Русский спецназ. Трилогия - Страница 188

– Но ведь вы меня будьте защищать?

– Попробую.

«Вот еще головная боль. Не прогулка, а путешествие по джунглям», – подумал Шешель, посмотрел на приближавшуюся к ним толпу, выискивая среди них тех, кто может представлять потенциальную опасность и от кого лучше держаться подальше.

Судя по одежде, состояла она из представителей мелких предпринимателей и среднего класса. Они вполне могли оставить свои авто на прилегающих улицах, а после окончания акции забрать их и отправиться по своим делам.

Горланили дружно, будто накануне репетировали, хором выкрикивая лозунги на каком‑нибудь пустыре, чтобы никто не прознал о них и чтобы не мешать мирным горожанам отдыхать.

Шешель и вспомнить не мог, когда он видел столь же внушительную демонстрацию. Разве что в начале войны.

Влившись в толпу, лучше беззвучно рот открывать, как рыба, выброшенная на берег, а то выбьешься из общего такта, ведь ни Шешель, ни Спасаломская сценария не знают. Все поймут, что в их ряды затесались непрошеные гости. Но новым адептам, скорее всего, только рады будут, простят им, что они не в такт выкрикивают лозунги и путают слова. Подбодрят, а не прогонят, выделят кого‑нибудь опекать их.

Полицейские стояли по бокам улицы проформы ради, чтобы у британских дипломатических сотрудников не возникло никаких подозрений, что за этой демонстрацией может стоять российская власть и она палец о палец не ударит, чтобы спасти от нападения разъяренной толпы, подогреваемой криками, здание консульства своих бывших союзников.

Полицейские никаких козней от демонстрантов не ждали, шли по бокам толпы скучающим шагом, будто погулять вышли, но так сжились со своей формой на службе, что и на отдыхе не могли без нее обойтись.

К Шешелю и Спасаломской подбежал мальчишка лет тринадцати, похожий в этой ситуации на легковооруженного пехотинца, идущего в наступление перед фалангой, и в задачу которого входит: закидывать противника камнями и стрелами, нанеся ему как можно больший урон, прежде чем с ним сойдутся основные силы. Но авангард фаланги обречен. Обычно редко кто из него остается в живых. Мальчик протянул два листка, выудив их из пухлой пачки, которую прижимал к груди рукой, совсем как газетчик. Вот только взамен денег он не просил.

– Британия – наш главный враг, – крикнул он, и в глазах его при этом сверкнул нешуточный гнев, возрази ему Шешель, наверняка драться бы бросился, зная, что позади него надвигается фаланга, и если он продержится хоть несколько секунд, то его выручат.

Шешель кивнул, но в дискуссию вступать не стал, а сделал вид, что изучает содержание листовки. Мальчик понял, что разговора не получится, подбежал к ближайшему полицейскому, попробовал всучить и ему листовку, но тот отказался принять ее, сославшись на то, что находится при исполнении служебных обязанностей. Мальчик окинул взглядом остальных полицейских, посмотрел на пачку листовок, вздохнул, пожал плечами и побежал дальше, в надежде, что ему на пути попадется еще кто‑нибудь, кто согласится принять его дары.

«Это что же, задание ему такое на выходные в гимназии дали? – хотел съязвить Шешель, но удержался, посмотрел на удаляющуюся спину мальчика. – Хоть побегает, потренируется и, когда время придет спортивные нормативы в гимназии сдавать, наверняка сдаст. Какая‑никакая, а польза».

Листовка пестрела броскими заголовками статей, которых говорилось о том, что Британская империя всегда стояла на пути российской экспансии. С таким утверждением не поспоришь, но Шешель поискал глазами урну, чтобы спровадить туда листовки.

– Не смейте этого делать, – зашипела сквозь зубы Спасаломская, превратившись вмиг в раздраженную змею, готовую укусить. Не дай бог встать у нее на пути.

– Вам так понравилось написанное?

– Я еще не прочитала. Но это не важно. Не создавайте конфликтной ситуации. Бросить в урну листовку на глазах демонстрантов, ай, ай, ай, – и она зацокала языком, – вы обидите их. Этого делать не стоит, ведь они почти приняли нас в свои ряды, а могут подумать, что вы британофил, и поди докажи им, что это на самом деле не так. Не поверят.

– Вы прирожденный дипломат.

До толпы оставалось метров пятнадцать. Говори Спасаломская чуть погромче, то ее слова могли бы долететь до первых рядов, если бы те прислушивались к чему‑то, помимо криков своих сподвижников.

– Мне что же, скомкать ее и в карман спрятать?

– Хоть бы и так, но лучше не комкайте, а аккуратно сверните и положите в нагрудный карман и мою тоже. Вот – возьмите, – и Спасаломская протянула Шешелю свою листовку.

– А читать вы ее когда будете?

– Дома. За чаем или лучше на ночь, вместо модного романа. Надеюсь, что сон от нее будет такой же хороший.

– Воля ваша, – сказал Шешель, складывая листовки. Когда их начала обтекать толпа, Шешель встал к ней спиной, расставил руки, загораживая Спасаломскую. Сзади его кто‑то толкнул, и он сделал еще один шаг. Так получилось, что Спасаломской отступать уж было некуда. Шешель упер ладони в стену, тела их сблизились, глаза встретились, и несколько секунд они смотрели друг на друга. Шешель вдыхал дразнящий запах ее духов, ему так хотелось погладить ладонью кожу у нее на лице.

Их совсем было впечатали в стену, будто катком прошлись. Он прикоснулся к ее щеке губами. Сердце забилось так сильно, что Шешель сбился бы, попробуй он посчитать удары, голова закружилась, а перед глазами все поплыло, будто мир стал погружаться в океан.

Спасаломская отстранилась не сразу, а через несколько секунд, которые показались Шешелю такими долгими, будто время остановило свой бег, часы на всех башнях замерли и боятся спугнуть этот миг звоном своих колоколов. Теперь он чувствовал не только запах духов, но и ее дыхание.

– Идемте, а то все упустим, – сказала Спасаломская, нащупала ладонь Шешеля, оторвала ее от стены, проскользнула под другой рукой, все еще упирающейся в стену, и потянула пилота за собой.

«Куда?» – но Шешель не сказал этого вслух.

Вокруг них что‑то кричали, потрясали кулаками, плевались. Казалось, что Спасаломская получает от всего происходящего удовольствие.

«Но почему? Вот бы расспросить ее».

«Это жизнь», – скажет она.

«Какая это жизнь. Все не настоящее. Свои убеждения отстаивают не так».

«А как же?»

«Хм. Рассказать? Боюсь, что это будет долгий рассказ».

За спинами и головами уже тяжело было разглядеть, что происходит впереди, то, что под ногами, – тоже недоступно взгляду, но упадешь – вряд ли раздавят, скорее стороной обойдут или подняться помогут. Когда показались стены посольства, Шешель, оттесненный уже к середине толпы, не мог сказать, стоят ли возле его ворот лишь шотландские гвардейцы в высоких бобровых шапках, шкурки для которых добывают в канадском доминионе, и в пестрых килтах или к ним присоединились российские коллеги, которые, построившись в каре и выставив вперед штыки, ожидают приближение демонстрантов.

Кто их ведет – не Ней ли, не Мюрат ли? Кто же тогда?

Но нет. Хоть и нарушают демонстранты общественный покой, но не настолько, чтобы вызывать к британскому посольству регулярные части. Хлопоты демонстранты главным образом доставляют жителям близлежащих домов, которые в большинстве своем закрыли окна, но вряд ли оттого, что не разделяли доносившиеся до них крики. Шумно слишком было… Это отвлекало от решения повседневных проблем. Как еще кто‑нибудь не додумался запустить в демонстрантов горшок с цветами? Это сочли бы за провокацию. Полиция быстро пресекла бы посягательства на массовое волеизъявление народных масс.

Правительству следовало огородить консульство союзников высоким забором с массивными воротами, открыть которые, не имея ключа, можно разве что динамитом или тараном, но, поскольку деревьев вокруг не наблюдалось, вышибать ворота пришлось бы фонарным столбом. Ой, намучатся заговорщики прежде чем смогут повалить его, а потом еще больше пропитаются потом, когда под руки фонарный столб подхватят и поймут, что он очень тяжелый, все‑таки выливали его из чугуна.