Русские корни. Трилогия - Страница 19
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134.Уж не «аквилы» ли опрокинутых римских легионов, присланные на священный остров Радагайсом-Радегастом или иным победителем римлян?
После уборки урожая, сообщает Саксон, жители острова приносили в жертву своему кумиру скот и ели жертвенное мясо. Главный жрец входил в заповедную внутреннюю святыню храма, где стоял сам Свентовит, завешенную в обычное время красными полотнами. Только он имел право туда входить — и даже он не смел там дышать. Приходилось задерживать дыхание, а переводить дух, выскочив на вольный воздух.
По уровню налитого в рог в руке изваяния вина жрец определял урожай в будущем году — если вино было низко, жрец велел людям делать запасы. Если же вино плескалось вровень с краями рога — говорил, что все будет в порядке.
Надо сказать, что хоть я и не люблю т. н. «рациональные» толкования — как сказал Честертон, рационалистами себя называют не те, кто умеет думать, а те, кто убежден, будто кроме них никто думать не умеет, — тут как раз рискну выдвинуть одно такое. Уровень вина напрямую зависел от скорости испарения, от сухости или же влажности воздуха — а это уже напрямую связано с погодою, а стало быть, и с урожаем.
После этого рог осушался с пожеланиями жреца благ себе и всему поморью Варяжскому, затем наполнялся вновь — и водружался обратно в десницу кумира.
На другой праздник — мы можем предполагать, что речь шла о зимнем солнцевороте — в храм вносили огромный пирог. По всему, пирог изготовлялся из долей меда, муки и прочих ингредиентов, присланных от всех общин и племен. Спрятавшись за пирогом, жрец вопрошал, видно ли его. Вне зависимости от ответа, он провозглашал: «Чтоб в следующем году не видно было!» Это означало пожелание, чтоб урожай в следующем году был хорош.
После этого начиналось жертвенное пиршество.
Кроме жрецов, при храме Свентовита неотлучно находились три сотни всадников, готовых в любой момент сражаться с любым врагом, исполняя волю четырехликого Бога. Их добыча шла храму не долей, а целиком.
Такова была святыня Арконы. Был на Рюгене и еще один город-храм — Кореница, окруженный почти целиком непроходимыми топями и болотами (о болотах «острова Русов» с содроганием отзывается еще Ибн Русте). Кроме храмов там были еще и дома — к изумлению вошедших туда христиан-данов, трехэтажные. В Дании же и двухэтажный дом (именно дом, а не замок и не церковь) в тот момент были редкостью.
«Отличием этого города [Кореницы] были три здания выдающихся храмов, заметные блеском превосходного мастерства. Достоинство местных богов пользовалось почти таким же почитанием, как среди арконцев — авторитет общественного божества. …
<…> Самый большой храм стоял внутри двора, но вместо стен ему служили пурпурные завесы, крыша же опиралась лишь на колонны. Служители [церкви], разломав ограду двора, взялись за внутренние завесы храма. Когда и их убрали, высеченное из дуба изваяние, именовавшееся Ругевитом, стало видно в своем уродстве со всех сторон. Ласточки, которые под его устами свили гнезда, покрыли пометом его грудь. Достойный бог, изображение которого столь уродливо измарано птицами! Кроме того, у его головы было семь человекоподобных лиц, которые все были покрыты одним черепом. Столько же мечей в ножнах, подвешенных к его боку, изобразил мастер. Восьмой, обнаженный [меч], [бог] держал в руке; вложенный в кулак, он был крепчайше прибит железным гвоздем, так что нельзя было извлечь, не разрубив, что показало его рассечение. Ширина его была больше человеческого роста, высота же такая, что [епископ] Абсалон, встав на цыпочки, едва достал до подбородка топориком<…>
Этого бога почитали, совсем как Марса, возглавляющим силы войны. Ничего забавного не было в этом изваянии[31], вызывавшем отвращение грубыми чертами уродливой резьбы».
Если Волын-Винета был воплощением предпринимательства и богатства, то на белых скалах Арконы почивал дух Власти — власти земной и власти духовной, дух воинов и жрецов. О Волыне-Винете можно многое что сказать — но очень мало о храмах или жизни его князя. Наоборот, на Рюгене мы слышим только о храмах и князьях.
Возможно, внимательный читатель уже задался вопросом — отчего я говорю про Свентовита, Триглава, Радигаста как про кумиров и идолов, а не Богов?
Своеобразие мифологии балтийских славян подчас ставило исследователей в тупик. Боги Рюгена, Волына, Щецына, Радигоста кажутся чем-то совершенно отдельным от пантеонов иных славянских народов. Мы не знаем о почитании Свентовита, Ругевита, Поренута, Поревита, Радигоста, Триглава, Подаги и прочих за пределами южных берегов Балтики.
Обязаны ли своим существованием они некоему дославянскому населению балтийских берегов? Это крайне сомнительно. Имена Свентовита, Радигоста, Триглава совершенно ясно звучат по-славянски. И они, и все остальные отсутствуют в мифах и легендах соседних неславянских народов — германцев, скандинавов, кельтов, балтов.
Сложение собственного, нигде более не известного пантеона мы могли бы ожидать от какого-нибудь потерянного медвежьего угла, затиснутого в лесных — болотных, горных и пр. — дебрях промеж инородцев — но никак не от балтийских славян, общавшихся со всем светом, и со своими сородичами на юге и на востоке в частности. Известно, что в паломничество к алтарям Рюгена и Радигощи-Ретры приходили из Чехии, мы твердо знаем, как связано балтийское славянство с северной частью славянства восточного — теснейшими узами языка, антропологии и материальной культуры. Тем не менее нет и следа имен балтийскославянских Божеств ни в Чехии, ни на Руси.
С другой стороны, мы встречаем в обрядах и обычаях этих неведомых остальной части славянства божеств черты, известные практически по всей территории славянства. Так же, как жрец Свентовита в Арконе прятался от прочих священников и прихожан за ритуальный хлеб, спрашивая, видно ли его — точно так же поступали на Рождество (а изначально, скорее всего, на зимнее солнцестояние) домохозяева в Болгарии и на Украине. А роль хлеба играла горка из пирогов. Точно так же, как гадали на коне и копьях в Радигоще, Арконе и Щецини, русские девушки гадали на жениха — подписанные парнями оглобли выкладывали по двору, а девушка вела коня через них, следя, чьей оглобли и каким копытом коснется вещий конь — за кого замуж идти и каково за ним будет.
Многоликие изваяния встречаются не только на берегах Варяжского Поморья. Три из них найдены на западно-украинских землях, и двое из них — знаменитый Збручский и найденный неподалеку от него идол из Иванковиц.
Третьему кумиру, из Гусятина, что неподалеку от Збруча, не так повезло — нашедшие его в 1875 году крестьяне по наущению священника раскололи изображение Божества на части и использовали их для строительства часовни. Не сохранился и четырехликий истукан, найденный в Белоруссии. Смотрящие «на все четыре стороны» изваяния известны и в России. В старой Рязани под Спасским собором середины XII в. найдена бронзовая четырехликая фигурка — впрочем, возможно, что и трехликая — сохранилось только среднее лицо да части боковых. Когда-то я думал, что языческая святыня спрятана в запасниках — иначе как объяснить, что мы не видим ее изображений ни в одной книге по русскому язычеству? Однако, посетив музей в Рязанском кремле, я с изумлением убедился, что идола никто и не думает скрывать. Он выставлен на витрине, встречающей посетителя еще на площадке лестницы, ведущей в первый по ходу обзора зал. В самом деле, зачем прятать? «Мы ленивы и нелюбопытны» — это качество, подмеченное еще А. С. Пушкиным, работает вернее любых спецхранов.
То же верно и касательно так называемой «Боголюбской капители». В боголюбовской экспозиции Владимиро-Суздальского музея-заповедника находится загадочный камень, по всей видимости, некогда венчавший каменный столб. На каждой грани «капители» — женское (?) (черты всех четырех лиц сильно стерты) лицо в подобии нимба. Исследователи высказывали самые разные предположения по поводу этого камня. Сошлись на том, что это «капитель»… Но капитель от чего? кусок камня с четырьмя ликами больше, чем другие капители Боголюбова, а что до версии, что он венчал один из столпов гипотетического притвора церкви Рождества Богородицы… А где же тогда остальные? Да и сам притвор — «гипотетический», и к этому что-то сложно добавить.