РЯВанш! (СИ, с иллюстрациями) - Страница 17

Меньше других пострадал замыкавший японскую колонну "Сацума". Его противником был не один из "измаилов", а гораздо менее сильный "Афон". Флагманский корабль адмирала Колчака с бортовым залпом из восьми 11‑дюймовых орудий (пятая башня на противоположном борту могла стрелять через корпус только в крайнем случае и на очень ограниченных углах) смотрелся едва ли сильнее "Сацумы", который мог вести огонь на борт из четырех 12‑дюймовых и шести 10‑дюймовых орудий. Разве что бывший немецкий линейный крейсер был бронирован чуть лучше, чем японский броненосец, да единый общий калибр давал "экс‑Гебену" преимущество в управлении огнем.

В целом бой шел на равных. "Афону" удалось подбить на "Сацуме" заднюю 10‑дюймовую башню. 280‑мм снаряд раскололся о башенную броню, но часть осколков всё же попала внутрь и повредило одно из 254‑мм орудий. Кроме того были выведены из строя механизмы вращения башни, поэтому и уцелевшее орудие не могло вести огонь. Кроме того, на "Сацуме" был разбит каземат со 120‑мм орудием. В свою очередь "Афон" потерял два среднекалиберных орудия переднего плутонга правого борта, уничтоженные вместе с расчетами, когда японский 305‑мм снаряд взорвался, пробив броню, в каземате. Вспыхнувший там пожар быстро потушили, однако вторая башня главного калибра некоторое время не могла вести огонь из‑за сильного задымления. Дым из каземата мешал и наблюдению из боевой рубку, куда командующий спустился с марса. Свое переселение под защиту 350‑мм брони Колчак с деланным смехом объяснил правилом не лезть со своим уставом в чужой монастырь: раз он оказался на дредноуте германской постройки, нужно быть там, где немецкие конструкторы отводили место адмиралу ‑ в максимально защищенном командном пункте.

Колчак обдумывал, как воспользоваться главным преимуществом своего корабля ‑ большой скоростью. Правда, активно маневрировать означало покинуть эскадренную линию. Но адмирал не собирался быть пассивным наблюдателем того, как дредноуты Бахирева методично и скучно разделывают японцев. И, к тому же, кто говорил, что командующий со своим флагманским кораблем не может действовать самостоятельно от эскадры? Вспомним, например, как в Балканскую войну при Элли и Лемносе греческий адмирал Кондуриотис на своем броненосном крейсере обходил связанные боем турецкие броненосцы. Может, "Афону" следует зайти противнику с кормы и расстреливать анфиладным огнем. При этом русские получают серьезное преимущество в числе стволов ‑ стрелять на кормовых углах "Сацума" может только из трех задних башен.

Колчак распорядился на всякий случай предупредить о своем решении Бахирева, но из радиорубки доложили, что эфир забит помехами. Удивительно, у японцев еще хватает станций глушить наши переговоры! Но не отказываться же ради этого от задуманного маневра. Передать сообщение сигнальной связью! Подтверждения не дожидаться! "Афон" свалился в резкую циркуляцию на левый борт (японцы при этом решили, что повредили русским рулевое управление) и после поворота на 24 румба взял курс на зюйд, пересекая курс вражеской эскадры между "Сацумой" и далеко отставшими от своих линкоров японскими крейсерами.

Вражеская линия была на створе, так что видно было теперь лишь концевой "Сацума ". "Афон" дал полный залп из всех своих пяти башен, и десять 280‑мм снарядов закрыли японский броненосец густой гребенкой водяных столбов. Не успели они опасть в море, как последовал новый залп. За шесть минут было выпущено шесть залпов. "Афон", находясь в выгодном положении, спешил выпустить максимальное число снарядов. Колчак, замирая дыхание, рассматривал в перископ (на германских дредноутах отказались от смотровых щелей в рубках) на увеличенное изображение водяной завесы, надеясь, что там вот‑вот полыхнет вспышка рвущегося в пробитых погребах боезапаса...

‑ Александр Васильевич! Справа, справа... Поворачивают...

Колчак послушно повернул перископ вправо. В поле обзора вплыли выходящие из‑за водяной стены силуэты кораблей. Первый, второй, третий, четвертый... Японская эскадра совершала последовательный поворот за флагманом на зюйд‑вест. Перед русским линейным крейсером оказались вдруг все пять больших вражеских кораблей. На темных силуэтах зажигались огненные точки. Японцы открыли по "Афону" огонь орудиями правого борта, до того не участвовавшими в бою.

После той обработки, что учинили 14‑дюймовки "измаилов", японские линкоры пребывали в полуразрушенном состоянии. Однако при побортном расположении главного калибра у устаревших японских линкоров, их правые башни сохраняли боеспособность и, разумеется, когда оттуда увидели большой русский корабль, да еще под адмиральским флагом, они немедленно открыли по нему огонь из всех стволов. Даже если учесть, что уцелевшие концевые башни японцев продолжали стрелять по гораздо более опасным "измаилам", для комендоров башен правого борта иной цели, чем "Афон" просто не было. А это было четыре 305‑мм орудиями у "Сетцу" и шестнадцать 254‑мм пушек "Аки", "Касимы", "Катори" и "Сацумы". Стреляли и среднекалиберные орудия правобортных батарей, но ущерб от них был незначительный, чего нельзя было сказать о крупнокалиберных снарядах. Конечно, системы управления огнем на изувеченных огнем "измаилов" японских линкорах уже не действовали, но короткая дистанция не давала поблажек. Вокруг "Афона" вскипал целый лес фонтанов, заливая водой палубу и надстройки. Осколки дырявили легкие конструкции. За считанные минуты корабль получал сразу три серьезных попадания и все ‑ в башни главного калибра. Первый снаряд разорвался на броневой крыше левобортной башни, сбив ей смотровой колпак. Часть осколков ударила вместе с пороховыми газами внутрь башни, уничтожив там расчет, другая часть ‑ проникла через вентиляционные шахты в машинное отделение. Второй японский снаряд заклинил вращение носовой башни; третий попал в корму и прошел небронированный борт, пока не взорвался на барбете задней кормовой башни, выведя из строя механизмы наводки и подъема боеприпасов. При таком плотном обстреле попадания были гарантированы. Бак "Афона" был изрешечен разорвавшимся на воде у борта снарядом, второй снаряд, пробив броневой пояс, вызвал затопления одной из угольных ям.

Теперь "Афон" мог стрелять на левый борт лишь из двух орудий возвышенной кормовой башни и, на определенных углах, орудиями правой бортовой башни. Продолжать при таких условиях бой со всей японской эскадрой означало серьезно рисковать своим кораблем. Вот ведь Бахирев, ничего нельзя ему поручить! Столько бил по старым японским посудинам из мощнейших орудий, а они вон как огрызаются! Адмирал Колчак приказал капитану Кетлинскому поворачивать на 16 румбов и уходить на всей скорости назад. При повороте линейный крейсер угодил под еще одно попадание в борт, которое взорвало трубу подачи боеприпасов и вызвало пожар в каземате четвертого 130‑мм орудий правого борта. Зато теперь уже можно было свободно ввести в действие уцелевшую бортовую башню.

Но медлить с отходом было нельзя ни в коем случае. Вражеская эскадра завершала последовательный поворот, двигаясь на 10 узлах курсом на зюйд‑вест. "Афон" был у японских линкоров как на ладони. А с другой стороны их нагоняли три японских тяжелых крейсера ‑ "Ибуки", "Курама" и "Икома", хотя и сильно поврежденные, но, вероятно, сохранившие несколько 12‑дюймовых орудий. Для "Афона" близкая встреча с ними могла оказаться роковой. К счастью, двигательная установка русского линейного крейсера малопострадала, а охватившие верхнюю палубу и надстройки пожары сыграли даже на пользу, создав подобие дымовой завесы. "Афон" на полной скорости вырвался из захлопывавшихся бронированных тисков. Но где был всё это время Бахирев со своими "измаилами"?! С наблюдательного поста на фор‑марсе доложили то, что Колчак менее всего ожидал услышать. Четыре русских сверхдредноута шли на юго‑восток, расходящимся курсом с идущей на юго‑запад вражеской эскадрой.