Русский Париж - Страница 17
Какие утолки Парижа увлекали русских студентов, купцов, дипломатов, отдыхающих аристократов, искателей острых ощущений во второй половине XVIII века? Где любили они проводить время в этом городе?
Неизвестно, совершал ли прогулки с нашими соотечественниками Луи-Себастьян Мерсье, но воспользоваться его услугами экскурсовода стоит и сегодня. Кто лучше расскажет о французской столице той эпохи?
Где селились русские в Париже в XVIII столетии, если их состояние не позволяло замахиваться на прекрасные отели?
«Боярин поселяется в мансарде около Пале-Рояля; москвитянин платит чудовищные деньги за низенькие антресоли…
Меблированные комнаты грязны. Ничто так не удручает бедного иностранца, как вид грязных кроватей, окон, сквозь которые свищет ветер, полусгнивших обоев, лестниц, покрытых всякими нечистотами… об удобствах путешественников никто как следует не заботится…
Были годы, когда в Париже насчитывали до ста тысяч иностранцев, и все они жили по меблированным комнатам. В настоящее время (70-е годы XVIII столетия) их число значительно уменьшилось. Цены на комнаты крайне разнообразны; за помещение в четыре комнаты вблизи Пале-Рояля вы заплатите в шесть раз дороже, чем за такое же около Люксембургского дворца».
Так отзывался Луи-Себастьян Мерсье о местах проживания иностранцев в Париже.
Знакомиться с французской столицей в XVIII веке было не так просто.
«Отсутствие тротуаров делает все улицы почти одинаково опасными, — считал Мерсье. — Широкий ручей перерезает иногда улицу пополам, совершенно прекращая сообщение между двумя рядами домов; при каждом ливне приходится воздвигать шаткие мостики. Ничто не забавляет так иностранцев, как вид парижанина в многоэтажном парике, белых чулках и расшитом галунами платье, когда он перепрыгивает через грязный ручей, а потом бежит на цыпочках по мокрым улицам, причем целые потоки воды льются из дождевых труб на его шелковый зонт. Какие только скачки и прыжки ни проделывает, чтобы избежать и грязи под ногами, и водяных потоков с крыш, тот, кто задумал пойти из предместья Сен-Жак пообедать в предместье Сент-Оноре. Целые горы грязи, скользкая мостовая, сальные оси экипажей, — сколько препятствий! Но в конце концов он все же достигает цели».
Конечно, состоятельные русские предпочитали передвигаться по французской столице в каретах или пролетках.
«Несчастные клячи, везущие разваливающиеся кареты, красовались когда-то в королевских конюшнях и принадлежали принцам крови, которые гордились ими, — писал Мерсье о городском транспорте Парижа. — Эти лошади, уволенные в отставку еще до наступления старости, теперь трудятся под кнутом самых безжалостных мучителей…
По утрам, натощак, извозчики — народ довольно сносный. К полудню они становятся требовательнее, по вечерам же с ними совсем невозможно иметь дело. Происходящие нередко драки разбираются в полицейских участках, и дела решаются обычно в пользу кучера…».
Подобная несправедливость вызывала возмущение среди русских студентов. Некоторые из них позволяли себе пользоваться экипажами. Хамство пьяных кучеров заставляло отчаянных студентов пускать в ход кулаки.
Мерсье отмечал: «Одно из весьма обычных явлений во время езды — это перелом колес и пасов у карет, ездок встает с расшибленным носом или вывихнутой рукой, зато от уплаты за провоз его избавляют.
В Версаль и по всем дорогам, где существуют почтовые конторы, извозчики имеют право ехать, только уплатив за особое разрешение. Едва выехав за черту города, они предъявляют вам свои условия, не считаясь с существующим тарифом, причем один проявляет при этом чрезвычайную мягкость и сговорчивость, другие же — безграничное нахальство. В таких случаях лучше успокоить их несколькими лишними су, чем идти жаловаться на них или расправляться с ними самому, так и поступают все благоразумные люди.
Если вы забыли в карете какую-нибудь вещь, вы идете в контору, заявляете об этом (каждая карета имеет свой номер), и в большинстве случаев вещь вам возвращается.
Удобство и общественная безопасность требовали бы, чтобы извозчичьи экипажи были прочнее, менее грязны, лучше снаряжены; но недостаток и дороговизна фуража и значительный налог (двадцать су в день) за право колесить по мостовым тормозят даже самые насущные реформы».
Многие парижане в XVIII веке замечали любовь приезжих русских к мостам. Стоять на мосту и обозревать французскую столицу было среди них повальным увлечением.
«Пон-Нёф для Парижа то же, что сердце для человеческого организма: это центр движения и деятельности. Прилив и отлив горожан и иностранцев на этом мосту так велик, что для того, чтобы встретить нужных людей, достаточно прогуливаться здесь ежедневно в течение какого-нибудь часа.
Здесь дежурят полицейские шпионы, и если они в продолжение нескольких дней не встречают того, за кем следят, они решительно утверждают, что его нет в Париже. Вид с моста Пон-Рояль красивее, но с Пон-Нёфа он своеобразнее. Здесь парижане и иностранцы любуются конной статуей Генриха IV и все в один голос признают его за образец доброты и доступности…
Брат Людовика XIII, Гастон Орлеанский, забавлялся тем, что воровал на этом мосту у прохожих плащи, и память об этом до сих пор еще жива в народе…
Ступеньки Пон-Нёфа заметно стираются в середине под ногами бесчисленных прохожих. Они становятся скользкими и требуют исправления.
Торговки апельсинами и лимонами сидят в средней части моста в палатках, придающих ему еще большую живописность, ибо эти фрукты столь же красивы, как и полезны…
С моста Пон-Рояль открывается самый красивый вид на город. С одной стороны вы видите Де-Кур, дворцы Тюильри и Лувр, с другой — дворец Пале-Бурбон и длинный ряд великолепных особняков. Обе набережные Иль-де-Пале и две другие, окаймляющие реку, много способствуют красоте перспективы.
Если путешественник въезжает в город через мост Пон-де-Нейли, то, по мере приближения к заставе Шайо, его все более и более восхищает развертывающаяся перед ним картина с видом на великолепную площадь Людовика XV, на сад и дворец Тюильри.
Если бы осуществили в конце концов неоднократно уже предполагавшийся план очистки мостов Сен-Мишель, О-Шанж, Нотр-Дам и Мари от старых построек, которыми они так неприятно загромождены, то взор мог бы с наслаждением проникать с одного конца города до другого.
Какой неприятный контраст представляют собой великолепный правый берег реки и левый, до сих пор еще не мощенный, вечно грязный и полный нечистот! Он застроен дровяными складами и жалкими домишками, в которых живут подонки населения. Но еще более удивляет то, что эта отвратительная клоака граничит, с одной стороны, с дворцом Пале-Бурбон, а с другой — с прекрасной набережной Театинцев.
Галиот, совершающий рейсы в Сен-Клу, отправляется в определенные часы от Пон-Рояля, и дешевизна переезда привлекает туда в воскресные и праздничные дни целые толпы парижан. Рейсы, совершаемые этим судном, не свидетельствуют об особых мореплавательных талантах сенских матросов, если судить по неловкости, с которой они отчаливают и пристают к берегу. Некоторые парижане, явившиеся на пристань слишком поздно, чтобы воспользоваться галиотом, бросаются очертя голову в частные шлюпки, забывая, что эти хрупкие лодчонки могут быть поглощены жалкими водами Сены так же легко, как волнами безбрежного океана. Люди, привыкшие к морским путешествиям, содрогаются при виде подобной неосторожности».