С небес на землю, но только с тобой (СИ) - Страница 97

      - Линия на прослушке, - перебил его Яр, чувствуя, что вопрос не совсем обычный.

      - Да пофиг. Как отец относится к Глебу, и вообще, возможно его эм… подвинуть?

      Минутное молчание.

      - Это болезнь, Вик. Он болен им, давно, лет десять, встанешь между ними и тебя раздавят.

      - Конкретнее.

      - Конкретнее спроси у отца.

      - Не могу.

      - И почему же?

      - Не хочу с ним пока разговаривать. Блядь, Яр, ты же вечно меня жизни учишь, а как твой совет понадобился, так ты в кусты.

      - Малыш, Юрий меня грохнет.

      - Мне будет тебя не хватать, - а прозвучало как «да чтоб это быстрее случилось»

      - Сам он не уйдет в сторону и Глеба тебе не отдаст. Либо Юрия грохнуть, либо сам думай. Но вариант грохнуть - самый надежный, - невесело усмехнулся Ярослав.

      - Я не буду его убивать.

      - Глеба попроси, он с радостью.

      - Откуда ты знаешь Глеба?

      - Это долгая история и не для твоих ушей.

      - Яр?

      - Все, я сказал. Сам заварил эту кашу, сам и думай, как выпутываться.

      Гудки в трубке дали понять, что помощи ждать не откуда.

      Вот только Вик не знал, что прослушка реально была, и запись была, и Юрий прямо сейчас получит полный отчет о разговоре. Яр просто не мог подставить парня, хоть сердце у него и болело. Не только за Вика - за всех, кто стал невольными участниками любовного треугольника без возможности отсеять хоть одного.

      Горячая вода давала телу отдохнуть, но вот в душе, стоило только остаться один на один со своими мыслями, стало так тошно, что ком тошноты поднялся прямо к горлу. Вик сел и схватившись за голову, бездумно смотрел в воду.

      Слишком много вопросов, бешеный коктейль из горьких эмоций с вишенкой непонимания наверху. Через что пришлось пройти Глебу? Как отец мог так поступить? Что делать со всей этой правдой?

Вик тихо раскачивался из стороны в сторону. В душе подростка словно произошел атомный взрыв, затронув все струны чувств. Даже самое надежное и сокровенное, что могло остаться непоколебимым, содрогнулось. Он не знал, как относиться к отцу. Он хотел его ненавидеть, пытался презирать, но кроме всепоглощающей горечи ничего не чувствовал. Это была маленькая смерть в серо-зеленых глазах. Стоило только принять, понять, осознать, что назад дороги нет, парень почувствовал кровоточащий надрыв. Решив один вопрос, надрыв увеличивается все сильнее, но жить становится проще. Вик словно вырос всего за один день на несколько лет. В глазах появилась усталость и обреченность, и ее невозможно прикрыть.

      Прийти в себя заставили странные звуки, доносившиеся за дверью. Выскочив из ванной, и наспех обмотав полотенце вокруг бедер, поторопился в комнату.

      - Дежавю, блядь! – почти восхищенно произнес Вик, прижимаясь голым плечом к дверному проему и наблюдая примилейшую картину: Юрий, зажав руки Киру над головой, своим телом вдавливал его в кровать.

      - Слезь с меня, - вежливо попросил Кир, подавшись бедрами вверх и намекая, что данная поза не совсем то, что подходит для разговора.

      Юрий, устало выдохнув, отпустил парня и сел, расправив на груди задравшуюся рубашку. Вообще-то, он рассчитывал отвлечься и снять напряжение, которое становится больше похожим на безумие, но появление сына напрочь снесло любое желание. Впервые за долгое время взрослый мужчина почувствовал стыд перед сыном.

      - Ты чего тут забыл? – спросил Юрий, изучающее глядя на сына и пытаясь рассмотреть в его глазах ненависть и отвращение. От одной мысли об этом скручивало все внутри и хотелось бежать, бежать куда угодно, лишь бы не видеть этого холодного равнодушия.

      - Встречный вопрос. Стресс решил снять? – без тени раздражения поинтересовался Вик, не двигаясь с места, а так и продолжая упрямо изображать статую.

      Возможно, если бы Кир сказал, что Юрий пользуется его телом насильно, Вик бы уже кинулся к нему и попытался набить наглую рожу, но раз все по согласию, пускай и сам факт этого «союза» сомнителен, парень решил не совать свой нос, куда не просят. Да и Кир не из тех, кто позволит к себе плохо относиться.

      - Рассказал? - это уже Киру, на что парень лишь безразлично пожал плечами и запрыгнув на подоконник, бездумно уставился в окно. – Ты нас не оставишь? – почти ласковые нотки пугали.

      - Это моя комната, тебе надо, сам и вали отсюда, - огрызнулся парень, не меняясь в лице.

      - Нам не о чем разговаривать.

      - Вик? – почти просящее попросил Юрий, вставая и делая шаг к сыну.

      - Уйди, пап, - почти просьба.

      - И когда мы поговорим? – и так боялся мужчина услышать то убийственное «Никогда».

      - Не знаю, но точно не сейчас и не здесь. Уйди, ладно?

      - Ты ненавидишь меня?

      - Возможно, пока не понял. Мне время нужно.

      Юрий, не говоря ни слова, развернулся и покинул комнату, а следом и особняк. Воздух сразу стал менее концентрированным, а то давящее напряжение постепенно начало рассасываться.

      - Вик? – позвал Кир. - Он не отпустит Глеба, и тебя к нему не отпустит. Он слишком ревнивый, собственник до мозга костей. Тебе следует поскорее принять решение, или он просто убьет парня, когда полностью осознает, что теряет тебя по его вине.

      Сердца стук такой громкий, что кажется, его можно услышать в звенящей комнатной тишине. Это было больно.

      Ночь без сна в бесконечных скитаниях по комнате, хриплые маты сонного Кира и его высказывания по поводу мигрирующего стада слонов, пустые мысли, сводящиеся к одному единственному человеку. Вик почти физически ощущал, как Глебу плохо, поэтому не найдя в себе сил сидеть без дела, только солнце едва тронуло небо первыми лучами рассвета, быстро собрался и отправился к клинике Глеба.

Глеб

      Все тело словно сдавило невидимыми силками. Нет сил ходить по комнате. Нет желания копаться в себе. И так хочется послать все к черту, вернуться в прошлое, недалекое прошлое, где не было ни Вика, ни Юрия, ничего. Была лишь любимая работа, привычная доза, отключающая от реальности, и гробовое спокойствие. Но, как всегда бывает, все летело к чертовой матери, стоило вспомнить холодные серо-зеленые глаза. Застонав, падаю на кровать, запуская пальцы в волосы, и с силой сжимаю пряди, желая болью физической перекрыть душевную.