Рыбы у себя дома - Страница 63

Взрослыми ленки становятся обычно на 5–6 году жизни, когда вырастают до 40–45 сантиметров и набирают кило — кило двести веса. У этой «молодежи» икринок около 4 тысяч. Так свидетельствуют ихтиологи, в подробностях знающие амурскую рыбу. В других регионах обширного ареала, охватывающего просторы Азии от Алтая и Оби до Колымы и Корейского полуострова, ленки почему-то не так плодовиты: в бассейне Байкала — 2–3 тысячи икринок на самку, на Колыме — 4,7–7,5 тысячи… Впрочем, нужно иметь в виду, что ленок до сих пор изучен все-таки недостаточно. Да и причины есть тому! Впервые о нем научному миру сообщил П. С. Паллас в 1773 году, привезя его как невидаль с Енисея. В фундаментальном труде Брема «Жизнь животных» о ленке — ни слова. Не оказалось его и в капитальной книге Л. П. Сабанеева «Жизнь и ловля пресноводных рыб». Даже в толстых томах «Жизни животных», выпущенных в Москве в 1939 году большой группой ученых под редакцией таких корифеев, как академик А. Н. Северцев, профессора В. К. Солдатов, Б. М. Житков и другие, ленку уделено всего четырнадцать общих строк…

Ленок не относится к категории важных промысловых рыб, и потому ихтиологи особым вниманием его не балуют. И не потому ли ученые долго спорили, один или два вида ленка обитают в сибирских и дальневосточных реках? В последние годы вроде бы доказано, что два — тупорылый и острорылый, но… надолго ли? Систематиков постоянно лихорадят споры, они не так уж редко открывают новый вид или «закрывают» прежний.

Но вернемся к ленку — мы его оставили только что вернувшимся в верховья горно-таежных рек. Вес икры в самках составляет в среднем 14 процентов общей массы рыбы. Икринки довольно крупные — диаметром 4–5 миллиметров, оранжево-желтые, тяжелые, но не клейкие. Нерестится эта рыба около месяца, откладывая и оплодотворяя икру несколькими порциями. Икромет — на неглубоких участках рек с умеренно быстрым течением и галечным дном, при температуре воды 5–7 градусов.

В почти ледяной воде жизнь в икринке развивается около месяца, а то и дольше. Личинка появляется с большим желточным мешком, запасов которого хватает на две недели. Ну а потом малек, подстерегаемый бесконечными напастями, начинает самостоятельную жизнь.

К своей первой осени молодь ленка вырастает до 10–12 сантиметров. У нее, конечно, нет сил для дальних миграций к Амуру, и зимует она в своей колыбели, лишь приспустившись вниз до достаточно глубоких ям. Трудно зимует, и многие особи гибнут от голода или вымерзают.

Растет ленок медленно. От года к году сначала вытягивается на 6–7 сантиметров, а потом — на 4–5. Пятилетний едва достигает 40 сантиметров длины при 600–800 граммах. Щука, пестрый толстолоб или сазан в этом возрасте заметно тяжелее, а кета вырастает всего за 3–4 года вон до какой солидности!

10-летний ленок тянет округленно два — два пятьсот, через 2–4 года он утяжеляется до трех — четырех кило. Пишут, что рекордсмены в мире этой братии достигают 8 килограммов, но мне не приходилось видеть крупнее 6-килограммовых.

Средние размеры амурского ленка теперь невелики. В 30-х годах в низовьях Амура они были еще значительны — около полуметра, без малого два килограмма. Но уже через десятилетие эти показатели резко упали — до 36 сантиметров и полукилограмма. А все потому, что слишком активно его ловили разные любители легких заработков, и частенько ловили варварски — перегораживали в начале осени реки и вылавливали в них нередко рыбу начисто. Весной же почти столь активно брали ее сетями и неводами на миграционных переходах. И вот результат: в 1941 году в бассейне Амура промысловики добыли 2065 центнеров ленка, — а через семь лет — в два раза меньше. В 50—60-х годах заготовки оставались на уровне 500–750 центнеров. Примерно в два раза больше этого ловили любители.

В книге рассказов Петра Комарова «Золотая удочка» упоминается о том, что некий дед-амурчанин за два часа махалками из лунок выудил 170 ленков. По мешку рыбы за час ловили запросто. Происходило это в начале 40-х годов. Но тот дед был недоволен: что, мол, теперь за рыбалка! Вон раньше за день по возу ловили!

…Не берите во внимание мое некоторое пренебрежение ленком как рыбой: оно, конечно, субъективно. Народ же эту рыбу ценит, и ценит с полным на то основанием. Мясо его считается сочным, вкусным, жирным. Он хорош в свежем, соленом и копченом виде. Умело посоленная икра мало уступает кетовой. В печени — 14–15 процентов целебного жира. Из кожи шьют прочную непромокаемую обувь… И, видимо, не зря махальщики да спиннингисты за одного ленка дают пару щук того же веса.

…Множество светляков памяти пожизненно напоминает о том, что видел я, пережил когда-то с удочкой. В тех воспоминаниях есть и связанное с ленком.

Возил на моторке как-то по Бикину меня уже упоминавшийся Сергей Ахтанка — средних лет, спокойный и степенный нанаец из Красного Яра. Как и все нанайцы, он любил, знал и умел брать рыбу. Разную. Но всему прочему, и даже охоте на тайменя, предпочитал ловлю — ленка удочкой… Недавно узнал я, что трагически погиб в тайге Сергей, и потому всплывает и проясняется в памяти всякое, с ним связанное, а больше всего — его страсть к ленку и умение его поймать.

…Причалили мы к берегу, поставили палатку, попили чаю. «Пойду ловить ленков», — спокойно заявил Сергей и пошагал. Встал и пошел с пустыми руками. Я вспомнил мощнейшую экипировку хабаровских рыбаков и спросил: «Чем и как ловить-то ленков будешь?» «А пойдем, посмотришь», — был мне невозмутимый ответ.

…Первым делом Сергей отыскал леночий дом — затененную яму под невысоким, но крутым берегом у старого залома. Срезал орешниковый хлыст и обстругал его, из фуражки достал леску с крючками, соорудил удочку. Отошел от берега, осмотрелся, разломал пень и набрал горсть короедов, — потом стал копать руками землю и за десяток минут насобирал дождевых червей… Уселся у берега, наживил крючки, забросил их и закурил.

Сидит, клубя дымом, на поплавок смотрит вроде бы спокойно, даже равнодушно, да глаза его выдают: в них просверкивают искорки азарта… Но через минуту, когда вздернутое удилище изогнулось, а натянутая леска со свистом зарезала воду, сотворяя пузыри, лицо Сергея расплылось радостью и счастьем. Он не спешил вытянуть рыбу — лишь не давал слабины леске и явно наслаждался моментом. Крупный ленок уже пошел с выкрутасами поверху, Сергей же как будто забавлялся… Нет, не забавлялся он — потом я услышал пояснение: «Для меня в рыбалке главное — процесс, а рыба — уже потом».

Разазартившись, я юркнул в лес срезать удилище, а вернувшись, увидел, как мой спутник довольно опускает на длинный кукан из гибкой лозы второго ленка… Порыбачили мы не более часа, а выудили шесть ленков.

Я в тот час наблюдал не столько за поплавком своей удочки, сколько за соседом, и имелись на то причины. Он был как бы вписан в природу и удивительно гармонировал с нею. Более чем неторопливый в движениях, он не за одной лишь удочкой следил, но осматривал и водную гладь, и стену тайги на другом берегу, и ясное зоревое небо над нею. Наслаждался тишиной и покоем, радовался процессу рыбалки и изредка говорил короткие фразы: «Рыба и рыбалка для нанайца главное»… «Больше всего люблю удить ленка»… «Хорошо-то как, когда клюет»…

А я думал: «У каждого рыбака свои понятия о счастье, но есть у всех них общее: стремление перехитрить рыбу и насладиться ее тугими живыми ударами по туго натянутой леске. Удочки ли, спиннинга или махалки…»