С нами крестная сила - Страница 2

— Я вас жду, — сказала она.

— Именно меня?

— Да, мне сказали, что мое дело будет вести следователь Савельев.

— А откуда вы знаете, что я Савельев? Мы с вами вроде бы прежде не встречались.

Ему захотелось добавить: "А жаль!". Но он не решился это сказать, только про себя усмехнулся.

Женщина пожала плечами:

— Просто знаю.

Он пропустил ее вперед себя в кабинет, не без удовольствия оглядывая стройную фигурку, у которой, как говорится, все было на месте и осекся, поймав почти насмешливый взгляд посетительницы.

Сказал, нахмурившись:

— Просто так и вороны не летают.

— Вы правы, — согласилась она. — Просто так ничего не бывает. И то, что случилось вчера вечером, не случайность. Я полностью признаю обвинение.

— Вот как? А я вас пока что ни в чем не обвиняю, поскольку сам ничего не знаю.

— Но вы же знаете.

— Вы поразительно осведомлены. Откуда?

Он подумал, что Демин, должно быть, при ней звонил ему, и скорее всего этим объясняется удивившая его странность утреннего телефонного разговора. Хотя тут же возник другой вопрос: с чего это вдруг Демин разговорился при человеке, против которого выдвигается обвинение?

Савельев искоса глянул на женщину и подумал о своем начальнике, далеко уж не молодом, невесть что.

— Давайте по порядку, — сказал он, садясь за стол.

И спохватился, что сам никакого порядка не придерживается. По порядку полагается прежде всего зайти к начальнику.

— Вы идите, я подожду.

— Что?!

Это совсем уж было ни на что не похоже: заговаривается, вслух произносит то, что думает. Встал, намереваясь идти к Демину, и открыл рот, чтобы предложить женщине подождать в коридоре.

Но сказал совсем другое:

— Подождите здесь.

Привычно окинул взглядом стол, запертый сейф, зарешеченное окно и вышел. Какой-то звук догнал его в коридоре, слабый, мелодичный, похожий на далекое птичье пение. Приятные щекотные мурашки волной скатились с затылка на плечи, на спину. Мурашки эти были знакомы ему с детства, с тех пор, как он себя помнил. Может, от материных ласк? Возникали они всегда неожиданно, а основном когда касались его чьи-либо добрые руки, например, в парикмахерской. Непременно добрые, это Савельев знал твердо, ибо не могли недобрые так потрясать, наполнять неведомой радостью и надолго, иногда на целый день, улучшать настроение. Но теперь-то никто его не касался. Откуда же этот внутренний трепет, от которого хотелось сладко потянуться, поежиться?..

Кабинет Демина оказался запертым. Недоумевая, Савельев прошел к дежурному и здесь удивился еще больше: оказалось, что Демин еще не приходил. Откуда же он звонил? Из дома? А эта женщина что же, была у него дома? И толком выспросить у дежурного все не удавалось: непрерывно звонил телефон, перебивал. Из сумбурного рассказа уяснил только суть, больше похожую на нелепицу: ночью прибежали в отделение два гражданина, до крайности возбужденные, потребовали привлечь к ответственности свободно разгуливающую ведьму.

— Поначалу решил: пьяные. Вот, думаю, до чего дошло, с белой горячкой в милицию бегут. Велел дыхнуть — ничего. Заявление накатали.

Дверкин шлепнул на стол перед Савельевым исписанный тетрадочный лист.

— Я их туда-сюда — зачем нам лишнее заявление? — ни в какую.

А час назад эта птаха явилась, все подтвердила…

— Постой, — перебил его Савельев.

— Когда ж Демин-то успел?

— Сам удивляюсь. Звонит строгий такой…

— Строгий?!

— Прямо не узнать.

— Странно.

Савельев позвонил домой Демину, но телефон не ответил.

— Значит, едет, — посочувствовал Аверкин. — Подожди, раз уж приехал.

Всегда этот Аверкин со своими советами, скажет, как смажет. Прибежишь вымокший под дождем, он непременно сообщит: "Дождь на улице". Пожалуешься, что не успел пообедать, услышишь назидательное: "Кушать надо вовремя". И теперь: знает ведь, что заявление есть заявление, сковывает по хлеще наручников. Одно слово — Бумага. Хоть бы и самая разнелепейшая…

Как ни разжигал себя Савельев, а благостное состояние, возникшее в коридоре, не проходило. И вернувшись в кабинет, он почти весело поглядел на ответчицу.

— Ну-с, рассказывайте.

Она почему-то смутилась, даже покраснела, отчего стала еще миловиднее.

— Что рассказывать?

— А все. Вон заявители вас ведьмой обзывают.

— Люди часто ошибаются.

— Что?!

Ясно вспомнился сон и эти самые слова подследственного. И еще фраза: "Сны перед пробуждением сбываются". Он поднял глаза и увидел явный испуг на лице женщины.

Спросил обеспокоенно:

— Что-то случилось?

— Я за вас испугалась.

— За меня? А что я?

— В глазах у вас… Что-то вспомнилось?

"Этого еще нехватало, — подумал Савельев. — Исповедоваться перед допрашиваемой?" И одернул себя: никакая она не допрашиваемая. Для допроса надо достать бумагу и перво-наперво спросить имя и фамилию. А он даже документов ее не видел. Женщина открыла сумочку и положила на край стола новенький паспорт в целлофановой обертке.

— Вы от меня не таитесь. Я ведь все понимаю.

— Неужели все? — смущенно засмеялся он.

— Не все, конечно, только основное.

— Интересная вы личность.

— Вы тоже интересный.

— В каком смысле? — спросил Савельев и покраснел.

— Вообще, — ответила она и тоже покраснела.

Замолчали. Он тупо разглядывал первую страницу паспорта, десятый раз перечитывал фамилию, имя, отчество и никак не мог запомнить. Написано «русская», а фамилия Грудниченко. Украинка? А имя вовсе непонятное Гиданна. Что-то знакомое было в этом имени, будто слышал где-то. И вспомнил: Ганна. Не та ли Ганна, про которую шепчутся в городе, одни с восхищением, другие с испугом? Ганна-чудесница, целительница. Думал старуха, а она вон какая…

— Всякое про меня говорят. Больше выдумывают.

— Вы что, мысли читаете?

— Не-ет, — неуверенно протянула она. — Я сама думаю. А когда говорю, что думаю, получается, будто угадываю.

— Что это за имя у вас — Гиданна?

— Дед у меня осетин, он придумал. А люди зовут, как понимают.

Ему почему-то стало грустно. Посмотрел на запыленное окно, по которому крался солнечный блик, подумал, что через полчаса солнце ворвется сюда прожекторным лучом и в комнате будет не продохнуть. И еще подумал о том, как хорошо сейчас там, за городом, куда хотел уехать пораньше. Хотел, да проспал. А может, и хорошо? Иначе бы не встретил эту женщину. Вот с кем бы за город-то!.. Машинально пролистнул странички паспорта, ища штамп о браке. Штампа не было. Поднял глаза, наткнулся на ее серьезный, все понимающий взгляд и торопливо закрыл паспорт, отодвинул его от себя на край стола.

— В лесу сейчас хорошо, — сказала она.

"Точно, читает мысли, — испугался Савельев. — Не дай Бог такую жену — вся жизнь на просвет". И тут же, вопреки всякой логике, подумал: "Вот бы помощницу такую! Может, Демин это и имел в виду? Намек на засохшее дело с фамильным серебром Клямкяных?"

Он посерьезнел, стараясь скрыть смущение, сказал строго:

— Однако ближе к делу. Расскажите, как все было…

Окна объединенной железнодорожной поликлиники долго не гасли. Уж и закат отгорел за рощей, что тянулась по ту сторону дороги, и поутихло громыханье на близкой сортировочной станции, и ночные лампочки зажглись меж колоннами у входа в поликлинику, а за матовыми освещенными окнами первого этажа все ходили смутные тени, словно призраки, манипулировали длинными руками, вселяя безотчетную жуть в души тех, кто осмеливался в этот час долго смотреть на эти окна. Перед входом была небольшая асфальтовая площадка, за ней — плотные кусты, В этих кустах вот уже битый час сидели двое. На одном была шляпа с широченными полями, какие в городе давно не носят, другой был совсем без головного убора, хоть и лыс окончательно. Заморосил дождичек, реденький и мелкий, но человек и тогда не прикрыл голову. Мокрая, она блестела, словно придорожный валун, отполированный прохожими, часто присаживавшимися на него отдохнуть. Тишина опускалась на город. Неподалеку время от времени пробегали электрички, по дороге; тянувшейся вдоль железнодорожного полотна, изредка проносились машины, но шум их словно бы только сгущал наваливавшуюся потом тишину.