Рыцари Короны - Страница 1

– Почему, собственно, ты считаешь, что день рождения можно отпраздновать только одним способом: устроив дома застолье? – спросила Олина мама, спрыгивая с табурета.

– Потому что все делают именно так, – Оля тщательно размешивала палочкой загустевшую краску в банке. – А у тебя есть идея, как устроить праздник, не приглашая гостей?

– Ну-у, когда мне исполнилось двадцать, мы с родителями были в Москве, так что гости оказались вне пределов досягаемости. Мне купили бусы, а вечером мы все пошли в театр.

– Это, которые бусы?

– Янтарные, те, что без замка, – мама окунула в банку кисть и внимательно смотрела, как стекает краска. – По-моему, нормально.

– Но мы же сейчас не в Москве, – Оля тоже взяла кисть и сделала пробный мазок на оконной раме. – Да, очень хорошо.

– Должна тебе сообщить, что пара-другая театров и у нас в городе найдется.

– Это ты с кукольным считаешь?

– А что, отметить день рождения культпоходом в кукольный театр будет вполне в духе вашей экстравагантной компании.

– Да ладно тебе. Сашку еще, может, удастся уговорить, но остальные… Господи, да я сама туда не пойду!

– Еще есть цирк.

– В цирк Андрей не захочет.

– Слушай, не морочь мне голову! Я считаю, что подала тебе прекрасную мысль. Все равно мы этот кошмарный ремонт к твоему дню рождения не закончим. И если ты не собираешься принимать гостей среди наших развалин, то пойти в театр – не самая безумная идея. Кстати, на открытие сезона все давали афиши на месяц, можешь посмотреть в газетах.

– Думаешь, найдется что-то подходящее?

– Ничего я не думаю, просто говорю, что надо посмотреть. Ладно, ты здесь крась, а я пошла на кухню. Иначе твой отец, когда придет, станет задавать бестактные вопросы.

– Ты имеешь в виду, спросит, что у нас на ужин?

– Разумеется, он же у нас так предсказуем! – засмеялась мама.

Когда с окном было покончено, а аромат жареной картошки и мяса растекся по всей квартире, перебивая запах краски, Оля тоже почувствовала желание задать бестактный вопрос, и заглянула на кухню.

– Проголодалась? Через пять минут будет готово. И папа вот-вот подойдет, у меня все точно рассчитано. – Мама аккуратно ворошила картошку деревянной лопаточкой. – Котлеты я уже пожарила.

Чтобы занять чем-нибудь время, Оля взяла стопку старых газет и стала их просматривать. Довольно быстро она нашла все, что искала и, хихикая, снова побежала на кухню.

– Мама, ты только послушай, чем меня театры балуют в день рождения! Начинаю, естественно, с кукольного. Там семнадцатого будет «Колобок». Знаешь, мне даже начинает нравиться твоя идея! Представляешь, растрезвонить потом в школе, что мы ходили на «Колобок», народ по всем коридорам будет в обмороке валяться!

– «Колобок» – это круто, – согласилась мама. – А что в драме?

– Островский, «Гроза». На это мы в прошлом году всем классом ходили, так что, я думаю, лучше «Колобок»…

– ТЮЗ?

– ТЮЗ… Где-то тут была их афишка, ага, вот она! Так, в ТЮЗе «Король Лир». Нет, ты как хочешь, я отказываюсь в свой четырнадцатый день рождения рыдать над Шекспиром… Я хочу что-нибудь веселенькое. «Колобок», однозначно!

– Нашла себе веселенькое… «Колобок» тоже, между прочим, вещь глубоко трагическая, не помнишь? Его лиса съела, – мама выключила огонь под сковородкой и сняла фартук. Лучше посмотри, что в оперном.

– Ты что, всерьез веришь, что Серега с Сашком согласятся пойти на какую-нибудь «Иоланту» или «Шопениану»? – Оля снова заглянула в газету.

– Ради такого святого дела, как твой день рождения…

– Ой, мама, знаешь, что в оперном семнадцатого? «Летучая мышь»! Вот это класс, разом всем угодили! И Аленка будет счастлива, и мальчишки с удовольствием пойдут… А потом будем с умным видом об этом всем рассказывать. Мам, мы точно новую моду в школе введем, все будут отмечать день рождения в театре!

– Вот и хорошо. Значит, завтра поезжай за билетами и приглашай народ, – мама была довольна. Ей очень хотелось, чтобы ремонт не помешал дочери с удовольствием отпраздновать день рождения.

Семнадцатого числа, в шестнадцать сорок пять, Андрей, старший брат Аленки, Олиной одноклассницы и ближайшей подруги, был вполне готов к убийству означенной сестры. А Аленка, в свою очередь, разгонялась на самую грандиозную истерику в этом году.

Она вообще любила поплакать, точнее говоря, порыдать. Делала это со вкусом, с упоением. Слезы градом катились по Аленкиным щекам в три ручья, причем именно в три: это не было сказочным преувеличением. У нее из левого глаза слезинки катились по одной, а из правого – по две, оставляя две мокрые дорожки.

В детстве Аленка ревела по три-четыре раза за день, собирая большое количество зрителей. Со временем она прекратила публичные выступления. Частично потому, что повзрослела и несколько поумнела, частично из-за реакции одноклассников. Они просто смеялись и дразнили ее. Подобное отношение Аленка поощрять не собиралась.

Дома развернуться ей тоже, как правило, не удавалось. Родители, люди спокойные и крайне отрицательно относящиеся к истерикам, даже в исполнении родной дочери, отказывались вести с ней какие-либо разговоры, пока она не вытрет слезы и внятно не объяснит суть проблемы. Андрей же подходил к вопросу еще проще. Он брал тоненькую, легкую Аленку под мышку, уносил в ванную и закрывал там, проплакаться. В первый раз он, находясь в сильном раздражении, использовал для этой цели туалет, но такой вариант вызвал неодобрение остальных домашних. Они считали неразумным перекрывать доступ в столь необходимое в обыденной жизни помещение на тот неопределенный срок, который был необходим Аленке, чтобы восстановить душевное равновесие.

В результате суровых действий старшего брата, она настолько привыкла к тому, что оказывалась в ванной после первого же всхлипа, что сама направлялась туда, как только чувствовала потребность предаться печали.

Сегодня повод для слез был самый основательный. Аленка стояла перед разоренным шкафом с одеждой и трагически осознавала, что одеть ей на Олин день рождения совершенно нечего! Если бы это был просто день рождения, можно было бы отнестись к наряду проще, подумаешь, все свои… Но ведь они, кроме того, шли в оперный театр, это же, можно сказать, двойной праздник!

Андрей отказывался понимать ее страдания. Сам он, с полным пониманием торжественности момента, сменил привычные джинсы и футболку на строгий парадный костюм. Даже галстук нацепил, хотя и чувствовал себя не слишком комфортно. То, что Аленка заламывала руки над кучей платьев, вытащенных из шкафа и в беспорядке брошенных на кровать, причитая об отсутствии чего-нибудь, в чем можно выйти из дома, взбесило его.

– Что значит нечего надеть? Через пятнадцать минут нам выходить, надень синее платье!

– Синее старое, я уже в нем везде ходила…

– Белую кофточку с черной юбкой?

– Ты что, это же не школьное собрание!

– Ну, сарафанчик надень, вот этот, в подсолнушках, ты же его любишь…

– С ума сошел! Как ты себе это представляешь, я отправлюсь в оперный театр на вечерний спектакль в том же сарафане, что в булочную хожу?

– Так, – зарычал Андрей, – достала!

Он рванулся к кровати, моментально расшвырял всю кучу одежды, вытащил откуда-то снизу зеленый крепдешиновый костюмчик, очень миленький, сунул в руки сестре и рявкнул:

– Надевай! И если ты сейчас опять откроешь рот, то у меня станет на одну сестру меньше. Чтоб через семь минут была полностью готова!

Аленка, уже приготовившаяся снова что-то возразить, послушно закрыла рот и стала разглядывать костюмчик с таким интересом, словно никогда не подозревала о его существовании. Андрей вылетел из комнаты, хлопнув дверью. Из коридора донесся его голос: