Русский спецназ. Трилогия - Страница 228

Снимаясь в фильме, Шешель и не думал, что когда‑нибудь у него будет такой же роскошный дом, как у того космонавта, роль которого он играл. Но все оказалось иначе. Его нынешний дом был даже уютнее.

Услышав, как Шешель поднимается по ступенькам, встречать его выбежала дочка, бросилась ему на плечи, когда он вошел в дом, обняла, прижалась, уткнулась в щеку носиком. Ее длинные русые волосы пахли земляникой. Она, наверное, в окно глядела, чтобы не пропустить, когда подъедет машина отца, он ведь сказал, когда вернется. Шешель прижимал ее одной рукой к груди. В другой у него был кожаный саквояж с вещами, которые он брал в поездку.

Дочка уже не спрашивала: «Что ты мне привез?» Ее комната была заставлена куклами, некоторые из которых ростом были чуть ли не с нее, и все‑таки Шешель, если у него находилось несколько свободных минут, всегда заходил во время поездок в магазины и что‑нибудь покупал дочке в подарок.

– Здравствуйте, Александр Иванович, с приездом вас, – сказала горничная, – давайте пальто. Я его повешу.

Шешель поставил дочку на пол, открыл саквояж – подарок лежал на самом верху, искать не пришлось. Он достал керамическую фигурку девушки в легких платьях, восседающую на коне с длинным рогом на лбу. У девушки были белые крылья, как у бабочки, и немного заостренные ушки.

– Красивая, – сказала дочка, рассматривая куколку.

Шешель отчего‑то вспомнил, что это же слово он произнес, когда увидел машину своей будущей жены. Дома ее не было. Спектакли отменили. Ведь все, у кого были телевизоры, будут смотреть трансляцию, а те, кто ими не обзавелся, – отправятся в гости к обладателям этого чуда техники. Но на студии доснимали какой‑то важный эпизод, сроки сдачи картины были, как всегда, жесткие, как всегда, не укладывались в график, вот и снимали почти без выходных по десять часов в день, а то и по двенадцать. Шешель и не знал, когда жена вернется домой.

– Что вы есть будете? – спросила горничная.

– Спасибо, я не хочу, – сказал Шешель.

Он включил телевизор. Тот начинал показывать не сразу, проходило не меньше минуты, пока лампы в нем, потрескивая, как сухие поленья в костре, нагревались, а затем оживал и черный экран.

Шешель позвонил на студию, попросил к телефону Елену.

– Здравствуй. Как там каторжные работы на галерах? – сказал Шешель, после того как Елена взяла трубку и произнесла «слушаю».

– Здравствуй. Продвигаются, но не очень успешно. Ты уже дома?

– Да. Когда тебя ждать?

– Часа через два.

– Ты все пропустишь.

– Я все это видела, когда на Луну высаживался ты.

– Тогда все было ненастоящим.

– Для меня – тогда как раз все и было настоящим.

– Ладно, заканчивай побыстрее. Я тебя жду.

Шешель смотрел на экран, рядом устроилась дочка, но она рассматривала куколку на коне с рогом и не могла понять – чего такого интересного передают по телевизору. Вот если бы там хотя бы фильм с участием мамы показывали.

Сын Шешеля уже вырос и дома по вечерам, когда не нужно было готовиться к экзаменам, бывал редко. Он поступил в университет на астрономический факультет. Профессии, связанные с космосом, в последние годы стали очень популярны, а теперь на вступительных экзаменах были такие же конкурсы, как когда‑то на юристов или адвокатов. Сейчас сын тоже где‑то смотрит эту трансляцию.

Космонавт сделал последний шаг, коснулся подошвой сапога лунной поверхности. Было слышно, что он тяжело дышит, а по лбу у него, наверное, стекает пот, вот только вытереть его нельзя.

– Маленький шаг для одного человека и такой огромный для всего человечества, – наконец донеслись до Земли слова первого человека на Луне.

Слова было трудно разобрать. Они прерывались помехами, треском, как будто поставили на проигрыватель изрезанную и запиленную пластинку, ту, что когда‑то делал Томчин для своего фильма, но слова эти тогда произносил Шешель. Он их не забыл за двадцать лет. Сердце его так сильно колотилось, точно он выпил несколько чашек крепчайшего кофе, и точно это он высаживается на Луне, и на него в эти мгновения смотрит вся Империя. Дочка услышала стук сердца, чуть приподнялась, посмотрела на Шешеля.

– Папа, а что это у тебя так сердце сильно бьется? – спросила она. – Из‑за того, что тот дядя на экране – твой друг? Ты за него волнуешься?

– Нет, не из‑за этого, – сказал Шешель, но объяснять причину было бы слишком долго, да и, наверное, дочка не поняла бы его.

Он погладил дочку по голове.

Шагрей изменил схему полета, но эта идея пришла ему во время съемок фильма – он отправил к Луне не одного, а трех космонавтов, один оставался на орбите, двое должны были высадиться на планете.

«Интересно, долго ли космонавт учил слова, которые должен сказать при высадке? Я‑то еще кое‑чего вначале добавил, но я мог сделать несколько дублей, а он – нет. Представляю, как он волновался, боясь, что их забудет. Шагрей по головке за это не погладит».

Из лунного корабля появился второй космонавт, когда до поверхности оставалась еще ступенька, он просто спрыгнул, сделал несколько шагов, подпрыгивая сразу на двух ногах, казалось, что под ним – не твердая поверхность, а батут. Он радовался свободе, как человек, которого долго держали взаперти. В руках у него была тонкая железная палка на тот случай, наверное, если он споткнется и начнет падать, то с ее помощью сможет удержать равновесие. Наконец он остановился, нажал на какую‑то кнопочку на палке, она стала еще длиннее, а на ее конце распустился флаг Империи. Космонавт размахнулся и вонзил флаг в лунную поверхность.

За окном послышались громкие крики «ура». Точно такие же раздавались после того, как футбольная сборная России забивала очередной гол на последнем чемпионате мира в Уругвае. Из‑за разницы во времени случалось это под утро. Крики будили не хуже петухов. До финала сборная не дошла. Довольствовалась лишь третьим местом, но эти бронзовые медали были на вес золота, потому что они были первыми в нашей коллекции, а в аэропорт – встречать самолет с футболистами пришла толпа поклонников.

Шешель выглянул в окно. Улицы заполнялись ликующей толпой, люди обнимались и пели песни. Полиция на такое нарушение общественного порядка смотрела сквозь пальцы. Полицейские и сами были готовы в пляс пуститься. Небо расцветили фейерверки, кто‑то забрался на крышу дома и запускал ракеты прямо с нее. Шешель подумал, что люди не уйдут с улиц в течение ближайших трех дней, будут жечь костры, чтобы согреться, смотреть в небеса, вытащив всю имеющуюся оптику, и мысленно пытаться подбодрить космонавтов, возвращающихся домой с Луны. Пока еще рано было радоваться. Обратный полет часто оказывается гораздо сложнее, но ведь тогда, двадцать лет назад, у него все получилось в одиночку, получится и сейчас, надо только пережить эти три дня.