но ничего не делать. Кто-то мне сказал, что он француз (какого-то Салимона хороший перевод я читал Мора Йокаи), но если так, то сильно обрусел – до уровня Кабанихи и замоскворецких купцов Островского: 150-%-ная безответственность. Да и стихи-то стал писать совсем пустые – всё поверху, не за что зацепиться. Наверно, «Зеркала» и были его звездным часом.
В.Галантер, + Вечерняя Москва. А то еще был «Вечерний клуб», где он тоже работал. Это мой литинститутский друг, но если вы думаете, что он мне помог, то ошибаетесь. Когда он владел небольшим издательством, то выпускал Спиллейна и Дюма, а Ивина грубо бранил. И потом говорил только пустые слова. А когда сидел в «Вечерке», совсем было одобренная подборка моих стихов так и не вышла. А сколько было комплиментов! Почему-то он так и представляется мне китайским мандарином: паланкин с ним поставили в пагоде – и к нему туда потянулись худые земледельцы в блузах – просить и кланяться. Китайский лесоруб из Тотьмы у еврея Вити Галантера больше ничего не попросит: наелся.
Л.А.Фролов, + Современник. Леонид Анатольевич 100 % русский чиновник, а даст фору Галантеру: по части невменяемости. И что странно: через два на третье слово, наверно, говорит о земляках-вологжанах, и действительно издал их всех в своем «Современнике» - всех: Цыганова, Белова, Круглова, Драчева, Карачева, Грязева, Романова, Каратаева – ну, всех, всех. Но не Ивина. С чего бы это, а? С чего бы такая идиосинкразия на меня – словно как если бы я был прямой еврей. Не могу себе этого объяснить, даже учтя плохую репутацию свою: какие-то уже другие законы действуют в этом случае. Просто один знает, как на слове зарабатывать деньгу, а второй – как точнее изобразить жизненное явление. Разные установки. И нигде их пути не пересекаются, так нацеленного издателя и такого автора.
И.Виноградов, + Континент. Вроде бы совсем другого замеса редактор – а результат тот же: когда его сотрудники несколько раз меня отшили, я позвонил ему – и многое высказал. Уж не графоман ли я, и правда? Уж не завистник ли сам? Шендеровичу завидую, что он «плавленые сырки» размазывает по страницам «Континента» - и сам захотел. А континент давно не интересуется, как живет остров, метрополии давно наплевать, что там в колониальной провинции. Игорь Виноградов ездит по асфальту среди стен и в лифте вверх-вниз скользит среди стен – и ему никогда не понять Ивина, который летом в пять утра то и дело видит, как встает солнышко. Разные они люди: для одного важны барьеры, для другого – здравый смысл и горизонт.
Н.Санина, Вагриус, Фонтанка («Синапс»). Синапс – это рецептор такой, очень восприимчивый, бугорок. Но Наталья Санина оказалась совсем без синапсов (к художественному слову). Нет, с нервами-то у нее все оۥкей. Когда я принес машинопись романов, она заинтересованно говорила по телефону о домашних делах (с неким мужчиной). Когда через три месяца пришел за ответом, она опять говорила заинтересованно (четверть часа), а я опять стоял, опять слушал ее бессовестный треп в рабочее время о посторонних предметах, а стулом для посетителей за эти три месяца она так и не озаботилась. Зачем? «Вас много, а я одна», как говорили советские продавщицы. А чего ты хотел, Ивин? Ты думал, сейчас Белинский бросится тебя обнимать? «Новый Гоголь явился!» - «Гоголи-то у вас, как грибы, растут». Я хотел сесть, а сесть было не на что; она же удобно крутилась в кресле и серьезно и увлеченно балабонила: картошка, капуста, сырники, может, даже кулинарные рецепты диктовала… Я с такой яростью на нее обрушился за этот четвертьчасовой разговор с полным игнорированием посетителя, что даже она завяла (хотя, по виду, такая устоит и против напалма).
Не изданы остались мои романы.
Ю.И.Белявский, + Культура. Обвинить меня в неадекватности, болезненном самолюбии, антисемитизме – ничего не стоит. А вот в разжигании национальной розни и в национализме – не надо: нет оснований. С Белявским меня «сосватал» В.А. Пьецух: я сидел без хлеба, хотелось что-нибудь заработать. Я стоял в предбаннике его газеты на Новослободской, и, когда увидел, как он входит (с дамой; оба в джинсах и в шерсти), когда услышал, как грубо (после ожидания) меня приветствовали, моментально, на глаз, оценив, как «чайника» и докучную муху, - скушав порцию той, трудно уловимой, но явной неприязни, я повернулся и ушел, не изложив дела. Но сперва мы по-мужски перематюгнулись (при даме). Уходя, я негодовал на Пьецуха: талантище, благородный человек, должен бы понимать, что с такими людьми я на одном поле не сяду. Надо бы написать эссе о демократизме в поведении, в одежде и в манерах. В детективах Рекса Стаута в ситуации мгновенной взаимной неприязни героев часто следует диалог с тонким, английским юмором (хоть он, кажется, американец); у нас тут уместен Колычев, потому что, кроме грубости, мата и натурализма, нечем насладиться. Повторяю: в нашем обществе нет сотрудничества между людьми. Точнее, оно не индивидуальное (между самостоятельными людьми), а клановое.
Н.В.Еланская, К. Отказала в работе.
С.А.ЛЫКОШИН, Литфонд России. Вот уж кто не может на меня пожаловаться, так это разнообразные литературные фонды: я их не разорял. Не имел от них никогда и ни копейки, а ведь они существуют для поддержки таких бедняков, как я. Отказывайте всегда и везде. Пусть и Переверзин откажет (два года лежит заявление).
Т.А. Жилкина, Посев. Может, я и впрямь сумасшедший, как считают некоторые. Я даже как-то взялся перечитать П.Чаадаева, «Апологию сумасшедшего», но его случай мне мало что давал: у меня не было простодушного издателя Надеждина, который таки рискнул бы напечатать. Вот ведь и Жилкина. Когда она дребезжащим от старости голосом хвалила рассказы и обещала, что будут опубликованы, надо только подождать, - она же не сочла меня сумасшедшим; и из рассказов этого также не определила. А уж у нее-то опыт редакторства ого-го. Так в чем же дело? Почему и в «Посеве» ни фига не вышло? Тайна, истинно какое-то недоразумение, сглаз и порча. Если многие говорят «да» - и не делают, значит, не в редакторах проблема, а в генеалогии. Может, и правда, в родне сидит какая-нибудь Куманина – и палки мне, палки мне в колеса усиленно сует. Просто чокнутая родственница, как-нибудь через генетику вредит, а я редакторов ругаю. Может такое быть? Вполне. Но Жилкиной не следовало меня обнадеживать; возможно, что я и маниак, но непоследовательный: контролировать эту наживку не хватило терпенья; рассказы остались в редакции.
С.Н.Шанина, ИМА-Пресс. От этой не нашел в подшивке никаких видимых следов.
В. Кочетков, К. Помню жирный наваристый суп и мясную поджарку с рисом, которыми угощал меня этот предприниматель (две иномарки – у него и у жены) на своей пилораме, и половую доску от вагонки и обрезков я скоро научился отличать, но ад-маргинем в жизни мне нравился еще меньше, чем в издательстве.
М.Ю. Маркоткин, Россмэн. С новыми и новейшими издателями сталкивался не часто: их подход к делу такого маргинала, как я, вообще не предусматривал. Помню хорошие кресла перед его кабинетом и стоптанные свои ботинки на его издательских коврах. Маркоткин ничего даже не обещал.