Рыцарство (СИ) - Страница 26
-Напрасно Бьянка надеется на Пьетро Сордиано, - безапелляционно уронила Чечилия. - Пустое дело.
Делия поморщилась. Упоминание о Пьетро было ей неприятно.
-Ну почему ты так говоришь? Она красива, он может увлечься ею.
-Теперь, когда ты замужем, он может начать ухаживать за ней. Да только вряд ли. И супруга моего побаивается, и Ормани опасается, да и Бьянка ему не по душе. Чего ради ему туда смотреть? Энрико сказал, что даст за ней тысячу золотых, если она за Ормани выйдет. А Пьетро и половины не дождётся...
-Господи, Чечилия, ну что ты говоришь? - Делия в изумлении даже привстала, - причём тут приданое? Почему он не может просто полюбить её? Она несколько дерзка и сумасбродна, но это пройдет, ведь она так молода...
-Не моложе тебя. Но если бы Сордиано хотел полюбить её - они ведь провели зиму в замке, времени влюбиться у него было сколько угодно.
Делия вздохнула. Молодой донне Лангирано от души хотелось бы, чтобы её нелепая вражда с Бьянкой закончилась, чтобы синьорина Крочиато обрела своё счастье и перестала бы сердиться на то, в чем вины Делии не было. Она никогда не кокетничала с мессиром Сордиано и не хотела привлечь его внимание - за что же Бьянка сердится? Но слова Чечилии были горьки и не оставляли надежды на примирение.
Делия возразила.
- Мне кажется, ты неправа. Сколько всего может ещё за осень-то случиться...
Чечилия усмехнулась, пробормотав язвительно и колко.
-Бьянка уговорила Энрико, чтобы тот попросил моего брата выбрать её королевой турнира. Она ведь одна теперь в девицах. Рассчитывает, что Пьетро Сордиано победит. Дурочка...
- Господи, ну, а почему нет? Он молод, силен...
- Об участии заявил Северино Ормани. Первым. А мой Челестино, когда однажды его в парильне увидел - три дня в себя прийти не мог, 'гора мускулов', твердил. И Рико сказал, что на ристалище равных Ормани нет. Да и не нужны мне их слова: третьего дня Ормани один бочонок вина поднял и затащил в тронный зал, а бочонки эти слуги вчетвером едва поднимают. Это ж какая силища-то в нём! Если дурачок Пьетро выйдет с ним один на один, беды Сордиано не миновать. Ормани его не убьет, так изувечит. Будет урок королеве турнира.
- Ну, зачем ты так, Чечилия? Ты просто не любишь её - вот и пророчишь беды.
Чечилия пожала плечами. Ей самой казалось, что никакой неприязни к золовке в её словах нет, просто здравомыслие.
Северино Ормани в эти летние ночи вместе с Монтенеро и Бальдиано выслеживал Треклятого Лиса - и это помогало развеяться. Ловчие предположили наличие лаза в стене, но не нашли его. Не дурачит ли их кто? Эта мысль, сразу угнездившаяся в голове Энрико, теперь пришла в головы и ловчим. Но тут хищник снова показал зубы, на рассвете сперев цыпленка. Почему бы этому плуту не помышковать в поле? Чего ему курятник-то как медом намазан? А главное - откуда он берётся и куда исчезает? Все эти вопросы оставались без ответа. Катарина продолжала поносить их, челядь смеялась.
Но были у главного ловчего и сугубые основания для скорби. Северино Ормани положил себе покончить со своей изнуряющей любовью, выкинуть её из сердца и забыть, но ничего не получалось. Его окна выходили во внутренний двор замка, и он часами просиживал, опираясь на подоконник, иногда видя гуляющую в саду Бьянку. Вид её был совсем нерадостный, несмотря на то, что иногда после службы в сад выходил Пьетро Сордиано с приятелем Микеле Реджи. Бьянка была счастлива уже тем, что он не уходил, и иногда они втроем вполне по-дружески болтали. Пьетро действительно заявил об участии в турнире и расспрашивал Бьянку о самых разных вещах - об участии её брата, о намерении выйти на ристалище графа Феличиано, о службе на Вознесение Богородицы, о приглашенных на турнир...
Сердце Ормани, видевшего их сверху, сдавливало болью. На миг страшный помысел завладел его душой: что стоило ему сойтись на ристалище с этим щенком и уничтожить его? Сердечная боль отпустила, помысел мести показался сладостным. Нет. Невероятным усилием воли он остановил себя. Что он творит, вернее, помышляет? Впрочем, от помышления до деяния - путь короток... 'Господи! услышь голос мой. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, - кто устоит? Но у Тебя прощение, да благоговеют пред Тобою. Надеюсь на Господа, на слово Его уповаю, избавь меня от беззаконных помыслов моих...' Ормани вздохнул и покачал головой. Глупости. Нельзя. Есть вещи, после которых трудно называть себя рыцарем. Мысль о мести ушла, и сердце снова заныло.
В двери постучали. Северино поднялся и распахнул дверь. На пороге стоял Феличиано Чентурионе.
-Ты один?
Ормани молча кивнул. Один. Он всегда один. Феличиано сел на скамью и уставился в пол.
- Я не буду участвовать, извини, Северино. Я уже сказал Рико.
Северино удивлённо поднял глаза на друга.
-Почему?
-Дурь... но ничего не могу с собой поделать. Дурные сны, кошмары. Вижу кровь, потоком... надгробие... мое имя... Мне надо жить. Ради Челестино. Нельзя рисковать. Назови это трусостью...
Ормани внимательно оглядел друга. Граф Феличиано трусом никогда не был, ни в военных схватках, ни на медвежьей охоте, ни на ристалище доблести он ни разу не дрогнул. Неожиданно Северино задумался.
-А ведь... мне позавчера тоже приснилось... На меня кто-то со спины напал, кинжалом ударил... рыцарь в спину не бьёт.
Граф опустил глаза в пол. В последние дни, Феличиано не лгал, ему еженощно снились кошмары, и ему было легче поделиться с Рино Ормани, нежели с Амадео или Энрико. Счастье молодоженов угнетало Феличиано, и он, весь во власти тяготящих мыслей, легче находил общий язык со столь же несчастным Ормани, о беде которого знал от Чечилии.
Сейчас Чино был обрадован сдержанным пониманием друга и отсутствием упреков. Тяжело вздохнул. Предчувствие беды, удручающее и скорбное, поселилось в нем давно, но сейчас проступило новой, уже непомерной болью.
Но не было даже сил высказать её, облечь в слова.
Глава 15.
Накануне праздника подготовка к турниру была уже завершена. Граф оглядел места для знати, проверил прочность ограждений ристалища и высказал надежду, что дождя не будет. Сопровождавшие его друзья поддержали его в высказанной надежде, а Катарина Пассано уверенно предрекла жаркий день.
Назавтра граф поднялся чуть свет, но, оказалось, его опередил Северино Ормани. Ловчий вошел, когда Феличиано умывался, и молча положил на лавку перед другом тонкую кольчугу без рукавов. Чентурионе смерил его долгим взглядом, надел исподнюю рубаху, и Северино, не говоря ни слова, помог ему натянуть сверху стальную кольчугу, сделанную чрезвычайно искусно, плотно и упруго прилегавшую к телу, как фуфайка из мягкой шерсти. Против страшного колющего удара, раздвигающего и пронзающего тонкие колечки, кольчуге было не устоять, но видя, что Чентурионе не воспротивился, Ормани все же стало легче. Сверху Феличиано надел нарядную бархатную тунику, украшенную дорогим кружевом, и кольчуга была под ней совершенно незаметна. Чентурионе провёл рукой по плечу Ормани и тоже ощутил под плащом холод металла.
-Бережённого Бог бережет... - мрачно пробормотал Северино.
Этой ночью, ближе к рассвету, Ормани снова увидел пугающий сон, устрашивший его до ледяного пота. Он ощутил, что за плечами у него сидит дьявол, который впился острыми когтями ему в спину. Ему было не больно, потому что когти его скользили по кольчуге, не протыкая её, но тварь мешала, отягощала и норовила мохнатой рукой царапнуть его по лицу. Он изловчился, сбросил мерзкое создание на землю, убил, и тут в ужасе понял, что он на погосте, а вокруг него полуистлевшие мертвецы неумолимо стягивали кольцо ...
Проснулся он с криком и первое, что сделал - вынул из сундука кольчуги.
Между тем вовсю орали петухи, замок просыпался, везде сновала челядь, в покои графа забежал оживленный Челестино. Мальчонка сверкал глазами и умолял брата позволить и ему выйти на ристалище: хотя бы против сына Гвидо Навоно, ведь они ровесники. Феличиано сказал, что позволит ему это, но не на ристалище, а после, в замке, ведь если он проиграет, позора не оберётся. Но Челестино уверял, что вполне справится, при этом Феличиано поймал восторженно-завистливый взгляд мальчика на своего друга. Ормани казался ему монументом из гранита.