С небес на землю, но только с тобой (СИ) - Страница 91

      Смог ли я остаться в машине и просто уехать? Нет. Машину на сигнашку – уже на автомате. Нечеткий шаг, выпустить парня из поля зрения, чтобы зайти на территорию, а так хотелось перемахнуть через забор, чтобы не потерять его из виду, все как в замедленной съемке. С каждым шагом нарастает давление и скрученные в тугой жгут нервы начинают лопаться и разваливаться на мертвые ошметки здравого смысла. Все, что я себе представлял, как видел нашу встречу, все к черту. Уверенность моя? Твердость? Да о чем вы? Я дрожу, как девственница перед первой брачной ночью и едва сдерживаюсь, чтобы не кинуться к нему на шею и не начать кричать о своей любви.

      Я так скучал.

      Но оказавшись в паре метров от него, замираю. В глаза бросилась болезненная худоба, прикрытые веки слегка дергались, будто даже сейчас борясь с болью, тонкие пальцы, не раз ласкающие мое тело, сейчас были спрятаны в рукава толстовки, и я уверен, что ему холодно.

      Мне стало жутко.

      Страшно видеть его таким слабым, уставшим, измученным и все из-за меня. Его словно пытали, это было не просто невыносимо видеть, но и осознавать, через что ему пришлось пройти.

      Но когда он открыл глаза, словно почувствовав мой взгляд, даже не понял, как он оказался рядом и притянул меня к себе. Эти объятья, такие родные и необходимые, выбили последний воздух из легких. Почувствовав, как из глаз текут слезы, я возненавидел себя за свою слабость. Я же так хотел быть сильным, за двоих сильным, а вон как все вышло. Реву как сопливая баба, не в силах сдержать в себе эти вырывающиеся прямо из души эмоции.

      И обнять его хочется, но боюсь поднять руки, кажется, только тронь и он рассыплется. От него пахнет медикаментами, немного хлоркой и едва уловимым запахом его самого…

От автора

      Так они и стояли, всего на пару мгновений позволив друг другу эту вынужденную слабость.

      - И долго ты сопли будешь по мне размазывать? – поинтересовался Глеб, отстраняя от себя парня и заглядывая ему в очки.

      - В глаз соринка попала, - огрызнулся Вик, беря себя в руки и возвращаясь в привычное амплуа избалованного засранца.

      - А мне кажется, ты просто плакса, - подъебал его Глеб, на что Вик четко осознал, что либо его будут подъебывать этим до конца его дней, либо придется грохнуть Глеба, как единственного свидетеля позорной слабости.

      - Вот ты мудак! – почти восхищенно произнес Вик и ушел корпусом в сторону, когда Глеб хотел снять у него очки с глаз.

      - Какой есть, - пожал плечами парень и вернулся на скамейку, подкошенный нахлынувшей слабостью.

      Но, несмотря на общее больное состояние обоих, в воздухе словно повеяло морозным ветром, не обжигающим, нет, скорее дарующим свежеть и легкость. Царившее в их душах напряжение постепенно рассасывалось и это почувствовали оба.

      - Ты какого хуя приперся? Я тебе что сказал?

      - Ты не уточнял точное время твоей изоляции, - рыкнул Вик, не сводя взгляда с подрагивающих тонких пальцев.

      - Я подразумевал, что пока не выпишусь.

      - Ебнулся?

      - В смысле? - взъелся парень.

      - Тебе тут еще полгода минимум куковать…

      - Сбрендил? Месяц максимум. И это не обсуждается.

      - Глеб…

      - Я сказал, завяжу? Завязал. Нехуй мне тут делать, вопрос закрыт.

      - Ты невыносим, - устало выдохнул Вик, откидывая голову на скамейку и сползая ниже.

      И так хотелось в этот момент обнять, почувствовать под ледяными пальцами тепло горячей кожи, крепко прижать к себе этого вечно упрямого зверя и никогда не отпускать. И в то же время тошнило от собственной слабости. Да что за напасть такая?

      - Тебя трудно любить, - тихо произнес Вик, не открывая глаз, но кожей чувствуя, как Глеб замер и повернулся к нему.

      - Так брось это гиблое дело, - в голосе чувствовалась вселенская усталость.

      - Не начинай, - раздраженно поморщился парень, садясь прямо и глядя перед собой.

      - Расскажешь мне? – тихо поинтересовался Глеб, уже сейчас напрягаясь и предчувствуя грядущий мозговынос.

      - Уверен?

      - Думаю, да.

      - Да нечего рассказывать. Ну, не так, в общем… - парень встал, нервно прикурил сигарету, поймал голодный взгляд Глеба и, хлопнув его по потянувшейся за сигаретой ладони, показал средний палец. Воспоминания прошлого, не самые приятные из небольшого списка за прошедшие шестнадцать лет. – Мне тогда шесть было, или семь, не помню точно, малой еще. Отец вечно пропадал на работе, но и мне время уделял, ты не подумай, он у меня отличный мужик… - Глеб едва поборол желание то ли заржать в голос, то ли побороть накатывающую тошноту. Сейчас идея с выворачиванием чужой души казалась не совсем радужной. – У родителей были странные отношения, если их вообще можно было назвать отношениями. Мать мою выдали за отца без ее согласия, но она приняла, полюбила, слишком извращенно, безответно… - он замолчал, выдохнул, и, сделав пару шагов, продолжил. - Отец никогда ее не любил и она знала это, мне об этом рассказали уже когда… Отец в то время вообще перестал дома появляться, пропадал где-то, с кем-то, - Глеб перестал дышать. - А мать знала все, не знаю как, что, с кем, и как ей это удалось, ну она узнала, что у отца была любовница, или любовник, точно не знаю. Все началось с легких успокоительных, дальше больше. Отец словно растворился в другом человеке, и если на мне это никак не отразилось, то мать медленно сходила с ума, и это сумасшествие было таким явным, неприкрытым, но его видели все кроме отца. Он словно ослеп. Потом были таблетки, наркотики, разбросанные по комнате шприцы, ампулы, пьяный наркотический бред… Она кололась, убивала себя, а отец все не замечал… а я молчал… Она брала меня с собой, рассказывала как любит отца, какой он хороший, просто запутался, и кололась, рядом со мной на своей второй квартире. Это даже не в этом городе было. Потом в пьяном бреду, била меня, орала что ненавидит, презирает, что я мальчиком родился, что отец такой же… - Вик замолчал, чувствовалось, что каждое сказанное слово поднимает на поверхность давно и так тщательно затоптанные в самую глубь подсознания воспоминания. Он не плакал, не теребил нервно сигарету, а лишь улыбался, мертвой обреченной улыбкой, и от одного взгляда на него, кровь стыла в жилах. – Я не понимал ее слов, плакал, просил перестать… Она приходила в себя, говорила, что все наладится, что будет как раньше, и спустя некоторое время все повторялось. Я маленький был, не понимал ни черта, надо было отцу рассказать, а я молчал. Она просила молчать. В один из дней, она как обычно ширнулась, но видно с дозой переборщила, пьяная была, и случился передоз. Я рядом сидел, смотрел, как ее дергает, как закрываются глаза, как перестает биться сердце и замирает дыхание, а она все шептала «Только не говори папе…». Я плохо помню, что было дальше. Она умерла, а я просидел возле ее трупа два дня, пока нас не нашел отец.