С небес на землю, но только с тобой (СИ) - Страница 75

      Когда проходят эти две утомительные недели, превратившиеся в пытку уже через пару дней, с радостью собираю вещи, торчу два часа в аэропорту и терплю утомительный перелет. Попытку отца меня встретить пресекаю на корню, не до него мне сейчас. Прямо из аэропорта, закинув Кира домой, еду к Глебу, лечу вверх по ступеням, как влюбленный идиот, желая поскорее увидеть его, просто узнать, что с ним все в порядке. Сердце бешено колотится в груди, и стоит только переступить порог, уходит в пятки. Тревога накатывает, стоит только обнаружить входную дверь распахнутой. Беспокойство затопляет каждую клеточку тела, каждый шаг как маленький подвиг, ноги стали словно ватные и отчаянно не хотят двигаться в сторону приоткрытой двери в ванную, за которой слышны приглушенные стоны и тяжелое дыхание.

      Осторожно, дрожащей рукою приоткрываю дверь и замираю на пороге, оцепенев. Перед моими глазами предстала поистине ужасающая картина. Глеб, мой Глеб, лежит на полу, его ломает, в руках зажат бутылек с таблетками, я не видел его раньше, но готов поклясться, что там не аспирин. Его кожа бледная, почти прозрачная, посиневшие губы потрескались и запеклись от частого дыхания, глаза распахнуты, расширенные зрачки практически поглотили радужку. Его грудь часто и тяжело вздымается, где-то на периферии слуха будто бы даже слышу его заполошное сердцебиение. Взгляд полностью расфокусирован - он не в себе, и наркотическое опьянение настолько сильное, настолько сильное и явное, что неприязнь окутывает все тело, что брезгливость перекрывает ощущения, неприязнь и разочарование заполоняют душу. Все, что чувствую - это отвращение и тошноту.

      За спиной слышатся торопливые шаги, Сашка отталкивает меня в сторону, подлетает к Глебу, падает перед ним на колени и старается привести в себя, кажется, бьет по щекам, но я уже не вижу этого. Спокойно разворачиваюсь и ухожу, покидаю это место, этот дом и человека, прямо сейчас умершего в моем сердце…

  Часть 24

От автора

      Два дня, совершенно пустых и бессмысленных…

      Два дня в страхе перед неизвестностью…

      Нет, Глеб не боялся того, что его ждет в ближайшей будущем, рано или поздно смерть приходит ко всем, он не боялся умереть. Глеба напрягал лишь способ ее осуществления.

      Сколько было передуманно за это время? Сколько взвешено и осмысленно? Были и воспоминания о прошлом, и мысли о настоящем, только будущего не было. Лишь мертвое смирение, с привкусом безысходности, уже давно и прочно поселилось в сердце парня. И нет смысла бороться, что-то доказывать. Он упустил этот шанс тогда, когда был еще пацаном, когда тело еще не запятнали развратом, а душу не выдернули и не растоптали, словно мусор под ногами.

      Нет, были и хорошие моменты, просветы, когда и жить было в кайф, и цели, пусть и незначительные, но появлялись. Было что-то, отдаленно напоминающее благодарность, испытываемое к Сашке, этому навязчивому существу, взявшемуся из ниоткуда, скорее всего из ада, и буквально ввалившегося в жизнь Глеба, без его на то согласия. Все так же чувствуя вину перед Ильей, потому что - друг, хотя их отношения сложно было назвать дружбой, но, тем не менее, рыжик будет скучать. Про Вика Глеб старался не думать. Все существо сразу затопляла волна горечи, обиды, боли. Странно, когда они были вместе, мир словно оттаивал, оживал, но хватало лишь потерять паренька из поля зрения, и все выцветало серыми красками, вырастали острые, как бритвы обстоятельства и все возвращалось на круги своя.

      Глеб не пытался выбраться, не стремился сбежать и даже не думал об этом. Он смирился со своей судьбою. Возможно, если бы он только увидел Вика, прочитал по его серо-зеленым глазам, что нужен, необходим, что парнишка без него жить не сможет, он бы перевернул весь мир и вырвался из этого плена. Он сам понимал, что дело не в стенах, сдерживающих его, а в прошлом, болезненном, жестоком и даже сейчас, спустя много лет, все еще ярком.

      Он лежал на кровати вот уже третьи сутки и бездумно разглядывал медленно вращающийся над ним потолок. Тревожные симптомы начали беспокоить еще утром, а к вечеру все стало ясно, как божий день. Его маленькая тайна раскрыта, осталось дело за малым, сломить его окончательно. На красивых губах играла легкая ироничная улыбка, в глазах шальной нездоровый блеск, в придачу с расширившимися зрачками смотрелся немного устрашающе, да и весь образ был пугающе неадекватен. Глеб чувствовал нарастающую нервозность, боль в запястьях, будто их стягивает тугими жгутами, и учащающееся, с каждым часом, сердцебиение. Все тревоги постепенно отходили на второй план, а мысли сводились к одному такому логичному вопросу: «где взять дозу?». Это было страшно: для людей, наблюдающих за парнем через монитор, для прислуги, приносившей ему еду, для кого угодно, но только не для Глеба. Он привык, смирился, сам решил выбрать этот путь, обдумано и трезво, и теперь просто ждал, когда же уже произойдет хоть что-нибудь.

      Поэтому когда скрипнула входная дверь, послышались тяжелые уверенные шаги и знакомый, до тошноты въевшийся под кожу запах одеколона, улыбка стала еще шире. Он не встал с постели, не попытался бежать или выяснять отношения, лишь лениво повернул голову в сторону серьезного, немного нервозного мужчины и, смерив его пустым взглядом, развернулся обратно.

      Цвет ярко алых штор резал глаза, навевая не лучшие воспоминания, черный паркет раздражал одним своим блеском и даже абстрактная картина, висевшая в самом углу, бесила неимоверно. С появлением Юрия настроение только ухудшилось, хотя, кажется, куда еще хуже?

      Несколько минут помявшись у порога, Юрий все-таки зашел в комнату, заблаговременно предупредив охрану, чтобы те отключили видеонаблюдение, и, оказавшись в комнате, поймал на себе пустой, совершенно безжизненный взгляд. Это было неприятно.

      Вообще весь образ безжизненного тела тревожил. Эта бледность на красивом лице, не идущая ему совершенно, эти тонкие пальцы, свободно лежащие на покрывале… Можно было бы подумать, что парень мертв, если бы не учащенное дыхание и капелька пота стекающая по левому виску.

      Юрий не знал, что делать, он все решил, когда переступал порог этой комнаты, но стоило только увидеть эти серые глаза, такие же, как и десять лет назад, и все полетело к чертовой матери, принципы, планы, все…

      Он не торопился подходить или начинать разговор, уже сейчас зная, во что он выльется, просто наблюдал, изучал заново и вспоминал давно забытое. Несмотря на прошедшие годы, в Глебе легко можно было узнать того худощавого юношу. Безусловно, сейчас он вытянулся, набрал мышечную массу, тяжелая физическая работа натренировала тело, но все же. Плечи хоть и стали шире и крепче, по-прежнему притягивали взгляд - стоило только развернуться чуть сильнее, как проступали соблазнительные ключицы, которые так и хотелось зацеловать. Тонкие запястья, изящная шея, густые ресницы, несмотря на цвет волос, так же оставались угольно-черными, стройные бедра и бесконечно длинные ноги. Что это было? Наваждение или бред, но Юрий упрямо видел в совершенно другом человеке того Глеба, беззащитного, хоть и дерзкого парнишку из прошлого. Они оба жили прошлым, не позволяя друг другу отпустить воспоминания и шагнуть в настоящее, слишком резкие воспоминания, слишком живые…