Русские (сборник) - Страница 11

Он был на грани подростковой депрессии, но тут его неожиданно поддержала Саманта Смайл – четырнадцатилетняя американка. Юра сразу выделил эту скромную девочку из группы заокеанских ребят, приехавших по обмену к ним в спецшколу с углубленным изучением английского. Она первой подошла к нему и предложила дружбу. Как все советские подростки, Юра был уже немного испорчен торопливым подъездным петтингом, которому его обучила Ленка Зайцева. На первом же свидании он попытался проникнуть к Саманте под кофточку, но она, глубоко вздохнув и вывернув пронырливую руку болезненным приемом дзюдо, объяснила Юре, что Америка – очень религиозная страна с прочной семейной моралью, и посоветовала ему не торопиться с началом половой жизни, а лучше все силы отдать учёбе.

Кроме того, под большим секретом Саманта поведала, что её отец, герой Вьетнамской войны Роберт Смайл, служит в ЦРУ, где хорошо знают про тщетные попытки КГБ разыскать самку кетцалькоатля, чтобы, получив новое биологическое оружие, закошмарить весь цивилизованный мир и отсрочить неизбежный крах тоталитаризма. Да, такая самка существует, но она находится под покровительством конгресса США и никогда не попадёт в руки коммунистических вождей, особенно в руки кубинского фанатика Фиделя Кастро. Юра, потрясённый услышанным, рассказал обо всём матери, и Лия Павловна, расплакавшись, призналась сыну, что работает как раз в той самой секретной лаборатории, которая занимается репродукцией ископаемых форм жизни и почти вплотную подошла к размножению «змеюриков» с помощью клонирования. А пошла она на это постыдное сотрудничество с режимом лишь для того, чтобы получше кормить растущего сына, ведь в магазинах ничего нет, а сотрудникам лаборатории каждую неделю выдают продовольственный заказ и раз в год талон на посещение закрытой секции универмага для покупки носильных вещей. Однако после ухода мужа Лия Павловна много размышляла, глубоко раскаялась и готова помочь сыну спасти мир от красной чумы и челюстей динозавров.

В общем, она тайно провела Юру и Саманту на строго охраняемый подмосковный полигон. Дальше события разворачивались примерно так же, как и в первой редакции, с той только разницей, что дети улетели вдвоём на Змеюрике в Турцию, а гнались за ними не «Стеллсы», а МиГи. Саманта получала инструкции не из допотопного «Сокола» в кожаном чехле, а из новейшей модели «Сони» размером с пудреницу. Из Турции подростков и динозавра на танкере «Генерал Грант» переправили в Америку, а там радостный Змеюрик встретился со своей суженой Фридой, названной так, потому что Америка – самая свободная страна в мире. Лию Павловну, конечно, отдали под суд и после пыток сослали в Сибирь, но муж, узнав о её героическом поступке, бросил дочку замминистра и поехал, как жены декабристов, в морозную Ялдыму.

Юра, получив американское гражданство, поступил в колледж, где училась Саманта. Героических подростков принял в Белом доме президент Буш и подарил им бессрочный билет в Диснейленд на два лица, намекая, конечно, на то, что дружба со временем может перерасти в прочную семейную любовь. Брежнев, узнав о крахе операции «Крылья Победы», умер от огорчения. Сменивший его Андропов, получив от агентов информацию, что Америка готовит налёт крылатых динозавров на страны Варшавского блока, начал лихорадочно готовиться к отпору и скончался от переутомления. Следующий генсек Черненко, сознавая бессмысленность сопротивления, в отчаянии отравился копчёным лещом. В результате трёх скоропостижных смертей к власти пришел Горбачёв. Он понял, что тягаться с Америкой, вооружённой летающими ящерами, бессмысленно и объявил перестройку, вернув Сахарова с Боннэр из Горького, а Лию Павловну с мужем – из Ялдымы.

Ясное дело, американцы одурачили Советы, пойдя на военную хитрость. Они, будучи гуманистами, даже не собирались использовать динозавров как биологическое оружие. Нет, они поселили Змеюрика и Фриду с потомством в опустевшей индейской резервации (все молодые аборигены разъехались в университеты, а старейшины племени, получая огромные пенсии, пустились путешествовать по свету) и устроили природный заповедник, куда приезжают туристы со всего мира. Кроме того, испражнения ископаемых рептилий оказались уникальным сырьём для косметологов: из него изготавливают удивительный крем, разглаживающий любые, самые глубокие морщины. И теперь в Америке юную студентку невозможно отличить от сестры милосердия времён Первой мировой войны, из-за чего случается множество забавных до пикантности недоразумений. Но это уже другая история…

Незнайка брёл по бесконечной Огуречной улице, возвращаясь домой.

От Селёдочки он брёл, что уж там. Иногда по старой памяти к ней захаживал, особенно когда заводились денежки, ну, вы уже взрослые коротышки, понимаете.

В своё время, вскоре после Луны, Селёдочка года два была его законной женой, но потом Знайку свергли, гигантские растения накрылись, и Незнайка оказался «бесперспективным». Селёдочка ушла к быстро богатевшему коротышке Рубинчику, затем тот нашёл себе помоложе, и Селёдочка осталась одна. К Незнайке не вернулась – нечего нищету плодить, но тот с ней отношения поддерживал, зла не помнил. Любил, кто понимает.

Было поздно, на Огуречной гасли огни, но Незнайка не боялся наступления темноты. Кто польстится на немолодого ботаника, одетого по нелепой моде знайкинских времён? Бедность имеет свои преимущества – опять же, кто понимает.

Опытным коротышкам будет трудно поверить, но Незнайка все эти годы так и проработал в НИИ Гигантских растений, был «буквально ботаником», как он любил шутить. Сами гигантские растения сгинули почти сразу после первой экспедиции на Луну, их поразил завезённый с Луны вирус. Знайке следовало бы заранее об этом подумать, всё же Гигантские были продуктом искусственным, в своё время подверглись жесточайшим генетическим манипуляциям, размножались только инбридингом, и потому любая внешняя инфекция была для них губительна. Но Знайка всё-таки затеял свою идиотскую экспедицию на Луну, чем погубил и себя, и Гигантские, и Солнечный.

Восстановить Гигантские так и не удалось, начался голод, а с ним и социальные катаклизмы. Коротышки перебивались кто как мог, летали на Луну за семенами, разводили их на огородах и тем питались. Порядки в конце концов тоже установились лунные: коротышка Рубинчик, про которого раньше никто и не слышал, быстро прибрал всё ценное в Солнечном, про коллективизм знайкинских времён все как-то сразу забыли, каждый выживал как мог.

Потом стало полегче. Как-то пообвыклись, к тому же во главе Солнечного встал коротышка Бубенчик, из змеёвких; он подтянул своих и несколько поурезал беспредел Рубинчика, а главное, наладил за твёрдые фертинги продажу воздуха на Луну. Дела в Солнечном несколько поправились, никто уже не голодал, как в первые годы после Знайки, а про то, что будет, когда кончится воздух, никто не думал.

Незнайке вообще иногда казалось, что газетами Солнечного руководит коротышка Голопузый, в своё время утешавший их в трюме баржи Дурацкого Острова: «Братцы! Чего нам жалеть? Здесь жалеть нечего. Вот увидите: сыты будем – как-нибудь проживём. Не надо отчаиваться! Поживём – увидим».

И хотя солнечными СМИ заправляли совсем другие коротышки (мистер Голопузый руководил медиахолдингом на самой Луне), тем не менее его оригинальная школа чувствовалась во всём. Незнайку, побывавшего в своё время на Дурацком Острове, было, конечно, не пронять, но коротышки Солнечного оказались восприимчивее и охотно повторяли: «Поживём, братцы, – увидим! Сыты будем – как-нибудь проживём!»

Огни погасли, и Незнайка шёл теперь по памяти – в темноте. На этой улице он вырос, повзрослел и даже состарился. Сегодняшняя Огуречная мало напоминала Огуречную его юности – на месте многочисленных унылых коробок НИИ, в которых ботаники от безделья распивали чаи, возникли новые кафе, магазины, банки, ночные клубы – не здесь, конечно, а там, откуда он шёл, ближе к площади Колокольчиков. Приятно было иногда пройтись по этому оживлённому, будто на Луне, проспекту, вспоминая, как в первый раз зашёл в лунное кафе: «Деньги? А что это, дорогой друг? Я, как бы это сказать, впервые слышу такое слово…» Эх, молодость!