Рыцари удачи. Хроники европейских морей. - Страница 50

Взяв за основу ручную трубку и значительно видоиз­менив ее, немецкий монах на основе этой смеси, назы­ваемой по-латыни «пульвис», сконструировал огне­стрельное оружие - и ручное, и стационарное. Секрета «греческого огня» больше не существовало. Глиняный шарик превратился в новом оружии в пулю или ядро - сперва монолитное, потом полое, начиненное взрывча­тыми смесями и разбрасывавшее огонь точно так, как об этом писала Анна Комнина. Пульвис немцы стали называть «пульвер», англичане - «пауда», францу­зы - «ла пудр», что означает одно и то же - пыль, порошок. Скандинавы назвали эту смесь «форс» (водя­ные брызги), прибалты - «парслас» (снежинки), рус­ские - зельем, пока не заимствовали у поляков в XVII веке слово «прох» (пыль, порошок), вскоре превратившееся в «прах» и затем в «порох». По всей видимости, Шварц сделал свое изобретение, будучи в Англии, потому что именно англичане первыми приме­нили новое оружие на втором году Столетней войны. Оттуда оно начало шествие на юг (Испания, 1342 год), на север (Швеция, 1370-е годы) и наконец на восток (Венгрия, 1378 год и Московия, 1382-й).

Связь «греческого огня» с артиллерией до конца не выяснена. Из некоторых китайских хроник явствует, что еще в 618 году до н. э. в Поднебесной империи гремели пушки. Арабы применяли огнестрельные ору­дия, заимствованные, как полагают, у китайцев или индийцев, в 1118 году при осаде Сарагосы и в 1280-м - при осаде Кордовы. Чуть раньше, в 1232 году китайцы отбивались артиллерийским огнем от монголов, штурмо­вавших крепость Канфэнгфу. В 1310 году только благодаря артиллерии кастильский король Фердинанд IV отбил у арабов Гибралтар. Но были ли это орудия на основе пороха - сомнитель­но. Скорее - разновидно­сти «греческого огня».

Однофунтовая спрингарда XIII века.

Изобретение же Шварца совершенствовалось очень быстро: в 1364 году в Перуджии началось промышлен­ное производство коротко­ствольных ружей, в Пистойе вскоре изобрели пистолет, в 80-х годах XIV века пушки устанавливались на английских и французских кораб­лях, а в конце того же столетия появились духовые ружья и был изобретен ружейный замок.

Новое оружие нашло признание не сразу: слишком оно было страшно, не укладывалось ни в какие мерки. Кроме того, его еще надо было научиться делать, а потом обучить пользоваться им. Лишь примерно столе­тие спустя оно уравняло шансы рыцаря и крестьянина при встрече на узкой дорожке. «Благословенны счастли­вые времена, - ностальгически вздыхал Дон-Кихот в романс Сервантеса, - не знавшие чудовищной ярости этих сатанинских огнестрельных орудий, коих изобре­татель, я убежден, получил награду в преисподней за свое дьявольское изобретение, с помощью которого чья-нибудь трусливая и подлая рука может отнять ныне жизнь у доблестного кавальеро...» - и добавлял: «...В глубине души я раскаиваюсь, что избрал поприще странствующего рыцарства в наше подлое время...» Но это было позднее, а до того «подлого времени» исход битв по-прежнему определялся составом войск и преобладанием того или иного вида метательного, ко­лющего или рубящего оружия, а также качеством доспехов. Во время Столет­ней войны, например, дисциплинированные английские арбалетчики в битве при Креси 26 августа 1346 го­да уничтожили несколько тысяч генуэзских наемни­ков Филиппа VI и тысячу двести девяносто одного конного французского рыца­ря, плотно упакованных в лучшую броню Европы. Ровно десять лет спустя эта же история в точности повторилась при Пуатье, где сложи­ли головы еще около восьмисот французских рыцарей.

 Спербер XV века. Музей Сан- Марино.

Крестоносцы принесли с собой с Востока еще одно страшное оружие, скосившее в 1347-1349 годах больше людей, чем все войны, вместе взятые. «Король Чума», как назвал ее Эдгар По, начал свое триумфальное шествие под печальный перезвон колоколов из Леванта через Константинополь по Греции, Италии, Франции, Испании, Англии, Германии, Голландии, Дании, Скан­динавии, Польше, России. Это была та самая чума, благодаря которой человечество получило бессмертный «Декамерон» Джованни Боккаччо. «Черная смерть» унесла в могилы двадцать миллионов человек в Европе и пятьдесят - в Азии, почти четверть тогдашнего на­селения Земли. В одной только Англии умерла от чумы по крайней мере треть жителей. Вымирали деревни и города, саранча выедала то немногое, что еще можно было отыскать на опустевших полях, в задымленной миллионами костров Европе свирепствовал голод. Это был единственный противник, перед которым спасовали не только все армии, но - неслыханное дело! - и пира­ты, что было подлинным и единственным чудом того времени.

Бедствия Столетней войны, тысячекратно усилен­ные все возрастающим разбоем на дорогах, бесконеч­ными эпидемиями и междоусобицами, национальными и интернациональными, не могли не вызвать взрыва в среде неимущих. Он произошел в 1358 году. Вот как описывает его знаменитый летописец и поэт Жан Фруассар из Валансьенна в своих «Хрониках Франции, Ан­глии, Шотландии и Испании»: «Некие люди из деревень собрались без вождя в Бовэзи, и было их вначале не более 100 человек. Они говорили, что дворянство ко­ролевства Франции - рыцари и оруженосцы опозорили и предали королевство и что было бы великим благом их всех уничтожить... Потом собрались и пошли в бес­порядке, не имея никакого оружия, кроме палок с же­лезными наконечниками и ножей, прежде всего к дому одного ближайшего рыцаря. Они разгромили и предали пламени дом, а рыцаря, его жену и детей - малолетних и взрослых - убили. Затем подошли к другому креп­кому замку и сделали еще хуже... Так они поступали со многими замками и добрыми домами и умножились настолько, что их уже было добрых 6 тысяч; всюду, где они проходили, их число возрастало, ибо каждый из людей их звания за ними следовал; рыцари же, дамы, оруженосцы и их жены бежали, унося на своей шее ма­лых детей, по 10 и по 20 миль до тех пор, пока не считали себя в безопасности, и бросали на произвол судьбы и свои дома, и имущество. А эти злодеи, собравшиеся без вождя и без оружия, громили и сжигали все на своем пути, убивали всех дворян... Поистине, ни хри­стиане, ни сарацины никогда не видали таких неис­товств, какими запятнали себя эти злодеи. Ибо, кто более всех творил насилий и мерзостей, о которых и по­мышлять-то не следовало бы человеческому созданию, те пользовались среди них наибольшим почетом и были у них самыми важными господами... Между прочими мерзостями они убили одного рыцаря, насадили его на вертел и, повертывая на огне, поджарили при даме и ее детях. После того как 10 или 12 из них истязали и на­силовали женщину, они накормили ее и детей этим жа­реным, а потом всех умертвили злой смертью. Выбрали короля из своей среды, который, как говорили, происхо­дил из Клермона и Бовэзи, и поставили его первым над первыми. И величали его, короля, Жак Простак. Они сожгли и начисто разгромили в области Бовэзи, а также в окрестностях Корби, Амьена и Мондидье более 60 доб­рых домов и крепких замков, и если бы Бог не пришел на помощь своей благостью, эти злодеи так бы размно­жились, что погибли бы все благородные воины, святая церковь и все зажиточные люди по всему королевству, ибо таким же образом действовали названные люди и в области Бри, и в Патуа. Пришлось всем дамам и де­вицам страны, и рыцарям, и оруженосцам, которые успели от них избавиться, бежать в Мо, в Бри поодиноч­ке, как умели, между прочим и герцогине Нормандской. И спасались бегством все высокопоставленные дамы, как и другие, если не хотели стать жертвами истязания, насилования и злой смерти. Точно таким же образом поименованные люди действовали между Парижем и Нуайоном, между Парижем и Суассоном, между Суас-соном и Ан, в Вермандуа и по всей стране до Куси. И тут творили они великие злодейства и разгромили в области Куси, Валуа, епископства Ланского, Суассона и Санли более 100 замков и добрых домов рыцарей и оруженос­цев, а всех, кого хватали, грабили и убивали».