Ржевский (СИ) - Страница 49

Сердце бухнуло набатом. Неужели вот так просто? Неужели весь кошмар позади?!

Ваааууу.

— И вам мир, — Ржевский вежливо придержал руку японки с тряпкой, поднимаясь с корточек. — Переводчик не нужен, можем говорить на этом языке.

— Меня зовут Дмитрий Ржевский. Я хозяин здесь и, божьей волей, нынешний попечитель Мадины Наджиб. Соблюдайте правила дома, в который вам позволили войти — и всё будет хорошо.

Какое-то время меряемся с начальником их гвардии взглядами.

Особого ума, чтобы точно оценить происходящее, не требуется. Мадина упоминала: в их обществе к женщине можно обращаться только с разрешения её мужчины-попечителя, не иначе. Это сейчас я.

По моему предыдущему опыту (да и здесь наверняка тоже), разрешение прибывшей на переговоры стороне говорить даёт старший принимающих.

Получается, дед нарушает абсолютно все правила — и свои, и чужие. Хотя, весьма вероятно, делает так по приказу их наметившегося монарха, пробуя меня на изгиб. Монаршки. Монархини. Чёрт, как же правильно.

Далии аль-Футаим.

— Мир вам. — Достаточно крепкий и непростой мужик с седой бородой что-то про себя решает и кланяется персонально мне, складывая руки в ритуальном жесте.

По правилам, с меня ответное воинское приветствие, если я настроен на конструктив. Промолчать или не ответить — демонстрация неуважения либо намёк, что на этой стороне уже всё решили. Обсуждать визитёру нечего.

Но головного убора на мне нет, знаменитая родовая шляпа, как оказалось, вообще валяется где-то в банковской ячейке, да и не вояка мой предшественник ни разу.

Потому отзеркаливаю чужой ритуальный жест — продемонстрировать возможность диалога можно разными способами.

— Меня зовут Хасан аль-Фахиди и я волей Всевышнего командую гвардией нашего Эмирата, страны, из которой происходит госпожа Наджиб. — Глазки деда становятся похожими на прицелы. — Мы могли бы где-нибудь с вами присесть, чтобы нам не мешали? — он ведёт рукой в сторону достаточно изрядного земельного участка Ржевских.

Затем извлекает свёрток из подмышки и, развернув, поднимает его вверх обеими руками:

— Абсолютно случайно у меня с собой артефакт, чтобы нас никто не подслушал или случайно через ментал на любого из нас не повлияли.

Длинная дорожка из какой-то натуральный шерсти имеет скруглённые края, овальную форму и при желании может сойти за ковёр.

— "Верблюжий дом", — поясняет Мадина по-русски. — Хорошая штука. Артефакт из сокровищницы Пророка: сидящих на нём никто не слышит, даже если стоит вплотную. Попутно — защита от менталистов.

— Ты мне можешь очень быстро сказать, что решила? Домой поедешь или здесь останешься?

Говорить на языке, которого не понимает переговорщик другой стороны, моветон. Но первым начал не я, а вопрос этот задать надо по-любому, вот и пользуюсь оказией.

— Не знаю, — безжизненно отвечает Наджиб. — Есть аргументы за, есть и против. Пятьдесят на пятьдесят, не могу решить.

— И как ты предлагаешь мне вести эти переговоры?! — наплевав на приличия, поворачиваюсь к ней. — Если ты не знаешь, кого мне спрашивать?! Кто ЗНАЕТ, хочешь ли ты домой, раз там всё успокоилось? Или категорически нет — поскольку тебе нечего там делать?!

— Дим, я сейчас не в ресурсе, чтобы решать здраво. — Менталистка мимикой и внешним видом убедительно изображает мраморную статую. — Мне очень интересно здесь, тут целый новый мир открылся. Живой, незнакомый, много мне дающий. Я за несколько часов мало не вдвое уровнем как специалист выросла.

— Но?

— Но твой деревянный туалет с дыркой в полу, вода в колодце, купание в корыте или растопка бани, — она вздыхает. — Для чего ещё, по всей видимости, дров надо наколоть? А перед этим их же напилить? Если я хоть что-то понимаю в логике процесса вашей помывки... У себя я просто иду в хамам. Свой, мраморный.

Вижу, что она умолчала о гардеробе, об обуви, без которой осталась в принципе, об одежде и о куче других вещей, которые начинаешь замечать только когда их не станет. Ещё и вдобавок если ты от рождения — двойник принцессы, выросла во дворце и булки с сосисками для тебя росли на деревьях.

Она очень хорошо держится, но автоматически превращается в беженку, если остаётся здесь. Большие перспективы для будущей духовности на фоне полной материальной разрухи — видал я беженцев в других местах, хотя и не в этом мире.

При упомининии деревянного туалета сбоку ехидно фыркает Норимацу. Впрочем, тактичная японка тут же накрывает свой рот ладонями и широко раскрытыми глазами предлагает на неё внимания не обращать.

— Выбирайте место, — киваю Хасану в сторону зарослей на участке. — Ваш ковёр выглядит достаточно прочным, чтобы его можно было бросить на любую жёсткую траву.

— Господин Ржевский, один неотложный вопрос. Я всё жду, когда вы спросите меня о цели моего визита. — Аль-Фахиди забрасывает дорожку на плечо, подходит ко мне вплотную и сверлит меня взглядом сверху.

А он немаленький.

— Я же не дурак, — ухмыляюсь. — В отличие от вас, нарушившего сходу даже собственные правила (молчу о наших), я свято чту Ритуал. Ритуал переговоров, — поясняю в ответ на его напрягшееся лицо. — Отработанный годами, сотнями встреч и практикой успешных и сорвавшихся договоренностей. "Уставы пишутся кровью", слыхали поговорку?

— Конечно.

— Вот Ритуал Переговоров написан кровью как бы не больше, — оглядываюсь по сторонам, думая, где бы нам лучше приземлиться.

С одной стороны, в заросли идти неохота. С другой стороны, сидеть здесь на утоптанном — как-то не комильфо, что ли.

Девственная природа под рукой успокаивает.

— Вы удивительно хорошо образованы для своего возраста, — нейтрально замечает аль-Фахиди.

Мадина фыркает молодым поросёнком, на мгновение теряя свою мраморную невозмутимость.

— Господин Ржевский, чтобы я в полной мере оценил ваше великодушие как принимающей стороны, пожалуйста, доведите вашу мысль до конца?

— Да вы и сами всё поняли. Если я спрошу вас о цели визита, это будет либо завуалированный указ вам на дверь — дескать, чего припёрлись, либо — попытка подчеркнуть вашу ничтожность в данной ситуации. Конструктива будущей беседе не добавит ни то, ни другое.

Старик коротко кланяется и бросает свой ковёр на несколько метров в сторону, на зелёную траву без кустарника:

— Вы не возражаете?

— Мне без разницы. Только вместе со мной в нашей беседе будет участвовать и Мадина Наджиб.

— Вы уверены? — Аль-Фахиди опять сверлит меня взглядом, словно сомневаясь в услышанном.

— Это моё условие. Без этого разговора не будет.

— Господин Ржевский, вы простите мне мою наглость ещё раз? — из кармана безразмерных шаровар в его руках появляется амулет. — Вы позволите проверить, свободны ли вы от внешних ментальных воздействий на этот момент?

— Что за дурацкая комедия? — слегка отмирает менталистка, вопросительно изгибая бровь. — Хасан, даже если я его мозги в омлет превратила, "Верблюжий дом" тут же снимет любые внешние воздействия. Вы это знаете не хуже меня. Дим, ты уверен, что я должна участвовать в вашем разговоре?

— Да. Ржевские зря не говорят. Это условия вообще каких-либо моих переговоров с твоим Эмиратом.

— У нас женщин за мужской стол обычно не зовут, — словно оправдываясь, поясняет Мадина, косясь на соотечественника. — Тем более — за ритуальный, такой. Нам с Хасаном обоим непривычно: рушится этикет и многие автоматические привычки.

— Если я верно оцениваю происходящее в вашем Эмирате, наш разговор втроём — далеко не самая большая революция, которая у вас сейчас происходит, — замечаю. — Вам ещё не раз удивляться.

— Сложно спорить, — вздыхает аль-Фахиди. — Господин Ржевский, я увидел достаточно для своего предварительного мнения, с кем имею дело. Пожалуй, я тогда тоже отступлю от традиций: вон тот раненый нуждается в срочной помощи. Остальные, наверное, могут подождать, но...