Рыцарь-Дракон - Страница 1

Морозным мартовским утром над лесом Маленконтри занималась заря… Несмотря на то что имя это более пристало бы, пожалуй, французскому, а то и итальянскому лесу, Маленконтри находился в Англии.

Однако никто из обитателей этих мест, от ежей, сбившихся в клубок в своей устланной палой листвой спальне под живой изгородью, до сэра Джеймса Эккерта, барона де Буа де Маленконтри-и-Ривероук, почивающего со своей супругой леди Энджелой в замке, не удосуживался в беседе хоть раз произнести это квазифранцузское название. Его дал лесу прежний владелец замка; нынче, лишившись земель и титулов, он пребывал в изгнании, где-то на континенте. Ну и поделом ему.

А поскольку сэру Хьюго де Маленконтри в настоящее время не очень светило вернуться в свои владения, то все местные жители предпочитали звать лес его настоящим именем – Хайбремблская Чаща.

Все это не вызывало ни малейшего интереса путника, продирающегося сквозь заросли леса к замку Маленконтри; он проходил, пожалуй, слишком близко от пробудившихся уже ежей, но, к счастью, они были надежно укрыты от его глаз…

В безразличии путника нет ничего удивительного, ведь это – не кто иной, как Арагх. Английский волк считал своей территорией не только Маленконтри, но и другие леса; потому-то ему и было наплевать на то, как их называют другие.

Арагха вообще мало что волновало. Например, холод раннего весеннего утра говорил ему лишь о том, что в такую погоду запах стелется ближе к земле. Фактически ветер, дождь, ежевика, люди, драконы, огры и тому подобные вещи интересовали волка ничуть не больше утренних заморозков. Если бы он столкнулся с такими явлениями, как землетрясение, извержение вулкана или цунами, то остался бы столь же равнодушным, но пока ничего подобного на его веку не случалось. Потомок свирепых Волков, Арагх размером был с маленького пони, а жизненная философия его сводилась к тому, что в тот день, когда что-нибудь окажется ему явно не по зубам, он умрет, и это в любом случае избавит его от всех проблем.

Арагх остановился и взглянул на прямоугольную башенку замка с застекленными, что было в новинку, стрельчатыми окнами, в которых играли первые блики утренней зари. Несмотря на неприязнь к стеклам в окнах, волк по-прежнему испытывал самые нежные чувства к сэру Джеймсу и леди Энджеле, которые теперь, насколько ему было известно, сладко спали в башенке наверху. Эти лежебоки теряли возможность насладиться живительной свежестью утра.

Привязанность к ним родилась еще в те времена, когда Арагх с сэром Джеймсом и еще несколькими Соратниками были вовлечены в потасовку с огром и прочими вредными тварями на болотах у Презренной Башни. Тогда сэр Джеймс, хотя и не по своей вине, вселился в тело дракона по имени Горбаш, друга Арагха. Волк на мгновение предался ностальгическим воспоминаниям о былых, но весьма примечательных и по сей день событиях.

Безотчетное чувство тревоги за хозяев Маленконтри – и за Джеймса в особенности – пробудило волка от сладких раздумий. Ощущение было недолгим, но Арагх всегда обращал внимание на то, что сообщало ему подсознание, поэтому сосредоточился и напрягся.

Необъяснимая тревога не исчезала. Потянув носом воздух и не почуяв ничего подозрительного, волк прогнал это чувство, однако взял на заметку, что, когда он будет пробегать мимо дома мага у Звенящей Воды, ему обязательно надо воспользоваться случаем и рассказать обо всем С.Каролинусу. Тот скажет, в чем тут дело, посоветует Арагху, что надо делать, хотя вообще-то вряд ли случилось что-то серьезное.

Итак, благоразумно выбросив из головы тяжкие думы, волк поспешил дальше. К огромному облегчению ежей, темная тощая фигура Арагха растворилась среди стволов деревьев пробуждающегося леса.

Джеймс Эккерт, ныне сэр Джеймс Эккерт, барон де Буа де Маленконтри и пр. (он, правда, редко ощущал себя обладателем этих титулов), проснулся на заре, когда спальня в замке де Буа де Маленконтри, которую он делил со своей женой, Энджелой, еще была погружена во мрак.

Возвещая близкий рассвет, сквозь тяжелые шторы, закрывавшие застекленные окна, сочился бледный ранний свет. Рядом с Джимом, под грудой шкур и покрывал, делавших терпимым пребывание в неотапливаемой комнате с каменными стенами, ровно дышала во сне Энджи.

Еще не пробудившись толком, пребывая где-то на полпути между сном и явью, Джим не понимал, что разбудило его, да и не хотел понимать. Он смутно догадывался, что произошло нечто неприятное, ведь в течение нескольких недель он находился в состоянии депрессии, подобном затишью перед грозой.

Последние дни были так тоскливы, что Джим обнаружил: он уже почти жалеет о своем решении остаться в мире драконов, магии и средневековых законов, вместо того чтобы вернуться вместе с Энджи на обыденную, зато хорошо знакомую Землю XX века, в каком бы из возможных миров она сейчас ни находилась.

Несомненно, время года лишь усиливало его уныние. Зима наконец-то отступила, что поначалу радовало и возбуждало, но теперь казалось, что время тянется бесконечно, – ранние сумерки, оплывшие свечи, заиндевевшие стены.

С тех пор как Джим вступил во владение землями сэра Хьюго де Буа де Маленконтри, прежнего барона, он неустанно занимался их благоустройством. Постройки и дороги нуждались в ремонте; несколько сотен крепостных, свободных людей и вассалов ждали его распоряжений; вдобавок ко всему, нужно было составить план сельскохозяйственных работ на год. Тяжелое бремя обязанностей превратило удивительный, не похожий на прежний, мир в место почти такое же тусклое и будничное, каким была, по воспоминаниям Джима, Земля XX века.

Поэтому первым побуждением сэра Джеймса было закрыть глаза, спрятать голову под покрывала и постараться снова заснуть, забыв о том, что его разбудило. Но сон не возвращался. Тревога нарастала до тех пор, пока не зазвучала подобно набату. В конце концов, раздраженно фыркнув, Джим поднял голову и открыл глаза.

Свет, проникавший сквозь шторы, едва освещал спальню.

Джим задрожал, и не только от холода.

Его облик изменился, как тогда, когда он впервые пришел в этот мир с помощью машины астральной проекции, чтобы спасти Энджи. Он опять превратился в огромного дракона.

«Нет!» – едва не закричал Джим, но вовремя сдержался. Меньше всего он хотел разбудить Энджи – тогда бы она увидела, кем он стал.

Отчаяние охватило его. Неужели на всю жизнь он останется драконом? С какой стати? В безумном мире, где магия составляет часть реальности, возможно все. Может быть, ему предначертано жить здесь в человеческом обличий определенный промежуток времени. Не исключено, что какие-то законы этого мира предписывают ему полгода быть человеком, а полгода – драконом.

Если так, то Энджи не очень понравится жить с драконом целых шесть месяцев в году.

Вернее, совсем не понравится.

Он должен найти ответ. Во-первых, его может дать Департамент Аудиторства, странный низкий голос которого, похоже, знал все, но сообщал только то, что считал нужным. Очевидно, ОН хранит какие-то сведения о магическом кредите, отпущенном тем, кто занимается волшебством: несомненно, к ним принадлежит и Джим: с одной стороны, он явился в этот мир с помощью магии, а с другой – не прошло еще и десяти месяцев с тех пор, как он участвовал в битве с Темными Силами у Презренной Башни.

Он открыл рот, чтобы поговорить с Департаментом Аудиторства. Насколько Джеймс знал, ОНИ работали двадцать четыре часа в сутки, если, конечно, слово ОНИ уместно в данном случае.

Джим вовремя сообразил, что его беседа с Департаментом Аудиторства может разбудить Энджи, от чего он воздержался минуту назад, буквально заткнув себе рот, точнее пасть.

Ему оставалось только одно – осторожно выбраться из-под покрывал, покинуть комнату и отойти подальше, чтобы побеседовать с НИМ, не потревожив жену.