Русский спецназ. Трилогия - Страница 227

Он и вправду успокоился, а сердце его присмирело, как зверь, посаженный в клетку, поначалу он метался, бил мощными лапами с острыми когтями по прутьям решетки, выясняя – не сломаются ли они. Но они не поддавались. Ему не справиться с металлом. Устав, он прилег на пол клетки.

Все это уже было в его жизни. И эта дорога, и встреча с императором. Но что было сном? Прошлое или настоящее? Он боялся ущипнуть себя. Сделай он это, вдруг мир вокруг него потрескается, осыплется, как яркие фрески со стен, и окажется, что он лежит в плохом гостиничном номере, куда поселился на одну ночь, чтобы не ждать на вокзале поезда, который повезет его домой. Домой. Где он теперь, его дом? Здесь ли, в Москве или еще где‑то?

У авто были хорошие рессоры. Корпус почти не трясся на кочках, будто плыл по спокойной воде, и если закрыть глаза, то будешь улавливать только шум волн, легкое дуновение ветра и не заметишь, как заснешь. Может, он и вправду заснул?

Какое‑то время он ждал в приемной, смотрел на толстую высокую деревянную дверь с позолотой. За ней скрылся Гайданов, оставив Шешеля совсем одного, если не брать в расчет молчаливых гренадеров, стоявших по обе стороны от дверей. Но они не двигались, будто и не дышали совсем, точно тоже были частью убранства комнаты, как картины на стенах или часы. По черным нашивкам на форме Шешель понял, что гренадеры служили во время войны в Железной дивизии генерала Деникина.

Встреча с императором была краткой. Ничего другого ожидать не стоило. Он запомнил, как они жали друг другу руки, но не мог припомнить, что он говорил императору. В памяти остались первые слова Николая Второго:

«Рад, что теперь будем работать вместе. Добро пожаловать».

Вот и все.

Они ехали обратно, разговаривали – спокойные и уверенные. Никто не торопил их, да и спешить пока было некуда. Они наслаждались минутами отдыха. Когда еще с ними повторится такое?

– Куда тебе? – спросил Гайданов.

– На вокзал.

– На вокзал? – Левая бровь Гайданова на миг приподнялась. – Надеюсь, ты сбежать не хочешь? Потом ищи тебя по всей Империи. Вовек не найдешь с нашими‑то масштабами.

– Не беспокойтесь. Я вернусь.

Вечер спускался с небес, тихо и незаметно набрасывая на город сперва серое покрывало. Черное он пока прятал, потому что, накрой он сейчас им город, люди испугались бы до смерти, повыскакивали из домов, начали кричать, думая, что наступил конец света или в лучшем случае солнечное затмение.

Шешель уже плохо различал дома на той стороне реки, а людей он там и вовсе не видел, хотя их и не стало меньше. Напротив, там кипела жизнь.

Ему казалось, что он слышит, как стучат на стыках рельсов колеса поезда.

Домой‑домой.

Обернувшись, он понял, что это телега выбивает на мостовой дробь.

Но ночь застанет его не здесь. Он уже ускользнет из этого города, когда в небе разольются густые чернила.

Вот и все. Он засунул руки в карманы пальто и быстро пошел к вокзалу. Пролетку брать не стал, хотя они вились рядом с ним, как комары. Поезд на Москву отходил через полчаса, а идти до вокзала было минут десять. Он приедет в Москву рано утром. Спасаломская будет еще спать. Входить в квартиру придется очень тихо, крадучись как вор, чтобы не разбудить ее…

Он улыбнулся, когда представил ее сонное лицо, и ему стало тепло, будто он выпил вина. Хорошо, что голова пока не кружилась.

Эпилог

Черно‑белая картинка на маленьком выпуклом экране рябила, точно на Луне выпал обильный снегопад, и еще шла полосами. Чтобы маленький экран казался побольше, перед ним была прикреплена линза с водой, поэтому казалось, что ты смотришь на аквариум, только вместо пестрых рыбок, вместо водорослей и пластмассовой модели каравеллы, покоящейся на дне, там едва угадывались пыльная серая лунная поверхность и человек, неуклюже спускающийся по лестнице из маленького космического корабля.

Шешель упустил начало трансляции. Он и так гнал свою машину на пределе скорости, точно вновь участвовал в гонках на Императорский приз по превосходной дороге между Санкт‑Петербургом и Москвой. Лопни у него шина, то костей не соберешь, машину закрутит и выбросит на обочину, а затем в кювет. Но Шешель отчего‑то был уверен, что такое с ним не произойдет, по крайней мере не сегодня.

Накануне Шешель вернулся из Парижа. Император посещал город с официальным визитом, а Шешель вот уже двадцать лет был его личным пилотом и уже сбился со счета – сколько за это время летал в Париж. Аэродром города стал для него родным. Он мог совершить на нем посадку с закрытыми глазами, просто вспомнив то, что уже делал много раз. Таким же родным и знакомым для него был, пожалуй, лишь аэродром Берлина.

Шешель не понаслышке знал о том, что немцы помогали русским в разработке реактивных ракет и участвовали в подготовке лунной программы. Британскую империю такое сотрудничество раздражало, но уже близился закат бывшего союзника. Империя уже начинала разваливаться, как карточный домик, то там, то здесь вспыхивали народные волнения, а их участники требовали самоопределения. Политика использования внутренних противоречий для ослабления Британской империи давала плоды. Скоро у британцев совсем не останется колоний, правда, они так много награбили, что этого хватит на несколько поколений. Но пока Британская империя хоть что‑то из себя представляла, стоило ждать всяких пакостей – британцы втягивали в мировые интриги САСШ, хотели поссорить Германию, Россию и Францию. Шла война разведок, а у императора была неспокойная и даже опасная жизнь из‑за многочисленных поездок. Успешное освоение космического пространства Российской империей было одним из козырей в политической игре. Шли переговоры о запуске на орбиту совместного русско‑немецко‑французского экипажа.

Высадка транслировалась по всему миру, будь где‑нибудь в Мозамбике или Конго у кого‑то телевизор, то и там смогли бы видеть, как русский космонавт высаживается на Луну. На его шлеме надпись «Россiя» и еще двуглавые орлы, а на предплечье трехцветная нашивка. Когда‑то Шешель носил точно такую же форму.

Приятно слышать, как народ на улицах чужих городов распевает песни от радости и размахивает российским триколором, но лучше праздновать успех дома. Императора уговаривали продлить визит в Париж еще хотя бы на день, но он отказался.

Во время полета в Санкт‑Петербург Шешелю пришлось обходить грозовой фронт, из‑за этого полет длился на час дольше.

– Ты не успеешь увидеть высадку, – сказал император Шешелю, – хочешь – оставайся, посмотришь ее со мной.

Бывали случаи за минувшие двадцать лет, что император приходил в пилотскую рубку, и тогда Шешелю приходилось рассказывать, как управлять самолетом. Теперь‑то он летал на цельнометаллических, огромных, почти как дредноут, и таких же непотопляемых кораблях, не то, что было раньше, и, только оказавшись в густых облаках, когда самолет начинает водить из стороны в сторону, будто он натыкается на волны, вздрагивает, проваливается на несколько метров, а штурвал рвется из рук, понимаешь, что под тобой все‑таки не земная твердь, а тонкий пол, а под ним бездна. Но лучше не думать об этом.

– Спасибо. Я постараюсь успеть, – сказал Шешель.

На людях они держали дистанцию, а когда оставались одни, могли позволить себе общаться как старые знакомые.

Машина Шешеля стояла в ангаре на аэродроме. В ближайшие несколько дней он был не нужен императору, так что мог съездить домой в Москву. Всю дорогу он крепко сжимал руль, он ведь обещал Шагрею, что когда тот отправит человека к Луне, то будет держать кулаки сжатыми. По радио передавали подробности посадки. Шешель, слушая их, прикидывал – сумеет ли приехать домой к тому моменту, как нога первого русского ступит на лунную поверхность. По счастливой случайности его тоже звали Александр, а значит, должен оправдать прогноз, который они давали когда‑то в фильме. Империю ведь уже охватило безумие, новорожденных будут называть Александр и Александра.