Русские полководцы XIII-XVI веков - Страница 35

В эти тревожные августовские дни в Москве возродилось полузабытое вече. Москвичи постановили не выпускать никого из города, стоять насмерть против "поганых". Волнение несколько улеглось, когда в городе появился присланный, по-видимому, князем Владимиром внук Ольгерда Остей. Литовский князь сумел навести в городе относительный порядок, расставить людей по стенам. Еще до приезда Остея митрополит Киприан и княгиня Евдокия с трудом вырвались из охваченной мятежом Москвы.

Придя к Москве, Тохтамыш первым делом осведомился: здесь ли князь Дмитрий? Узнав, что его нет, хан поначалу был настроен миролюбиво. Однако перебранка, а затем и перестрелка с осажденными разъярили татар. Они попытались взять крепость штурмом. "Поганые" засыпали город дождем стрел. Их лучшие лучники вели прицельную стрельбу по каждой бойнице крепостной стены. В ход пошли штурмовые лестницы. Ордынцы, как огромные черные муравьи, карабкались на стены белокаменного Кремля.

Горожане отстреливались, метали со стен камни, лили кипяток. У них уже были на вооружении самострелы (арбалеты). На стенах стояли и пугали татар своим дымом и грохотом примитивные пушки — "тюфяки". Это было первое в истории Руси применение огнестрельного оружия.

Первый штурм не принес татарам успеха. И тогда Тохтамыш решил прибегнуть к хитрости. Поздним утром 26 августа к городским стенам подъехали "парламентеры" — ханские вельможи и оба суздальских княжича. Ордынцы объявили москвичам, столпившимся на стенах, волю хана: "Царь вам, своим людям, хочет оказать милость, потому что неповинны вы и не заслуживаете смерти, ибо не на вас он войной пришел, но на Дмитрия, враждуя, ополчился. Вы же достойны помилования. Ничего иного от вас царь не требует, только выйдите к нему навстречу с почестями и дарами, вместе со своим князем, так как хочет он увидеть город этот, и в него войти, и в нем побывать, а вам дарует мир и любовь свою, а вы ему ворота городские отворите" (9, 197–199).

Слова ханских послов попали точно в цель: москвичи не желали погибать из-за княжеской ссоры с "царем". Однако они не сразу поверили в искренность ханского великодушия. Недоверие их было сломлено суздальскими княжичами Семеном и Василием. Тохтамыш пригрозил им расправой, если они откажутся обмануть горожан и присягнуть в нерушимости, его слов. Перед лицом всех стоявших на стенах москвичей они поклялись в том, что хан не причинит им вреда.

Князь Остей не верил в благие намерения хана, как и в клятвы суздальцев. Однако москвичи заставили его пойти на переговоры. Городские ворота открылись, и Остей во главе целого посольства предстал перед Тохтамышем. Его отвели в шатер и там зарезали. Все посольство было мгновенно перебито татарами.

Воспользовавшись замешательством осажденных, их "безначалием", татары начали со всех сторон яростный штурм крепости. Вскоре они овладели городом. На улицах Москвы разыгрались страшные сцены кровавого пира победителей…

* * *

"Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом" (Притчи, 19, 21). Эта сентенция из "Притчей Соломона" могла бы стать эпиграфом к драматической, полной взлетов и падений биографии князя Дмитрия Московского. И если в 70-е гг. он как на крыльях летел от победы к победе, то после Куликовской битвы его ожидали главным образом неудачи, унижения и разочарования. Вернувшись в Москву осенью 1382 г., он увидел страшный разгром своей столицы. Такого бедствия Москва не знала со времен Батыева нашествия. Не знаем, чувствовал ли князь и свою вину в случившемся, но несомненно зрелище мертвого города, над которым кружили тучи воронья, потрясло Дмитрия.

Весной 1383 г. он пережил новое горе: по требованию Тохтамыша старший сын, Василий, должен был отправиться в Орду и постоянно находиться там в качестве заложника.

В 1385 г. Дмитрий узнал вероломство Ягайло. Литовский князь долго уверял победителя Мамая, будто хочет жениться на его дочери и тем самым заключить союз с Москвой. Однако в последний момент он прервал переговоры и, заключив Кревскую унию, женился на польской королеве Ядвиге. В том же 1385 г. внук Калиты пережил позор неудачной войны с Олегом Рязанским. Лишь благодаря посредничеству Сергия Радонежского, лично отправившегося в Рязань, Дмитрию удалось примириться с Олегом. Во второй половине 80-х гг. положение Дмитрия стало изменяться в лучшую сторону. Все утраченное понемногу возвращалось к нему. Бежал из ордынского плена и вернулся к отцу сын Василий, подросли новые воины, пополнившие княжескую дружину, поднялась из пепла Москва, смирился мятежный Новгород. Ненавистный "царь" Тохтамыш начал терпеть неудачи в войне с грозным среднеазиатским владыкой Тимуром, и можно было надеяться на его скорое падение…

Поздней весной 1389 г. Дмитрий тяжело заболел и после нескольких дней мучений скончался в ночь с 18 на 19 мая.

Пытаясь понять личность Дмитрия Московского, хочется согласиться с голландским историком И. Хейзингой: "Не так-то просто выявить сущность натур, принадлежавших столь далекому веку" (65, 296). Несомненными особенностями характера Дмитрия была пылкая отвага в сочетании с унаследованной от предков несокрушимой настойчивостью. Среди не знавших жалости воителей своего жестокого века он был едва ли не самым милосердным. Подобно отцу и деду, Дмитрий был скорее человеком мира, нежели войны. Звон мечей и зрелище залитого кровью поля битвы не доставляли ему особого удовольствия. Примечательно, что сам он лишь изредка, в наиболее важных случаях — главным образом когда речь шла о борьбе с Ордой — отправлялся в поход. В "домашних" конфликтах он, как правило, ограничивался посылкой кого-либо из своих воевод.

Возможно, какой-нибудь дотошный книжник после кончины Дмитрия произвел нехитрый, но красноречивый подсчет: его прапрадед, Александр Невский, жил 43 года; прадед Даниил — также 43; дед, Иван Калита, — немногим более (год его рождения неизвестен, но не ранее 1282 г.); отец, Иван Красный, — 33 года. Сам Дмитрий прожил 38 лет.

Остро ощущая быстротечность времени и словно предчувствуя свою раннюю кончину, Дмитрий спешил жить. Это проявлялось не только в его постоянном стремлении к действию. Если верить "Слову о житии великого князя Дмитрия Ивановича" — а это произведение, как показывают последние исследования, возникло вскоре после кончины князя и, стало быть, не могло слишком далеко отступать от истины, — внук Ивана Калиты любил роскошь, пиры, веселье. Впрочем, на дне его жизнелюбия таилась грусть. Известно, что на одной из своих личных печатей он приказал вырезать горький афоризм в духе Екклесиаста: "Все ся минет" — "Все проходит".

Отец восьми сыновей и четырех дочерей, Дмитрий был счастлив в своей семейной жизни. Княгиня Евдокия была ему хорошей женой, а овдовев, стала верной хранительницей его заветов. Судя по тому вниманию, которое уделяет ей автор "Слова", можно думать, что именно она и была заказчицей этого блестящего панегирика — своего рода литературного памятника куликовскому герою.

Трудно сказать о Дмитрии лучше, чем это удалось автору "Слова". Князь "аки кормчий крепок противу ветром волны минуя … тако смотряще своего царствия. И умножися слава имени его, яко и святого Володимера, и въскипе земля Рускаа в лета княжениа его"* (9,210).

В эпоху Ивана III (1462–1505) в результате присоединения к Московскому княжеству целого ряда обширных территорий возникает единое Российское государство. Это было одно из самых важных явлений в истории нашей страны. Иван III пожинал плоды кропотливого труда своих предков — пяти поколений московских князей из рода Даниила. Одновременно он наметил основные направления внешней и внутренней политики Москвы на несколько столетий вперед. Появление единого государства позволило собрать в кулак боевые силы страны, направить их на решение исторических задач: окончательное освобождение Руси от чужеземного ига; обеспечение безопасности восточных и южных границ; возвращение русских земель, подпавших под власть польской короны и великого князя Литовского; борьбу со шведско-немецкой экспансией в Прибалтике.