Рыбы у себя дома - Страница 70

Ловить налима на Амуре и в низовьях впадающих в него крупных рек на закидные крючковые снасти в октябре, а также в конце апреля — мае небезынтересно. Наживка — любая, но животного происхождения: малек, рак, резка, черви, кишки, потроха, мясо, сало. И чем она пахучее — тем лучше. Не обязательно искать глубокие места и обрывистые берега: ночами этот хищник бродит и по мелководью.

Но нужно помнить: чем темнее и ненастнее ночи, тем лучше ловится налим. Не только солнца он сторонится, но даже полной луны. Днем поймать эту рыбу случается очень редко.

Клюет вяловато, но уверенно и глубоко заглатывая крючок, поэтому надо иметь с собой запасные поводки. «Прослушивать» снасти желательно чаще: хищник на крючке сидит смирно. Редко сопротивляется он и при вываживании, хотя нет-нет да изогнется колесом, хвостом шлепнет, головой дернется.

Как заметил еще Л. П. Сабанеев, налим не только не боится звуков, но и в любопытстве плывет на них. Разговоры при ловле этой рыбы вовсе не противопоказаны. Раньше налимов даже ловили на звук: делали тяжелый пятикрючковый якорек, в ушко которого продевали большое кольцо, за которое и привязывали леску. Опустив этот якорек на дно и слегка подергивая леску, звенят кольцом. Налим идет на этот звук, а в нерестовую пору и трется о якорек, что при натянутой леске рыбаком хорошо чувствуется.

Теперь, конечно, этот способ правилами рыболовства не разрешается, ибо якорек из пяти крючков — это тот же запрещенный «краб». Но вот однажды темной октябрьской ночью удалось мне поймать на Тунгуске полтора десятка хороших налимов. Ловил я их двумя спиннингами в режиме закидушки, наживляя крючки рыбьей резкой. На поводок одного из них подвесил рядом с грузилом сигнальный звоночек и им вытащил двенадцать хищников, на другой же при прочих равных условиях пришлось всего три налима. Случай? Не исключено. Но думаю я все же, что любопытствовала эта рыба мелодично позванивавшим на течении колокольцем, а рядом оказывался харч.

В странности этой повадки налима сомневаться не приходится. Некоторые рыбаки, привлекая налима, кладут в лодку или на землю включенный на полную мощность радиоприемник, настроенный на музыку. Один дедушка знал секрет ловли налима: поверх блесны на леску надевал серебряное колечко… А что? Вспомните, как привлекают нерпу музыкой…

Костер при осенней или весенней ловле налимов с берега клеву не только не мешает, но оживляет его. Правда, в освещенную воду налим не лезет, а любопытствует издали — под отблесками огня на поверхности. А как раз туда и летят рыбачьи закидные удочки.

Кое-где, говорят, ловят налима на светящуюся блесну, но думается мне, что при этих словах амурский рыбак начнет размышлять в ином направлении: а не испробовать ли такую блесну на щуку, сига или тайменя?.. Нет, что ни говори, а на Амуре мраморный хищник не волнует рыбацкую душу, хотя чисто познавательный интерес к нему есть.

А для наших промысловых рыбаков он ценности не представляет: немногочислен, даже редок, неводом да сетями ловить его практически невозможно, косяков не образует. Общий промысловый улов этой рыбы в бассейне Амура даже полвека назад очень редко переваливал за тысячу центнеров в год, а в послевоенное время измеряется десятками центнеров. И попадается эта рыба в промысловые снасти случайно. Любители на крючки берут ее гораздо больше, и ни в ком это не вызывает протеста.

Но это, строго говоря, не рыбы. Это представители самостоятельного, очень древнего, примитивного класса круглоротых. Удивительно странны они и внешностью, и строением, и образом жизни. Представьте: змееподобно длинное и гибкое, голое, обильно покрытое слизью тело, отсутствие парных плавников, небольшая голова, бесчелюстной рот в форме присасывательной воронки, вооруженной роговыми зубами и окаймленной кольцевидным хрящом. И очень сильный зубастый язык также укреплен своеобразным скелетом. Жабры — на ажурной решетке, не имеющей ничего общего с обязательными для рыб жаберными дугами, а сами жабры мешковидны. Ноздря одна, глаз же — три. Правда, третий (теменной, расположенный рядом с ноздрей) примитивен, без хрусталика и способен лишь к ощущению света. И ни единой косточки у миног, потому что весь их скелет образован хрящом и соединительной тканью… Из такой древности дожили до нас на вид не очень приятные существа, что представить трудно.

Своеобразный класс круглоротых распадается на два подкласса — миноги и миксины. Последние в пресных водах не встречаются, а из 30–32 видов миног два обитают в Амуре: тихоокеанская проходная и ручьевая.

Не только на змею похожи эти миноги, но и на очень больших водяных червей, которые обзавелись двумя невысокими плавниками и семью парами жаберных мешков, каждый из которых связан с водой особым отверстием (отчего их называют семидырками)… А о странностях их образа жизни поговорим при рассмотрении упомянутых двух видов в отдельности.

Проходная тихоокеанская минога довольно крупна: обычно длина взрослых самцов составляет 35–50 сантиметров, самки на 2–3 сантиметра больше, средний вес 80–90 граммов. Но среди этой рядовой братии встречаются экземпляры в 300 с лишним граммов, вытянувшиеся за 60 сантиметров. Сам таких видел.

Взрослая минога, вошедшая в Амур, сверху темная, вернее, темно-серая с прозеленью, а брюшко желтоватое. Еще набирающиеся сил в море имеют серую, с металлическим блеском, спинку и серебристо-белое брюшко.

А теперь об образе жизни этих змееподобных рыб. Во взрослом состоянии они обитают в умеренных широтах Тихого океана, в его прибрежных водах. И живут там два года, вырастая, набираясь сил и готовясь к первому и последнему нересту за тридевять земель от моря.

Живут не очень «прилично»: паразитируют. Отыскивают жертву и присасываются к ней воронкой, вгрызаются в тело и с помощью мощного языка тянут не только кровь и соки, но и мышечную ткань несчастной. Паразиты эти «квалифицированные»: выделяют специальные антикоагулирующие вещества, и кровь жертвы теряет живительную способность в ранах свертываться. К тому же вырабатывают особые ферменты, разрушающие не только красные кровяные тельца, но и разлагающие ткань жертвы. В кишечник миноги, представляющий элементарно простую прямую трубку, поступает бурая масса из крови и перетертого мяса.

Жертвами этих рыб оказываются крайне разноразмерные обитатели моря — от корюшки до акулы. Пишут, что набираются они наглости присасываться даже к киту. Но больше всего достается наваге, сельди, окуням, горбуше, кете… Мелкая рыба гибнет в несколько дней, крупная страдает дольше. А тем бедолагам, кому посчастливится остаться в живых, приходится долго мучиться открытыми ранами, разъедаемыми соленой морской водой. Кета уносит их незажившими, даже загноившимися, за тысячи километров от моря.

Особенно усердно и жадно кормятся-разбойничают миноги вблизи устьев рек, по которым им суждено совершить долгий марафон, чтобы оставить потомство и погибнуть. И потому усердно и жадно, что нужно им зажиреть, накопить сил на дальний трудный путь встреч течению — до 1000–1300 километров и еще поболее, на «доводку» продуктов размножения до окончательной готовности, на трудный нерест, на многомесячный голодный пост.

В лимане Амура созревшие миноги начинают скапливаться, привыкая к пресной воде, во второй половине лета, а в середине августа их огромные плотно сбитые стада входят в реку. Напротив Николаевска массовый ход этой рыбы бывает в конце сентября — начале октября, затухает же он там до самого ноября.

Амур, как известно, в низовьях широк и могуч, и миноги стремятся идти против течения боковыми потоками. Идут косяками длиною в несколько километров, но узкими и плотными жгутами. И стараются идти больше ночами, избегая не только солнца, но и лунного света. Однако это вовсе не означает, что днем они где-то прячутся да отстаиваются, — мигрируют и днем, сам видел. Но интересно и то, что в кромешной темноте минога плывет свободно: ученые предполагают, что имеется у нее своеобразный радар.