Рыцари Дикого поля - Страница 8

Гяур рассмеялся и сделал несколько вызывающе долгих глотков. «Она пытается вызвать у меня смертельную ревность», – подумал он. Вино показалось кисловато-сладким, и вообще, у полковника не появлялось никакого желания более основательно испробовать его.

– Это я могу понять. Не могу понять другого – чем обязан вам? У меня возникло ощущение, что я должен чувствовать себя вашим должником. Вот только не возьму в толк, с какой стати.

– А «взять в толк» хотя бы то, что я не стала бы ни разводить постельные амуры, ни пиршествовать с вами просто так, не будь это продиктовано особым интересом к вам – на это вы способны?

– Совсем нетрудно.

Вновь появилась служанка, но Камелия так зашипела на нее на своем фламандском, что та попятилась вместе с яствами, от которых князь вовсе не намерен был отказываться.

– Тогда слушайте меня внимательно. Графиня де Ляфер – ваша женщина? Она ваша, не так ли? Ну, что вы смотрите на меня, что вы испепеляете меня своим голубым безумием?

– Не уверен, что она считает именно так.

– Однако же в данном случае меня интересует ваше мнение. Именно ваше, а не графини.

– В конце концов, она замужняя женщина.

– Что вы хотите этим сказать? – язвительно поинтересовалась фламандка. – Что вы свободны? Что я могу стать вашей любовницей?

– Разве вы еще не стали ею? – князь понимал, что не имеет права произносить эти слова, но его вдруг обуял бунтарский дух оскорбленного мужчины.

– У меня есть три варианта ответа на вашу беспардонность, князь. Остановлюсь на предельно правдивом: я не возражаю. Но, прежде чем говорить со мной об этом, вы должны усмирить свою давнишнюю любовницу. Или официальную – как вам удобнее, так и называйте. Я же всегда буду оставаться тайной.

Полковник похмельно повертел головой.

– Что значит «усмирить»? Где это должно происходить и как вы себе это представляете?

– Как усмирить? Как монахиню, как рабыню.

Полковник повертел головой еще раз, более решительно, вот только ясности сознания у него так и не прибавилось. Там, в постели, все выглядело значительно проще и понятнее. Правда, теперь у него тоже существовал довольно ясный выбор: взять эту красавицу на руки и вернуться в будуар или же подняться и уйти. Но ведь сначала нужно было выбрать…

– Вы можете по-человечески объяснить, чего хотите?

– Наконец-то, – сразу же успокоилась фламандка и, забросив ногу за ногу, оценивающе оглядела парня, пытаясь выяснить, действительно ли он готов к настоящему разговору. – С этого вопроса вы и должны были начать. Вы совершенно правы, князь: замужняя ваша графиня или нет – не так уж и важно. Главное, что вы все еще имеете на нее влияние. Вот и поведите себя так, чтобы она вынуждена была оставить польского принца Яна-Казимира Вазу в покое и заняться вами. Не волнуйтесь, я всегда исхожу из того, что ни одна женщина не способна до конца, до предела, исчерпать мужчину, так что для меня его тоже хватит. А потому совершенно не ревнива. Это я к тому, что после повторного покорения графини мое отношение к вам не изменится.

– Понятно: ваша ревность распространяется только на будущего короля?

– На человека, который обязан стать королем. Я и люди, которые меня поддерживают, должны сделать все возможное, чтобы на троне Польши восседал именно он, принц Ян-Казимир, а не его брат Кароль или еще кто-либо. Моя просьба вызвана только этой целью, а не ревностью.

– Это меняет ситуацию.

– Как видите, мы с вами все выяснили, а посему нам нет оснований ревновать друг друга. Зато появляется возможность оказывать друг другу некоторые услуги. И не только в постели, князь.

«И здесь дворцовые интриги?! – с грустью удивился князь. – Кто бы мог предположить, что судьба польского трона, оказывается, способна решаться здесь, в доме некоего фламандского доктора де Жерона?»

Что же касается «услуг в постели», то о них Гяур старался сейчас не думать.

– Но ведь графиня тоже не зря приблизилась к брату короля принцу Яну-Казимиру. Очевидно, у нее свои виды на польский трон. Пока происходило их довольно странное сближение, я пребывал в испанском плену и не имел возможности поговорить с Дианой.

– Знаю, князь, знаю, – нетерпеливо прервала его покаяние Камелия. – Можете не сомневаться, что такие виды, в самом деле, существуют. Но, как мне кажется, не у графини. Она всего лишь выполняет чью-то волю.

– Чью именно? – с убийственной непосредственностью поинтересовался Гяур.

– Возможно, своей подруги, ныне здравствующей королевы Польши Марии-Людовики Гонзаги. А нам очень не хотелось бы, чтобы она сохранила свою корону.

– Вам-то какая разница, кто станет королевой? Ведь не можете же вы претендовать на ее место в королевском ложе?

Только сейчас, пожалуй, впервые, в глазах воинственной фламандки промелькнуло нечто похожее. Если не растерянность, то уж, во всяком случае, не озадаченность. Внутренне она готова была возразить, даже возмутиться: «А п? очему бы и нет?! Почему не могу?». Но, осушив свой бокал, поняла, что ни резкость ее, ни аргументы не покажутся князю Гяуру, этому наследнику несуществующего престола несуществующего Великого княжества, убедительными.

– Я и не собиралась претендовать на него, – прозвучало из ее уст то единственное, что способно было сохранить гордыню.

– Но если в самом деле не собираетесь, тогда почему для вас главное, чтобы коронованным оказался Ян-Казимир, а не принц Кароль, князь Ракоци или кто-либо из наследников шведского престола?

– Только не шведы! – презрительно поморщилась Камелия. – Кто угодно, только не они. Этого мы не допустим. И не Мария Гонзага – в ипостаси королевы. Она и сейчас уже бессмысленно путается у нас под ногами.

– Ждете, когда задам еще один соломонов вопрос: «У кого это «у нас»?

– У ордена иезуитов.

– Только ли? Зачем это не стремящимся к светской власти монахам?

– Это вы об иезуитах – «не стремящиеся к светской власти»?! – вызывающе ухмыльнулась Камелия. – Но, в общем, вы правы: еще у небольшой группы людей, ни имен которых, ни их принадлежности к определенному кругу указать не смогу. Все, давайте к этому вашему неуместному любопытству больше не возвращаться. Согласна, я не способна претендовать на место в королевском ложе, как изволили выразиться ваша светлость.

– Хотя тоже происходите из некоего аристократического рода? – решил проявить свою догадливость Гяур.

– Не пытайтесь делать вид, что знаете обо мне хотя бы сотую долю того, что мне лично известно о вас, – осадила его Камелия. – Но коль уж вы столь настойчиво просите удовлетворить ваше любопытство… В моем роду еще помнят того из предков, кто был римским легатом.

Брови Гяура поползли вверх, но вовсе не от того, что он оказался пораженным подобным известием.

– То есть наместником императора в одной из провинций Римской империи, когда власть ее распространялась почти до этих мест, – постарался Гяур конкретизировать эту новость.

– Еще мой дед по отцовской линии, и даже отец, носили титулы маркграфов [7].

– Так вы – маркграфиня?!

– Виконтесса [8] Фердгайнд, если угодно. Что, слишком незначительный титул для будущей королевы?

– Случалось, что ими становились не только виконтессы, но и нетитулованные дворянки, а то и вовсе простолюдинки по происхождению.

– Какая щадящая любезность с вашей стороны! Но дело вовсе не в том, что мне хочется впорхнуть в королевские покои. Просто мне необходимо быть рядом с принцем Яном-Казимиром до тех пор, пока он не окажется на троне. Всячески способствуя этому, постоянно внушая принцу, что он, именно он и только он один достоин польской короны. И что ему пора выходить из своей монашеской кельи.

– Но ведь он – иезуит. Кардинал ордена иезуитов. Что мешает вашему ордену приказать ему? Повелеть?

– Дело в том, что в ордене есть силы, предпочитающие иметь дело не с ним, а с его братом, принцем Каролем. Причем самое трудное заключается в том, что Ян может подпасть под влияние приближенных Марии Гонзаги, поскольку имеет виды на нее и, кажется, даже влюблен в королеву.