Рыбы у себя дома - Страница 17
Однако нельзя это считать следствием лишь оскудения запасов толстолоба. Низкие промысловые уловы были обусловлены и тем, что действовал запрет на добычу рыбы в нерестовое весенне-летнее время, да еще увеличили минимальную промысловую меру с 30–45 до 60 сантиметров.
В последние годы косяков толпыги становится все больше и больше, и плотнее они. Заметом невода стали брать до 20 центнеров толпыги. Вот если бы еще вода стала чище да браконьерство поуменьшилось…
Как и у белого амура, у белого толстолоба есть собрат — пестрый толстолоб. Ихтиологи и рыбаки любовно зовут его пестряком. Внешне от «блондина» он отличается мало: немного больше голова, грудные плавники подлиннее да цвет чешуи порябее. Питается главным образом зоопланктоном, хотя не игнорирует и фитопланктон. Разумеется, кишечник у него покороче, но растет «пестряк» быстрее своего собрата. Кстати, биологически эти два вида столь близки, что легко скрещиваются.
В списках рыб советской части бассейна Амура пестрый толстолоб появился лишь в конце 50-х годов. Он более теплолюбив, чем толстолоб туводный, и у нас ему был «не климат». А в Китае его разводят наравне с амурами и белым толстолобом давно, и всех их там столь же давно прозвали домашними рыбами.
Попал «пестряк» к нам благодаря высоким паводкам на Сунгари в 1955–1963 годах. Вероятно, затопило рыбо-разводные пруды где-то в районе Харбина, и молодь оказалась в реке, потом ее вынесло в Амур.
В 60-х годах пестрого толстолоба единично отлавливали в районе устья Сунгари и немного ниже его. А в 1970 году поймали уже 9-летнюю самку весом 12,4 килограмма в 75 километрах ниже Хабаровска, молоди 3–4 лет год от года становилось больше… М. Л. Крыхтин уже успел обработать так много пришельцев из Сунгари, что составил подробную таблицу роста этой рыбы в условиях главного русла Амура.
Оказалось, что пестрый толстолоб более скороспел, чем белый: на пятом году жизни в нем 42 сантиметра и 1,5 килограмма, к своему 10-летию удлиняется в два с лишним раза — до 88 сантиметров, а утяжеляется почти в восемь раз — до 11,2 килограмма.
«Прекрасная рыба, — говорит М. Л. Крыхтин. — Мало того, что вырастает до крупных размеров, — зоопланктофагов в Амуре почти нет, один лишь черный лещ. И заняла она в нем свободную экологическую нишу, никому не мешая… Вот если бы для ускорения ее акклиматизации вселить одно-двухлетней молоди тысяч этак двести…»
Питание пестрого толстолоба зоопланктоном привлекло и рыбоводов, и теперь его акклиматизировали во многих водоемах южной части нашей страны. В Туркмении он созревает на 2–3 года раньше, чем в Амуре. 5-летки там весят в три раза больше, чем у нас (5 килограммов!), а у 7-летних оказывается 80–90 сантиметров и от 8 до 14,5 килограмма.
Желтощек — амурская нельма
Крупный, сильный, стремительный и красивый хищник. Мечта спиннингиста и махальщика. Известны полутораметровые трофейные «нельмы», вынуть из воды которых удается лишь после получасового вываживания. Редок. Обычен в Амуре между селами Ленинское и Троицкое. Молодь созревает лишь на 9-ом году, набрав 7–8 килограммов. 20-летние считаются стариками.
Нельмой ее зовут неправильно. Настоящая, нельма большерота и зубаста, хоть и мелкозуба, живет главным образом в холодных сибирских реках, впадающих в Северный Ледовитый океан, встречается также в Печоре и Онеге. Род, к которому принадлежит нельма, родствен сигам, и с некоторыми из них (омуль, муксун) она даже дает гибридные помеси.
Однако чисто внешне желтощек и нельма, как родные братья: оба с сильными, хорошо обтекаемыми прогонистыми телами в серебристой некрупной чешуе, оба — хищники-одиночки, оба и теперь достигают двухпудового веса при полутораметровой длине, не считая хвостового «оперения».
И потому-то сибирские казаки и крестьяне, знавшие толк в рыбной ловле, переселившись на Амур и увидев могучего красавца, да еще отведав его такого же сочного, жирного, очень вкусного розоватого мяса, решили: это нельма. Они, конечно, не посчитались с тем, что у амурского богатыря нет ни жирового плавника, ни жедудка, как у его сибирского двойника. И не задумались, почему у этого «щеки» такие желто-золотистые, что кажутся ярким пятном на голове.
Желтощек — самый большой представитель амурских карповых. Рыбаки старого поколения держали в руках 40-килограммовых двухметровых богатырей, да и теперь еще нет-нет, да и удивят нас полутораметровые силачи, способные ударом хвоста свалить с ног взрослого человека.
А совсем недавно мой друг Р. Л. Вербицкий рассказал:
«Блеснил верхогляда. С лодки. Вижу: неподалеку уж очень большой верхогляд бьет рыбку, а присмотрелся внимательнее — хвост-то желтощечий выворачивается из воды… Подплываю, раз за разом закидывая в заманчивое место блесну. И взял ее громила… Особо не сопротивлялся, не буйствовал, дал сравнительно быстро подтянуть себя к борту, „лег“ с ним рядом. Был не менее двух метров. И только я начал соображать, как же мне взять его в лодку и не подчалить ли с ним к косе, как он спокойненько разинул пасть да… выплюнул блесну. И, невозмутимо вильнув хвостом, потонул в Амуре… Только в памяти моей ему не потонуть».
На рыбачьих тонях мне приходилось видеть, как легко пробивает желтощекая «нельма» прочную дель невода. Сначала ткнется в нее носом, спокойно вильнет туда-сюда в раздумье, а потом отплывает и — р-р-раз! Как серебристая молния! Сказать «два» не остается мгновения. Случалось видеть и прогнутый частокол глухих забоек, которыми перегораживали протоки на спаде воды, и рыбаки говорили: «нельма», ее работа. Однажды на моих глазах громадный желтощек в стремительном броске ударил в такой прочный частокол и пробил его. Но и сам всплыл, не воспользовавшись свободой, обретенной ценою жизни… Потом я его долго рассматривал: тугое прекрасно обтекаемое мощное тело в как бы позолоченной и посеребренной чешуе, серовато-зеленой по спине и ослепительно «надраенной» снизу, соразмерно большая остроносая голова, залитая кровью позолота еще шевелящихся «щек», едва приоткрывающийся широкий рот…
Мне редко приходилось ловить амурскую «нельму», но одну из них я хорошо и навечно запомнил: она взяла блесну, волочившуюся за оморочкой, и потом таскала эту легкую верткую посудину вместе со мною по реке битый час майского дня — по течению, поперек, против него. Много раз я осторожно подводил рыбу к борту, но, с небрежною силой взмахнув широким хвостом, она неизменно уходила вглубь, обжигая и разрезая леской мои руки. Неоднократно пытался причались к мелкому берегу и прочно стать на ноги, да не хотела этого рыба и «настаивала» на своем…
А одолел я ее благодаря терпению и осторожности: излишне не торопился, не пугал, избегал резких движений и быстрого подбора лески. Притомил и измотал до той степени, что легла она отрешенно на бок рядом с оморочкой. Такая длинная, такая широченная.
В ней оказалось 130 сантиметров и 25 килограммов. То была самка с увесистыми ястыками крупной, как у кеты, светлой икры. Дома мы засолили ее «пятиминуткой» и убедились, что она не хуже красной. А мясо в ухе и на сковороде, приготовленное со знанием дела и со специями, было такого непередаваемого вкуса, что с тех пор даже об аухе и слышать не хочется…
Как и многие рыбы, о которых речь, желтощек — коренной обитатель Амура. В Советском Союзе он больше нигде не встречается, а к югу заселяет реки Китая. Это типичная рыба восточно-азиатского, или китайского, ихтиологического комплекса. Южная. В Амуре ее ареал кончается в полутора сотнях километров выше Благовещенска, а на 200 километрах в низовьях этой реки живет лишь молодь.
Желтощек здесь естественно редок — как, скажем, тигр в уссурийской тайге или орел-беркут. Ну а чаще всего он попадается в южной части Амурского бассейна — в Амуре между устьями Сунгари и Анюя, в Уссури и Ханке. Впрочем, в Ханке его тоже не так много: желтощек в своих охотах руководствуется в первую очередь острым зрением и потому мутную воду этого большого озера не любит.