Русские (сборник) - Страница 6
Домой забрать банкомат молодой вдове не разрешили, потому приходила вдова к нему каждый день в его универсам, садилась рядом на раскладной стульчик, прислонялась легонько плечом и даже о чём-то с ним разговаривала.
Так прожили они месяца полтора. А как-то раз, ранним утром, звонят молодой вдове из универсама и говорят – украли, мол, мужа вашего, приехали четыре амбала на чёрной «Газели» с помятым крылом, вырвали банкомат с корнем, бросили в машину и умчались неизвестно куда.
Сперва кинулась молодая вдова в универсам, да потом думает – зачем? что там не видела? – лучше уж самой мужа искать. Идёт, торопится, а сама отчего-то всё корень его представляет. Вот бы, мечтает, и правда корни у него были, ах же ж.
Вышла из посёлка – три дороги в три стороны расходятся, у перекрёстка тополь стоит, с ветки на ветку дрозды ныряют, щебечут вовсю.
Заплакала молодая вдова и говорит:
– Ох, вы, дроздочки-голубочки, не видали вы чёрную «Газель» с помятым крылом? Она мужа моего увезла, семью мне разбила!
Пожалели её дрозды и отвечают:
– Видали мы чёрную «Газель». Поехала «Газель» налево, по разбитой дороге, через рыжие поля, в нищую глушь.
Побежала молодая вдова налево. Долго бежала, ноги устали, колени подгибаются, а тут опять перекрёсток. Рядом кошка драная сидит, брюхо себе лижет.
Заплакала молодая вдова и говорит:
– Ох, ты, мурочка-красавица, не видала ты чёрную «Газель» с помятым крылом? Она мужа моего увезла, семью мне разбила!
Пожалела её кошка и отвечает:
– Видала я чёрную «Газель». Поехала «Газель» налево, по разбитой дороге, через рыжие поля, в нищую глушь.
Опять повернула налево молодая вдова. А ноги уж совсем не подымаются, и сердце выскакивает. Брела, брела, а как набрела на развилку, как остановилась – так в грязь лицом и упала.
Смотрит, в грязи черви серые ползают бессмысленно туда-сюда. Заплакала молодая вдова и шепчет им:
– Ох, вы, дружочки-червячки, не видали вы чёрную «Газель» с помятым крылом? Она мужа моего увезла, семью мне разбила!
Пожалели её черви и отвечают:
– Видали мы чёрную «Газель». Поехала «Газель» налево, по разбитой дороге, через рыжие поля, в нищую глушь.
Снова потащилась влево молодая вдова, да скоро кончилась дорога на каком-то грязном дворе. Не то двор, не то свалка, ржавчина и гниль, не то человечье хозяйство, не то уж адские вовсе предместья.
Посреди двора стоит чёрная «Газель». Задние двери распахнуты, внутри банкомат лежит, не шевелится.
Бросилась к нему молодая вдова, обняла, расцеловала.
Потом посмотрела наружу. Сидят на брёвнах четыре мужичка. Не то чтоб амбалы, наоборот, худые да поношенные. Глядят на неё смерть как уныло, только всполошённо малость.
– Зачем же вы, – спрашивает молодая вдова, – мужа моего увезли? Или вам семья чужая не дорога, плевать вам на чужую семью?
– Что ты, – отвечают мужички. – Разве мы знали, что он муж твой? Ни ему, ни тебе мы зла не хотели.
А хотели мы в наше агропредприятие мужа твоего председателем назначить. Очень мы бедно живём и голодно. На сухарях да воде, на грибах да на ягодах. Сама видишь. Вот станет твой муж нашим председателем, тогда по-другому заживём. И деньги попрут, и хозяйство наладится. Мы так думаем.
Упросили мужички молодую вдову и мужа оставить, и самой остаться. Обещали ей почёт и уважение, в будний день яичко, а в праздник курочку. Осталась молодая вдова в деревне. Хозяйство там, правда, так и не наладилось, зато было теперь народу кого ругать. А народ, хоть и ругал, яичком и курочкой молодую вдову не обижал. Сама же она стала полотенца вышивать на продажу. Их в город возили, а оттуда чуть ли не в Москву – за красоту и удобство.
Жила она в таком почёте и уважении, пока не приехала из района ревизия по труду. Приехала, потребовала председателя, посмотрела на него, поудивлялась, а потом говорит:
– Интересный, – говорит, – опыт. Надо его развивать на более высоком уровне. Собирайтесь, – обращается к молодой вдове, – завтра все вместе поедем в область. Будем вашего мужа продвигать по партийной линии.
Смутили молодую вдову такие слова, вечером всё ворочалась, заснуть не могла, а как сморило, увидела сон: самой ей положили мужа по партийной линии двигать, линия эта вроде разделительной полосы на шоссе, вдова вперёд по ней мужа пихает, надрывается, а мимо в две стороны иномарки проносятся с синими огнями на крышах, чуть по локтям не бьют.
С утра пошла молодая вдова насчёт сна к соседке, знающей женщине. Та ей говорит, плохой, мол, сон, упирайся, оставайся и мужа не выдавай. Обманут вас в области, попользуются и выкинут обоих.
Да как тут упираться? Упрёшься – небось с милицией придут. Делать нечего, поехали они в город.
А в городе был банкомат назначен заведовать партийной общественной приёмной. Положили ему порядочную зарплату, которую отдавали молодой вдове, и та до времени была довольна. А уж как были довольны посетители приёмной, об этом слава по всей России пошла.
Придёт посетитель в приёмную с проблемой какой или даже с бедой, а выходит с деньгами. Выслушает его банкомат, помигает лампами и выдаёт – тысячу, две, а кому и все сто, свеженькими пятёрочками.
Очередь к нему за месяц занимали, те, кто с областной пропиской, а неместные разве в окошко могли пролезть. Тут, конечно, и недоброжелатели подтянулись. Антикоррупционеры. Откуда, говорят, у вашей общественной приёмной столько денег? Не иначе, говорят, взятки берёте.
Прокуратура всполошилась, прислала мастеров, вроде как электричество чинить. Заодно поставили в кабинете видеокамеру, чтобы взятки снимала.
Взяток, нет, не дождались. Но увидали в свою камеру что похуже. Оказалось, банкомат деньги не всем выдавал, а через одного. Первый-то посетитель никаких денег не получает. Наоборот, заглатывает его банкомат с ботинками, косточки выплёвывает в корзину для бумаг и стеклянным животом светит. А второму, да – деньги даёт. Понятно – деньги ведь из ничего не родятся. Третьего посетителя опять съест. Четвёртого осчастливит.
Чётные, осчастливленные, домой идут и славу о народной приёмной разносят. А нечётные, конечно, молчат навеки.
Пришлось прокурорским приёмную закрыть от греха. Банкомат обесточили, в поле вывезли и на мелкие кусочки разнесли. А молодая вдова к родителям вернулась. Так бобылихою и живёт.
Змеюрик
Юрий Поляков
Много лет тому назад, ещё при Брежневе, работал в НИИ среднего машиностроения младший научный сотрудник Гелий Меделянский. Как и всякий советский мэнээс, он имел достаточно оплачиваемого трудового досуга, переходящего порой в безделье. Его коллеги тратили свободное рабочее время по-всякому: кто-то проводил межлабораторные коллоквиумы по новой повести братьев Срубацких, запрещённой и поэтому вышедшей лишь в журнале «Юный техник». Надо было найти и предъявить как можно больше явных и скрытых антисоветских намёков в тексте, воспевающем светлое коммунистическое будущее. Другие разучивали под гитару песенки барда Булана Ахашени про виноградные косточки, гусаров, старьевщиков и фонарщиков. Третьи учили китайский, хинди, иврит, эсперанто, даже древнегреческий, зная, что никогда им эти языки не понадобятся, или в крайнем случае овладевали английским, чтобы понять наконец, о чем поют «битлы». Четвёртые придирчиво штопали штормовки и вострили альпенштоки, готовясь к отпускному восхождению на непокорный шеститысячник, ибо лучше гор могут быть только горы. Пятые со служебного телефона выстраивали замысловатые схемы и цепочки обмена квартир. Конечно, кто-то работал и на среднее машиностроение, но не о них наш рассказ.
Забегая вперёд, скажем, что именно из пятых после 91-го вышли олигархи всех видов, родов и размеров. Участники коллоквиумов по Срубацким ломанулись в политику. А полиглоты эмигрировали во все концы света. Прочие маются без работы или до сих пор штопают штормовки, напевая знаменитые строки Булана Ахашени: