Рыцарь (др. издание) - Страница 13

Не зная, как правильно ответить, я судорожно стал вспоминать исторические фильмы.

– Эээ… Почту за честь.

Рыцарь Родриго рассмеялся и опять хлопнул меня по левому (ушибленному!) плечу.

Родриго де Эро был франком только наполовину. Мать у него была из Каталонии. Испанка.

Молодость дона Родриго также прошла в Испании. Это чувствовалось – в разговоре Родриго периодически вставлял экспрессивные испанские словечки, смысл которых оставался для меня загадочен. Восемь лет назад родриговский папаша, сьер Бернард, отправился, как и положено всякому уважающему себя рыцарю, воевать за Гроб Господень. А сына оставил управлять поместьем. Из Крестового похода Бернард не вернулся. Впрочем, Родриго по этому поводу не особенно сокрушался. Напротив, он даже завидовал своему отцу. И собирался лет через десять пойти по его стопам. То есть – уплыть в Палестину. Но перед этим обязательно обзавестись женушкой и двумя-тремя наследниками.

– А Антуанетта де Косэ… это ваша невеста? – осторожно поинтересовался я.

– О нет, ну что вы! – ухмыльнулся Родриго. – Избави Боже! Донна Антуанетта – это жена моего соседа Рауля де Косэ. Между нами говоря, порядочная стерва. Но весьма недурна собой. Но, видите ли, никакой другой более-менее подходящей дамы сердца у меня сейчас нет. Однако нельзя же начинать поединок просто так, не имея в запасе даже дамы сердца, ради славы которой должен происходить всякий поединок! А назвать госпожу виконтессу своей дамой сердца – это прекрасный способ позлить Рауля. Виконт чрезвычайно ревнив.

– А он не придет к вам разбираться?

– Так приходил уже! Тогда, помню, мы с ним славно сразились… Человек по тридцать с обеих сторон полегло.

– И кто победил?

– Формально я, но, если судить по чести, у нас с ним случилась ничья. Понимаете ли, дон Андрэ, прослышав о нашей войне, на замок Рауля напали разбойники под предводительством Луи из Каора. Не слыхали о таком? Нет?.. Заявляет о себе, что, мол, благородной крови, а по сути – человек без чести и совести. Настоящий бандит, рутьер. Прослышав об этом коварном нападении, эн Рауль попросил меня отложить нашу с ним войну на некоторое время. Я, само собой, согласился и даже любезно предложил эн Раулю свою посильную помощь. Он, как добрый сосед, не мог отказать мне в таком удовольствии. Вдвоем с ним мы быстро разогнали этих рутьеров. Попировали в раулевском замке и на том разошлись. Только с тех пор уже почти год прошел, а я смотрю – что-то не торопится эн Рауль возобновлять наш отложенный спор. Поэтому я и подумал, что надо бы как-нибудь напомнить ему о его давешнем обещании.

Какой, однако, воинственный испанец мне попался…

– А вам обязательно с ним воевать?

Дон Родриго удивленно уставился на меня:

– А что же еще делать?

– Ну, не знаю… Можно мирно ездить друг к другу в гости…

– Так мы уже почти целый год мирно живем! Целый год!!! Знаете, как за это время мне все эти трубадурские празднества надоели?! Знаете?! Не поверите – видеть уже этих рифмоплетов не могу, хотя и сам, прости Господи, время от времени стихами балуюсь. Ну разве это жизнь? А ведь душе хочется чего-то большого, настоящего, светлого, такого, чтоб кровь в жилах кипела! А войны все нет и нет…

– Кстати, сьер Родриго, я ведь в этих землях недавно. Не расскажете, что здесь интересного случилось в последнее время?

Родриго охотно напичкал меня новостями. Такой-то барон пошел войной на такого-то барона. Такой-то дворянин женился на такой-то дворянке, которая оказалась не дворянкой, а купеческой дочкой, и по этому поводу дворянин с ней развелся. Виконт Безьерский помирился с графом Тулузским. Граф Тулузский готовится отмечать годовщину свадьбы со своей четвертой женой Иоанной.

Я слушал его и поглядывал по сторонам. Перейдя через брод, наши кони неторопливо рысили к замку. Лес расступился, стали видны луга и холмы с разбросанными там и сям домиками и деревушками.

Замок стоял на самом высоком холме. Был он сложен из светло-серого камня, имел большую центральную башню и сбоку оной – высокую прямоугольную пристройку, являвшуюся, по сути, обыкновенным четырехэтажным домом с соломенной крышей. Пристройку и центральную башню окружали мощные стены, заканчивавшиеся сверху покатыми деревянными навесами. По углам стен располагались еще четыре башни, поменьше. Были эти башни толстыми, гладкими, незыблемыми и прямо-таки лучились чувством своей значимости.

Вокруг холма наличествовал ров, с обеих сторон окруженный высоким деревянным забором. Через ров был перекинут сложенный из бревен мосточек, который, впрочем, в случае нужды можно было бы легко скинуть вниз. За мостом располагались ворота, распахнувшиеся при нашем приближении. Не сами собой, естественно. На воротах дежурили двое. Не слишком воинственного вида.

Дон Родриго кивнул своим людям, придержал коня, спросил одного из мужичков:

– Как дочка?

– Получше уже, – ответил мужик, почесав затылок, – оправляется потихоньку, ваша милость. Иногда даже и не бормочет уже, а говорит почти как прежде.

Родриго кивнул:

– Это хорошо. Ну, с Богом, Пьер.

– Да благословит вас Господь, сеньор Родриго!

Мы миновали ворота и поехали к замку.

– У этого Пьера дочка в лесу заблудилась, – объяснил мне Родриго. – Искали ее, искали – нету. Думали уж было, что какой-нибудь бродяга снасильничал ее, убил и в землю закопал, чтоб не нашли. Взяли тут даже двоих по подозрению. А потом нашлась эта девочка. На третий день уже, в самой чащобе. Забралась на дерево от волков и сидит там, плачет. А когда сняли ее с ветки, оказалось, что говорить она разучилась. Мычит что-то, а говорить не может. Один… один добрый христианин сказал, что это с ней от страха такое случилось и что со временем пройдет. Так вот и вышло. Все по словам его, как всегда.

– Почему «как всегда»? – спросил я.

– Потому что он святой, – просто ответил Родриго.

За замковыми воротами было сумрачно. С внутренней стороны к стенам примыкали различные пристройки – все точно так же, как в Эжльском монастыре.

По внутреннему двору сновали женщины, слуги и собаки. Слева, под навесом, мирно жевали сено лошади. Наличествовало несколько солдат, одетых так же, как угрюмый светловолосый здоровяк, сопровождавший Родриго. Вооружены солдатики были алебардами.

При нашем появлении люди, находившиеся во дворе, оживились. Мы соскочили на землю. Конюхи приняли у нас лошадей. Тибо отправился с ними, а дон Родриго повел меня в центральную башню. Откуда-то всплыло название: донжон.

Через небольшую, обитую железом дубовую дверь мы проникли внутрь. На первом этаже окон не было. Вообще. На втором они были, но в очень небольшом количестве и больше походили на щели, чем на окна. На третьем этаже располагался обеденный зал – просторное полутемное помещение с двумя монументальными столами.

Дон Родриго приказал подать обед.

В потрясающе короткое время перед нами возникли два кувшина вина и два кувшина эля, связка колбас, большой каравай пшеничного хлеба в окружении нескольких булочек с румяной поджаристой корочкой, лук, петрушка и чеснок, кубышка с соленой капустой, кубышка с грибами, на которую я сразу же положил глаз, сыр, по виду больше напоминавший творог, жирное свежее масло в небольшой деревянной миске и большая вяленая рыба. Чуть попозже появилось блюдо с изюмом, оливки, кубышка с медом, по краю которой ползала оса, большой круглый пряник с повидлом и непонятные бесформенные штуки, к которым я поначалу отнесся с большой опаской. На вкус же это оказались самые обычные пирожные.

И это была только закуска. Настоящий обед ждал нас впереди. Когда испекутся поросята. К поросятине обещали пирог со сливками и вишнями.

Следует упомянуть, что, прежде чем приступить к трапезе, дон Родриго сложил руки перед грудью и вдохновенно помолился. Не желая выглядеть белой вороной, я принял такую же позу и постарался запомнить слова. Пригодится.