Рыжая Соня и ветер бездны - Страница 61

— Правила! — воскликнул нищий.— Какая чушь! Много он знает о правилах Великой Черной Пирамиды!

Соня с удивлением посмотрела на него. Мало того, что ему было известно ее имя — да и не только имя, он ведь знал все, что происходила с ней в Каросе! — он выказывал осведомленности в тайных культах Сета.

— Кто ты? — невольно вырвалось у нее.— Скажи мне! Уже не в первый раз ты останавливаешь меня. Кто ты такой? Ты следил за мной? Что тебе нужно от меня?

— Слишком много вопросов сразу,— проговорил нищий.— О, слишком много вопросов. Нет, Соня, нет… Я…

Его смуглое тонкое лицо вдруг исказилось, словно от боли. Мгновение спустя он зажал рот ладонями. Поверх ладоней глянули его черные глаза, наполнившиеся вдруг нечеловеческим страданием…

С тихим шипящим звуком нищий осел на землю и поник головой.

— Что с тобой? — воскликнула Соня.

Она опустилась на колени возле неподвижного тела и слегка коснулась его рукой.

И едва не вскрикнула. Плоти под пальцами она не ощутила. Только пустая человеческая кожа, еще теплая, бессильно лежала перед ней в пыли.

* * *

Кадаху, стражнику из личной охраны богатого Птейонского купца, сегодня сказочно везло. Купец, утомленный долгим путешествием и трудными переговорами об аренде одной из самых лучших лавок Кароса, давно уже почивал. Он остановился в «Мельнице и Быке» — это была старая гостиница, где стояли широкие мягкие кровати, подавалось только выдержанное вино, где слуги были немы — от рождения или с отрезанными языками, чтобы постояльцы могли вести разговоры, не опасаясь, что прислуга сможет их выдать.

У Кадаха был выходной день. Он оставил господина мирно спать под охраной сменщика, а сам направился бродить по харчевням. В «Веселом вепре» он решил осесть. Там шла бурная игра в кости. Кадах обыграл нескольких местных жуликов, что придало ему уверенности в своих силах, после чего подсел за стол к рыжеволосой женщине, сидевшей в одиночестве над кружкой местного вина. Судя по цвету вина, женщина разбавила его водой. Она невозмутимо потягивала свое питье, наблюдая за окружающими рассеянным взглядом. Похоже, ее заботило что-то совсем далекое от происходящего вокруг.

— Замечталась, красавица? — обратился к ней Кадах, шлепаясь на табурет напротив рыжеволосой.

Он улыбнулся как можно шире, стремясь завоевать доверие собеседницы сразу. Соня устремила на него пронзительный взор. Рука ее скользнула к поясу и нащупала рукоятку кинжала.

— Если и замечталась, то не о тебе,— отрезала она.

— Обо мне мечтает другая,— заверил ее Kaдах.— Я так… поболтать, выпить винца. Ты ведь одна, без спутника?

— Да,— сказала Соня.— Но пусть это тебя не обольщает. Я всегда одна… пока мне этого хочется.

— Можно мне выпить с тобой? — примирительно произнес Кадах.

Соня окинула его взглядом с головы до ног: Рослый широкоплечий детина, судя по всему гирканец, с простоватым, рубленым лицом. Но глаза — глаза холодные, оценивающие. Глаза убийцы;

— Ты охранник в купеческом караване? небрежно спросила Соня.

— Именно,— хохотнул Кадах. И, видя, что Соня не прочь завязать с ним знакомство, непринужденно заорал на весь зал: — Эй, ты! Принеси кувшин вина! И не такого пойла, как обычно, а хорошего!

— У нас все вино хорошее,— обиженно произнес маленький сморщенный слуга, появляясь возле столика как по волшебству.

— Самого лучшего! — лихо выкрикнул Кадах.

— Господин! — с видом оскорбленного достоинства изрек черный Биджаз.— У нас все вино самое лучшее!

— Тогда неси любого,— сдался Кадах.

И, откинувшись к стене, гулко захохотал. Улыбнулась и Соня. Ей не хотелось идти наверх, в свою комнату, и оставаться наедине с непонятными сновидениями, мучительными предчувствиями, тревожными голосами, которые звучали не то извне, не то в глубине ее сознания. Здесь же все было просто: кувшин вина, простодушный жизнерадостный детина-собеседник, стук игральных костей.

Вскоре Кадах уже поведал ей, доверительно ухмыляясь и скаля зубы, что обязанности его сводятся не только к охране персоны купца.

— У него пять жен, Рыжуха,— рассказывал Кадах, потягивая вино.— Вообрази себе! Пять! И всё налитые, красотки, как на подбор! Бедра — так и укусил бы, глазки как у лошадок. Поглядит эдак строптиво, головой мотнет, подвесками и серьгами как зазвенит — у меня аж сердце заходится! А купец — он же старый. Ему и одной жены многовато… Этих держит для фасона. Чтобы видели и завидовали.

— И с которой же из них ты завел любовь? — спросила Соня, улыбаясь.

Кадах захохотал:

— Со всеми пятью! Сочные, ласковые, отзывчивые красавицы! Они сами между собой решают, которая из них придет ко мне, когда купчина захрапит. А уж я их не обижаю, поверь.

За таким приятным разговором Кадах выиграл у Сони несколько серебряных монет. Когда же она объявила, что прекращает игру, взмолился:

— Не уходи! Нынче такой уж вечер… Не хочется оставаться без доброй компании.

— А как же купеческие жены? — спросила Соня.— Неужто решил их оставить?

— Нет… Мне назначила сегодня встречу старшая, Вайба. Смуглая, как персик, не ходит — плывет по воздуху… Купец ее хорошо откормил. Погладишь — тело так и играет под ладонью…

Он невольно облизнулся, думая о предстоящем свидании.

— Так иди к ней! — сказала Соня.— Вижу, тебе невмоготу. Зачем ты томишь себя здесь, в харчевне? Я тебе не пара…

— Это точно. Мужчине я не смог бы рассказать всего, что говорю тебе… Слушай! Она ждет меня после второй стражи. До этого срока купец держит ее у себя. Старшая жена ночует у него в шестой день луны. Так заведено.

— Коротаешь время? — спросила Соня.

— Не обижайся! — воскликнул Кадах.— Это правда… Сыграй со мной еще. Может быть, тебе сейчас повезет.

— Я не стану больше играть на деньги,— решительно заявила Соня.— Иначе мне придется уехать из Кароса завтра утром, а это никак не входит в мои планы.

Она пошарила в кошеле и вдруг нащупала флакончик с благовониями, который подарили ей сегодня утром в лавке.

— Вещица грошовая, но хоть какую-то цену она имеет.— Соня поставила флакончик на стол!

Кадах повертел его в пальцах, открыл крышку, придирчиво понюхал тягучее содержимое сосудика.

— Приятный запах,— не без удивления констатировал он.— Хорошо, будь, по-твоему. Ставлю против твоей змейки два серебряных.

— Идет.

Они бросили кости несколько раз. Кадах почти виновато посмотрел на Соню.

— Я опять выиграл…

— Что ж, мне, в самом деле, пора спать,— вздохнула Соня.— Бери свой выигрыш. Пусть твоя ночь будет приятнее моей.

Кадах сунул флакончик в кошель на поясе, похлопал Соню по плечу и вышел в черную ночь.

* * *

— Она пришла! — Биджаз приплясывал от возбуждения на пороге жилища Ментаптэ.— Вот она!

Ментаптэ застонал во сне и вдруг, разом пробудившись, рывком сел на своем аскетическом ложе.

— Кто пришел?

— Ты ждал ее? Вон она идет! Слышишь?

Ментаптэ прислушался. Ничего, кроме неумолчного стрекотания цикад, не доносилось до его слуха.

— Я ничего не слышу,— сердито заявил он, снова укладываясь на постель.— Глупый старый Биджаз! Совсем уже утратил рассудок! Что за дурацкая фантазия — ворваться ко мне среди ночи с криком о том, что кто-то якобы пришел!

— Говорю тебе, господин мой, она идет! Я слышу ее! Неужели ты настолько глух? — Маленький черный слуга устремил на Ментаптэ презрительный взгляд.— Впрочем, о чем я! Конечно, ты ничего не слышишь. Ты же глух… Я слышу ее внутренним ухом.

Ментаптэ помрачнел:

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Помни, кто вытащил тебя из грязи! Кто поручился за тебя, когда стража уже волокла тебя к помосту, чтобы отрубить тебе за воровство правую руку! А кто устроил тебя на работу в «Веселого вепря»? Быстро же ты забыл обо всех благодеяниях, которые я оказал тебе!

— Я ничего не забыл,— огрызнулся карлик.— Ничего.