РЯВанш! (СИ, с иллюстрациями) - Страница 9
Лейтенант Кувабара, который и занимался этой работой, дал команду готовить к взлету свой "сопвич‑пап", едва только русский самолет показался над эскадрой. Если несколько взлетов с "Вакамии" Кувабара уже сделал, то садился он пока только на береговые аэродромы. Сейчас, в открытом море, "сопвич" не дотянет ни до Японии, ни до Кореи. Но Кувабара был готов разбиться о палубу "Вакамии" или утонуть при посадке на воду ‑ лишь бы не дать русским уйти. Он уже сидел в кабине, когда "Вакамия", спустив гидросамолеты, дала ход и встала к ветру.
Истребитель взревел мотором и, пробежав по дощатому настилу, сорвался вниз, но выровнялся у самых волн и понесся вверх. Несмотря на свои маленькие размеры (не случайно же его прозвали "пап" ‑ "щенок") "сопвич" был грозной машиной, одним из лучших истребителей мировой войны, спроектированный по заказу британского Адмиралтейства специально для воздушного прикрытия кораблей. Кувабара устремился вдогонку за русским самолетом. Однако когда японский истребитель пролетал над флагманским "Сетцу", зенитки дредноута, не разобравшись, внезапно открыли огонь по своему же самолету. Снаряд разорвался прямо перед винтом "сопвича", осыпав горячей шрапнелью мотор и кабину. Истребитель потерял управление, свалился на крыло, перевернулся во всё более стремительном падении и рухнул в море рядом с кораблем.
За десять минут до этого вице‑адмирал Сузуки заметил с мостика "Сетцу", что на "Вакамии" готовят к запуску палубный истребитель. Адмирал подозвал к себе флаг‑офицера и что‑то шепнул ему на ухо. Офицер переспросил, потом с каменным лицом поспешил к зенитным расчетам, где дал короткие распоряжения, лично руководя стрельбой. После падения "папа", адьютант вернулся на мостик и громко попросил у адмирала наказать его за сбитый японский самолет. Сузуки сочувственно пожал ему руку, призвав всех присутствующих извинять чужие ошибки. Командующий стал заметно мрачнее, когда узнал о гибели известного в Японии летчика. Но другого выхода у него не было. Чем раньше русские узнают об эскадре, тем лучше. Поэтому вражеский самолет должен был улететь, хотя бы ценой гибели лейтенанта Кувабары. Принимать такие решения ‑ тяжкая обязанность и долг командира.
Но расслабляться русским было рано. Истребитель "сопвич" был сбит, но с воды взлетали два японских гидросамолета "авро‑504", которые предусмотрительно обогнули свои линкоры и устремились в погоню за уходившим на север "морским лебедем". Конечно, "авро" было далеко по скорости до "Папа", но этот новейший британский гидроплан мог всё же скорость в 140 км/ч, тогда как ЛМ‑1 выжимал максимум 128. Мало помало преследователи настигали русского разведчика. Передний "авро" сблизился настолько, что открыл пулеметный огонь, обстреливая "лебедь" с хвоста.
Несколько пуль пробили несущие плоскости русского воздушного аппарата. Поплавковый самолет, сконструированный Лебедевым в прошлую войну по образцу немецкого "альбатроса", имел важное преимущество перед летающими лодками Григоровича, на которые ориентировался раньше русский флот. Эти лодки из‑за толкающего винта были практически беззащитны перед атаками тех же "альбатросов", заходящих с хвоста. На "морском лебеде" винт был тянущий и, заметив японца, летнаб Коршунов сразу перенес пулемет на заднее гнездо и стал отвечать короткими очередями.
Опыта воздушного боя японец не имел и попусту расстреливал свой боезапас беспорядочной пальбой. Коршунов долго выжидал нужный момент, но поймав противника в прицел, открыл шквальный огонь, полностью опустошив магазин. "Авро" с заглохшим мотором беспомощно пошел вниз, попытался спланировать на воду, но опрокинулся и затонул, оставив на поверхности сломанные крылья. Второй "авро" уже не рисковал приближаться, продолжая следовать за "лебедем" на безопасном расстоянии. Он долетел вместе с ним до самой русской эскадры. Возможно, японцы хотели расстрелять "лебедя" после приводнения. Но флагманский корабль Колчака открыл огонь из зениток, прикрывая самолет у своего борта. "Авро" оставалось только сделать круг над эскадрой и отправляться обратно.
Самолет Ивановича и Коршунова был последним, вернувшимся из разведки. Два "лебедя" прилетели раньше, ничего не обнаружив; четвертый аэроплан, посланный в восточный сектор, пропал без вести. Дожидаться или искать его не было уже времени. Эскадра разом очнулась от сонного состояния, всех охватила лихорадочная деятельность. Наибольшую активность развил сам командующий. Куда только делась ставшая привычной в последние два дня хандра! Колчак отдавал последние распоряжения о подготовке к бою. Вражеская эскадра совсем рядом! Нужно немедленно идти на перехват, тем более что противник, очевидно, тоже уже знает о близости русского флота. Адмирал вызвал к себе Ивановича и Коршунова и лично побеседовал с ними, расспрашивая о состоянии японских кораблей.
‑ Всё, теперь не уйдут! ‑ удовлетворенно хмыкнул адмирал.
Если честно, Колчак был слегка разочарован. Ждал‑то он встречи с современными линейными крейсерами, а тут ‑ устаревшие недодредноуты. Хотя, странно, конечно, зачем это японцы вывели в море такую кучу старья? Для погони за "Рюриком", "Россией" и "Громобоем", если уж японцам стало жаль парочки "конг", вполне хватило бы броненосных крейсеров ‑ "Курамы", "Икомы", "Ибуки". Для чего японцам еще понадобилась такая большая эскадра? Может, хотят передвинуть старые линкоры для обороны западного японского побережья? Опасаются, что мы будем отбивать Сахалин или продвигаться в Корею? Ничего, теперь японским планам уже не сбыться, а уничтожение даже устаревшего вражеского флота будет стоить немалого. Вот Рожественского дл сих пор ругают, что уничтожил при Цусиме хотя бы старые японские корабли, которые встретились ему раньше.
Итак, бой! На мачтах флагманского "Афона" взвились сигнальные флажки: "Японская эскадра обнаружена! Приказываю догнать и уничтожить врага! Адмирал Колчак"
Вице‑адмирал Бахирев недовольно щурился, вглядываясь в растянувшуюся эскадру. Идущие слева от его "Измаила" линейные корабли, выбрасывая из труб толстые столбы иссиня‑черного дыма, но не могли разогнаться больше 20 узлов. В бинокль было хорошо видно, как зарывается в воду до носовой башни флагман балтийских линкоров "Петропавловск". Не лучше обстояли дела и у черноморских дредноутов.
Бахирев тяжело вздохнул, достал из кармана кителя флажку с коньяком. Он не верил в легкую победу над японцами. И вообще не ждал ничего хорошего от этого похода. Наверное, от этого внутреннего беспокойства в последнее время адмирала мучили по ночам кошмары, так похожие на те сны, которые, как говорили, постоянно снились командующему эскадрой. Как и Колчак, Бахирев видел собственную смерть, только его расстреливали не босяки у проруби, а в подвале какие‑то чухонцы в кожаных шоферских тужурках.
Нервы всё, нервы от невеселых дум. Может, Бахирев просто банально завидует более молодому и более успешному Колчаку. Шутка ли, получил каперанга перед прошлой войной, а через два года стал контр‑адмиралом, еще через два месяца он уже вице‑адмирал. Ну а ныне полный адмирал и командующий самой сильной в истории русского флота эскадрой. Самому Бахиреву, впрочем, тоже ведь, грех жаловаться. Германскую войну начал командиром крейсера "Рюрик", потом стал во главе бригады броненосных балтийских крейсеров, затем бригады дредноутов. Осенью семнадцатого года в сражении у Моозунда разменял броненосец "Славу" на германский дредноут "Рейнланд", не дал немцам прорваться в Финский залив через завесу минных полей. Но как же далеко подвигам Бахирева до славы Колчака‑Босфорского! Поэтому, когда решался вопрос о командующем Тихоокеанской эскадрой, сомнений не было. Ну а с Бахирева хватит новейших сверхдредноутов, еще толком не введенных в строй.