Русский закал - Страница 30

Промурлыкали мои электронные часы – я нарочно поставил их на шестнадцать ноль-ноль на тот случай, если мы вдруг крепко уснем. Валери что-то пробормотала, не открывая глаз, и перевернулась на другой бок. Я выскользнул из-под одеяла, быстро оделся и вышел из номера, закрыв дверь на ключ.

Главное, думал я, чтобы тетя Маша не поостыла и не передумала давать показания милиции. Второго такого кавалерийского наскока может и не получиться; человек всегда сначала пугается излишне сильно, а потом, поразмыслив и успокоившись, видит ситуацию в ином свете, готовится к обороне и держит ее иногда весьма неплохо.

К моему удивлению, за столиком дежурной в холле четвертого этажа я увидел все ту же разговорчивую даму, которая вчера вечером подменила Марию Васильевну.

– Здравствуйте, – сказал я, подходя к ней. – Что же это вас до сих пор не сменили?

Дама махнула рукой и покачала головой.

– Беда мне с этой Марией Васильевной!

– Что еще стряслось?

– Кто-то у нее там заболел, и она срочно взяла отпуск по семейным. Теперь придется вторые сутки за нее дежурить… Обещали найти замену, но, как видите, пока сижу.

– Это она сама вам сказала, что кто-то заболел?

– Ничего она мне не сказала! Даже не позвонила. А ведь могла бы и предупредить.

– А кто ж вам сказал?

– Администратор. Извинилась, конечно. Говорит, что для нас это тоже неожиданность. Но что самое интересное – мне ведь никто сверхурочные не оплатит.

– А откуда администратор узнала?

– По-моему, ей кто-то подвез заявление Марии Васильевны. Видите, как у нас все просто: хочу – в отпуск поеду, хочу – на работу не приду. А люди пусть отдуваются как могут.

Идиот, думал я про себя, спускаясь по лестнице вниз, этого следовало ожидать. Дегенерат, недоумок! Мария Васильевна была в моих руках, надо было всего лишь привести ее в гостиницу немедленно, а еще лучше – от нее же вызвать милицию…

Еще на что-то надеясь, я рванул через парк бегом. Кажется, скоро я разучусь ходить нормально, буду носиться, как ездовой пес. На троллейбусной остановке в глазах рябило от количества желающих воспользоваться городским транспортом, и мне пришлось продлить беговую дистанцию.

Все это уже бесполезно, думал я, вбегая в прохладный подъезд. Господи, помоги! – сотворил я в уме молитву и позвонил в дверь. Потом постучал кулаком и позвонил еще раз.

Надежда, хоть и последней, но умерла. Дверь никто не открыл. Тогда я стал звонить соседям. Мне открыла круглая, как тыква, таджичка, в широченном халате, из-за нее сразу высунулись любопытные смуглые рожицы.

– Простите, мне срочно нужна Мария Васильевна!

Соседка, откусывая от лепешки, закивала головой:

– Ушла на работу! В четыре часа у нее дежурство в гостинице «Таджикистан». Знаете, где это?

– Знаю. Но вы сами видели, что она пошла на работу?

– Видела! Без пятнадцати четыре вышла.

– А откуда вы знаете, что она пошла на работу?

– Как откуда? – Женщина удивленно развела руками и перестала жевать. – Она сама сказала.

Я спустился вниз, постоял на выходе из подъезда, сплюнул в сердцах и ударил ногой по ржавому цилиндрику, стоявшему на земле. Цилиндрик оказался концом трубы, глубоко врытой в землю, и я, взвыв от боли и матерясь, запрыгал на одной ноге. Если во всей этой истории и есть что-либо загадочное и необъяснимое, подумал я, так это то, что я до сих пор жив. Но что вообще вопиюще – это полное затишье в отношении моей персоны. Меня начинало раздражать, что до сих пор ничто не угрожало моей жизни, ни один злодей не пытался хотя бы двинуть меня в челюсть. Вокруг меня погибают и исчезают люди, как при массированном снайперском обстреле, а я будто в святом круге нахожусь.

Я неторопливо шел по пыльной и шумной улице, залитой солнцем, и не по-осеннему яркое солнце, отраженное от зеркальных склонов заснеженных гор, слепило и утомляло меня. Казалось, что автоматную очередь в спину я сейчас воспринял бы с облегчением.

Был шестой час вечера. Я сидел перед входом в гостиницу под пестрым зонтиком и пытался допить бутылку колы. Подходил к концу рабочий день, подъезжали военные машины с голубой символикой миротворческих сил, белоснежные иномарки с красными крестами на бортах и крышах, сновали туда-сюда люди различных национальностей и вероисповеданий, но все занятые творением мира в стране. А рядом со мной, едва ли не касаясь своим черным крылом, парила смерть, и у нее были свои слуги, и они торжествовали. Я, как в плохих детективных фильмах, уже полчаса читал один и тот же столбик в газете, развернутой мною так, чтобы половина лица была прикрыта, но при этом я мог видеть все, что происходило перед центральным входом в гостиницу. И эти полчаса не заметил ничего интересного.

Мне просто необходимо было найти какую-нибудь зацепку, за что-нибудь ухватиться. Я чувствовал себя так, словно мощное течение несет меня в заводь, где неминуемо произойдет нечто страшное, и я сопротивляюсь силе воды, но те хрупкие опоры, за которые я хватался, выскальзывали из моих рук, и скорость все нарастает, все меньше и меньше шансов выбраться на берег, и я из последних сил пытаюсь нащупать опору.

От грустных мыслей меня отвлекли парни-кавказцы, те самые, у которых Алекс брал последнее в своей жизни интервью. Они, кажется, искренне переживали, вразнобой задавали вопросы и хотели знать, почему все так плохо получилось. Я отрицательно качал головой и молчал. Мне нечего было сказать ребятам, у них и без меня хватало проблем. Один из них, кажется, его звали Ризо, сказал мне напоследок:

– Мамой клянусь, это сделали они, мои враги. Они узнали, что мы говорили о Карабахе, и убили его. Не мог он сам упасть. Сколько мы там выпили, по глотку, да?

Он был ближе всех к истине, и я спросил его:

– Вы еще долго здесь будете, Ризо?

– Дней десять, как закончим торговать.

– Если мне понадобится ваша помощь…

– Какой разговор, брат? – прервал он меня. – Приходи в любое время дня и ночи… Ну а сам не слишком гуляй один.

Напоследок он обнял меня. Это выглядело немного наигранно, но все-таки мне было приятно даже поддельное внимание чужого человека, и я почувствовал себя спокойнее.

Так просидел я в своей засаде до тех пор, пока не стало смеркаться. Как и следовало ожидать, ничего не высидел, и никакая спасительная идея не взбрела в мою голову. Оставалось одно – соблюдая максимум осторожности, дождаться встречи с адвокатом, рассказать ему обо всем и сообща выработать план действий. Лично мне ситуация виделась в довольно мрачном свете. Пока что противник намного сильнее и хитрее нас, и если оружие против него не будет найдено, то моей милой девушке придется вернуть деньги. Или же, как нехорошо шутят на этот счет, сушить сухари и долго-долго ждать братишку на свободе.

Войдя в фойе, я подумал и о своей судьбе, причем серьезно, потому что повод для этого был достаточно веский. На входе меня вдруг окликнул милиционер, попросил предъявить документы и гостевую карту. Пока я доставал все это из кармана курточки, незаметно переложив в другое место кредитную карточку Валери, он пронизывал меня отнюдь не любезным взглядом. Когда он спросил о цели приезда в Душанбе, я сказал правду и ненароком подумал, что говорить правду – огромное удовольствие. Милиционера, должно быть, удивила неординарность моего ответа, он спросил, есть ли у меня повестка в суд, на что я ответил, что еще даже не встречался с адвокатом.

Сержант вернул мне документы и козырнул, но в моей душе поселилась тревога. Все же в гостинице произошло два убийства. Пусть даже гибель Алекса официально признана несчастным случаем, но в истории с полковником мне вполне могут подставить роль подозреваемого номер один. И, если это произойдет, я понятия не имею, как буду доказывать следствию, что не верблюд.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.