Ржев – Сталинград. Скрытый гамбит маршала Сталина - Страница 1

Все произошло в рабочем порядке. Редактор газеты как-то вызвал меня и говорит:

– Скоро очередной юбилей Победы – иди накопай что-нибудь весомое к этой дате, такое, чтобы сердце дрогнуло у ветеранов. Сам понимаешь, найти нужно интересное – ни у кого не должно быть подобного. Вроде как другим свой газетный «фитилек» подкинем, да и читателям дадим нечто памятное. Только смотри, без фронтовых баек, правдивое…

– А в какую сторону копать? – осторожно интересуюсь у руководителя. – Все ж, Григорий Иосифович, перекопано!

– Как же, перекопано… Вот ты, например, знаешь, где больше всего в годы Великой Отечественной войны советских солдат полегло?

– Где?.. Под Сталинградом, наверное, – отвечаю ему неуверенно.

– Ну-ну, под Сталинградом. А вот и нет, – с торжествующим видом отвечает редактор. И уточняет специально для меня, как будто он всю жизнь был не газетчиком, а историком:

– Больше всего советских воинов погибло под Ржевом! Знаешь такой русский город?

– Вроде слышал…

– Слышал… – передразнил меня шеф, – а там, между прочим, больше двух миллионов человек было выбито из строя. И фашисты около семиста тысяч своих жизней оставили. Но вот, как ни странно, о тех боях толком никто не говорит – Ржев как заколдованный. Другим городам дают всякие звания, а его долго «отодвигали» от настоящей боевой славы и большой народной памяти.

– Да ну? – уже по-настоящему удивляюсь я. – Что-то и впрямь не совсем ясно… – стараюсь понять замысел шефа.

– Вот и я говорю, что пока непонятно. А ты возьми эту информацию, как говорят, к размышлению и иди копай, пока не поймешь, что там под Ржевом случилось и почему. Газетную полосу с твоим материалом об этих событиях планируем давать раз в неделю. С военными фотографиями, картами сражений…

– А как же другие задания? – пытаюсь намекнуть шефу о начальнике своего отдела, у которого к празднику на меня тоже имелись виды.

– С твоим начальником мы все обговорили. Ты же у нас единственный кандидат исторических наук в редакции, или не так?

– Вроде так.

– Вот тебе и карты в руки. Только не перепутай географические и боевые, – уточнил на всякий случай с хитроватой улыбкой редактор. – Захочешь, сможешь потом писать хоть детектив. Исторический. А сейчас собирай материал для очерков о войне…

Вышел я от Григория Иосифовича немного смущенный. Задание вроде как престижное – не всякому его дадут. Долгосрочное, неспешное – есть время хорошо подумать и поработать над материалом. А то ведь в газете все делается быстро, часто прямо в номер. Попробуй при этом толком поразмыслить о чем-то. А тут и самому стало интересно: что же действительно под этим Ржевом произошло в годы войны? Надо же, сколько там народу положили!

Зашел в свой отдел, направился к рабочему столу. А завотделом останавливает:

– Постой, постой. На, возьми свою лопату…

– Какую еще лопату?

– Твою, историческую, – и протягивает мне уже подписанную командировку во Ржев.

– Деньги у Раисы в кассе получишь, детектив ты наш доморощенный…

Вот так я и начал заниматься этой фронтовой темой, которая потом сильно захватила меня. Мне вдруг открылись такие исторические пласты, о которых я раньше не знал. По этой причине почти все свободное от командировок и текущей газетной работы время я уделял поиску новых данных по этой проблеме. А коллеги в редакции с легкой руки Игоря Рольбейна, моего завотдела, стали называть меня «детективом», причем все кому не лень. И ведь они как в воду глядели. Почему?

Когда я ближе познакомился с материалами об этом старинном русском городе на Волге, то действительно увидел все признаки детектива на историческую тему: загадка сражений под Ржевом; крупные исторические персонажи, о жизни которых я зачастую узнавал с самой неожиданной стороны; шпионские действия двойного агента, засланного противниками друг к другу; убийства, погони и так далее. Как и просил редактор, у меня с самого начала этой работы печатались в газете запланированные очерки ко Дню Победы. Но в них поместилась только часть добытого мной материала. Газетная площадь ведь небольшая. А уже потом из всех моих «раскопок» стало вырисовываться нечто более объемное и значительное – книга, как и говорил редактор.

Она рождалась еще и из моего удивления, которое порой переходило даже в возмущение. Главным образом это относилось к тому, как недостоверно все-таки преподносили нам события Великой Отечественной войны, которые я изучал в школе, а потом в вузе. Теперь же, во время работы над заказанными очерками, прошлое СССР и России стало восприниматься мной совсем по-иному. Например, я четко увидел самое печальное: существующая официальная версия войны против гитлеровской агрессии по сути сохранила идеологические установки советского времени.

Если говорить откровенно, то рассказ о некоторых периодах войны даже не был похож на суровые дни тех сражений, включая и бои под Ржевом. Российская историография оставалась и остается крайне неточной, а подчас сознательно искажается. Как заметил кто-то из исследователей, историей, как и ремонтом канализации, должны заниматься профессионалы, посвятившие этому жизнь и получившие знания под руководством опытных специалистов.

Однако, по большому счету будучи продолжением политики, история России пока не может всерьез претендовать на статус науки. Слишком часто и по любому поводу она переписывалась в угоду официальной доктрине. Слишком послушны были «ручные» документалисты, которые умело обходили острые углы прошедших событий. Еще более удачно расставляли «нужные» акценты получатели зарубежных грантов. Стремились к почету и «первооткрыватели» невероятных взглядов на исторические события минувших дней.

Я с ужасом увидел, что со времен Великой Октябрьской революции 1917 года история СССР и России менялась многократно! Причем под разными знаками – с плюса на минус и обратно. Например, если взять довоенный период, то над всей историей молодого советского государства довлел «Краткий курс истории ВКП(б)», созданный под личным контролем И. В. Сталина. В дальнейшем период Великой Отечественной войны стал изучаться по десяти победным сталинским ударам. Затем наступило время осуждения культа личности. Появлялись новые контуры истории. Например, историк Григорий Ревзин определял их так: