Русский флот на чужбине - Страница 12

Кондукторы получили особенное обмундирование в 1895 г. Их форма во многом напоминала офицерскую. Кондукторы Гвардейского экипажа носили белый кант на воротниках мундиров и пальто, морские артиллеристы и инженеры-механики носили красный кант. С 1907 г. для кондукторов ввели нарукавные шевроны по годам службы. На погонах кондукторов нашивался широкий продольный галун. В 1908 г. для нижних чинов и унтер-офицеров была установлена бляха к ремню желтого металла с эмблемой Морскою ведомства — двуглавым орлом, наложенным на перекрещенные якоря.

Таким образом, государство стремилось создать для нижних чинов и унтер-офицеров Императорского флота максимум благоприятных условий для прохождения службы и старалось обеспечить им высокую социальную защищенность. Так почему матросы стали одними из самых активных участников революционных событий, приведших к гибели русской государственности?

Несмотря на то что Российская Империя являлась великой морской державой, по словам вышеупомянутого Графа, «русский флот всегда страдал недостатком природных моряков, выросших на берегу моря, любивших его и не понимавших иначе жизнь, как на палубе корабля». Далее он говорил: «Русский матрос никогда не был определенным типом „моряка-матроса“ как, например, матрос английского флота. Тот, действительно, обладает всеми присущими этому призванию характерными чертами и всею душой предан морю и кораблю. Наш же матрос — это только крестьянин или рабочий, который попал на флот для отбывания воинской повинности».

Эти же выводы подтвердили и современные исследователи. Так, А. Киличенков написал: «Призыв на военную службу погружал новобранца в совершенно иной, неведомый мир. При этом флот для русского крестьянина был несомненно более чуждой и непонятной средой, нежели армия. Совершенно иной ритм корабельной жизни, новый язык, насыщенный массой непонятных терминов, — все это создавало дополнительную нагрузку. Если раньше дерево и паруса, окружавшие новоиспеченного матроса, полная зависимость корабля от стихии природы хоть как-то перекликались с крестьянской жизнью, то после появления парового броненосного флота жизнь матроса была заключена в совершенно иные рамки». На наш взгляд, эти факты очень важны для понимания как взаимоотношений офицеров и матросов, так и причин активного участия последних в двух революциях.

Еще одним определяющим фактором следует признать отсутствие корпоративности и сплоченности между офицерами и матросами. Они находились не просто на разных ступенях «социальной лестницы», а фактически — на разных полюсах друг от друга. Об этой проблеме и путях ее преодоления писал светлейший князь вице-адмирал А.А. Ливен в своей работе «Дух и дисциплина нашего флота». Эта книга, хотя и появившаяся вскоре после Русско-японской войны 1904–1905 гг., не утратила актуальность не только к 1914 г., но и, возможно, и для нашего времени. Итак, Ливен писал: «В деревне у нашего простолюдина есть семья, есть имущество и занятие, удерживающее его от крайних увлечений, а, поступив на службу, он всего этого лишается. Обстановка для него непривычная и угнетающая, начальство чуждое и страшное, увлечений никаких. Что его сохранит от соблазна? Строгости и репрессивные меры только еще омрачат и без того серое существование, породят злобу и увеличат отчуждение. Никакие лекци или нравоучения, ни театральные представления и увеселения (как многие советуют) тут не помогут. Человеку надо не то, ему необходима привязанность, нравственная опора, заменяющая ему семью и родных. Ему нужны не развлечения, а у влечения, придающие его жизни блеск и радостное настроение. А все это может дать лишь сплоченная, самолюбивая военная среда. Вновь прибывший в такую часть получит впечатление, что он не пришел отбывать тяжелый долг, а что он удостоился чести попасть в такое избранное общество. Он из всех разговоров, из всякого слова и жеста поймет, что корабль, на котором он находится, не какой-нибудь, а что ему равного поискать надо. Он смекнет, как ему посчастливилось, что он именно здесь. Он увидит, что к нему присматриваются, что его всячески наставляют и учат не только официально, но и по дружбе, как ему поступать и как себя вести, чтобы как-нибудь не осрамить своих товарищей, не уронить своего нового достоинства. Он сразу почувствует возложенную на него ответственность и оказанное доверие, и это польстит его самолюбию. Он, видя такое внимание, постарается понравится и увлечется и очень скоро окажется сам глубоко убежденным в исключительных достоинствах своего корабля, своей команды, и искренно к ним привяжется, да он возмутится, если кто-нибудь посмеет относиться к ним с недостаточным уважением. Но для этого требуется чисто корпоративное настроение в части, особая атмосфера военного самолюбия, которая, конечно, много зависит от умения начальствующих лиц, но независимо от них развивается из естественных качеств человеческой природы, поставленной организацией в подходящие условия». Увы, но подобная атмосфера существовала далеко не на всех кораблях и не во всех частях флота.

Флот являлся своеобразным срезом российского общества того периода со всеми его противоречиями и проблемами. Вновь обратимся к Ливену: «Нижний чин может уважать и любить начальника как такового, но он никогда не будет считать его своим и будет бояться доверять ему свои сокровенные мысли, боясь осуждения. Вообще, наш дикарь-мужик крайне застенчив и недоверчив. Никакое популярничание, никакое братание не выведет его из своей замкнутости. Напротив, он этого не любит. Он считает, что барин должен вести себя как барин, а мужик ведает свое дело. Только после очень долгой службы, особенно после военных походов или очень продолжительных плаваний, мне приходилось замечать, что люди начинают вылезать из своей скорлупы. Являются общие интересы, много общих воспоминаний и сильных ощущений, и тут нижние чины начинают доверяться понемногу и офицерам в своем настоящем виде, как человек человеку. Но в обыкновенное время они для нас абсолютно непроницаемы. Офицеры, воображающие, что они знают физиономию своих людей, кроме служебной, горько ошибаются»[9].

Несмотря на вышесказанное, достаточно трудно понять, почему в 1917 г. немалая часть нижних чинов флота превратилась в огромную банду убийц, грабителей и дезертиров. Казалось, после бурных революционных событий 1905–1907 гг. положение на флоте в значительной мере стабилизировалось. В официальном отчете по Морскому ведомству за 1914 г. о дисциплине в морских командах пишут следующее: «В течение периода, предшествовавшего войне, дисциплина в командах флота и в береговых частях, по отзыву морских начальников, поддерживалась на должной высоте, причем нижние чины, в общем, отличались хорошим поведением. Патриотическое одушевление, охватившее с началом войны все население Империи, благодетельное влияние запрещения продажи водки, спиртных напитков и отмена выдачи командам флота чарки вина натурой еще более усилила в нижних чинах сознание святости долга и беззаветной преданности Престолу и Отечеству и в результате политическая пропаганда, резкое уменьшение коей замечалось и в прошлом году — вовсе прекратилась». Некоторые отдельные случаи пропаганды отчет относит на счет «вредных революционных сект».

Известно, что в начале войны патриотический подъем в России был весьма высок. Более того, издержками этого подъема стали антинемецкие выступления и погромы в городах. Многие т. н. революционные выступления на флоте в течение войны также носили антинемецкий характер. Но со временем мужики, одетые в солдатские шинели и матросские бушлаты, от затянувшейся войны устали, тем более что во многом цели ее оставались им непонятны. Действительно, что могли значить Босфор и Дарданеллы для крестьянина, чей дом и семья находились где-нибудь в Центральной России, и который вовсе ничего не слышал об этих местах до своего поступления на службу?