Русская ведьма в чужом мире (СИ) - Страница 45

Потом все как-то засуетились, веревки-то не только на пленниках развязались. Еще пусть скажут спасибо, что я заклинание переделала, и все завязки не прилетели мне под ноги.

— Быстро в метелку! — шепнула я партизанам и подтолкнула их магией.

И сама следом прыгнула.

В этот момент гестаповец и очухался. Ринулся к метелке, вот сейчас схватится за борт, морок и рассеется.

Как вдруг из облачка вылетел камень и врезал палачу прямо в нос. Ох, как он взвыл! Пока мы не отлетели от площади, все слышен был вдогонку его вой. Молодец Шомо, ловко это у него получилось!

— Вия, спасибо тебе… — шепчет ведьмочка, — второй раз спасаешь.

А гном молчит, сопит только обиженно. Ну, не ждал он, что у них тут порядки не как в герцогстве, это с теми гномы вовсю торгуют, да еще в вампирьи земли ходят. И никто их там не обижает, наоборот, различные изделия из древесины дробов очень ценятся за положительную энергетику. Детки в таких кроватках растут спокойными, от сиденья на стульях из дроба не болит спина, а в сундуках и шкафах не заводятся ни жучки, ни моль.

— Деньги и вещи они у вас отобрали? — спрашиваю осторожно, хоть и не хочется напоминать о неприятном.

— Успела я кошель под помост бросить, да разве вернешься теперь, — вздохнула ведьма.

— И много там было? — Спрашиваю Атания.

— Пятьдесят тугриков. — уныло буркнул гном.

— А тугрик — это что?

— Это пятьдесят сегриков.

А! Ну, как все сразу понятно-то стало! Значит, две с половиной тысячи сегриков.

— Кинна, а сегрик… — эээ… на него что можно купить?

— В сегрике сто медников, и можно купить пять больших белых хлебов.

Так, уже теплее. Значит умножаем на сто, будет двести пятьдесят тысяч. А если прикинуть, что на стольник деревянных тоже примерно пять булок хлеба можно купить, правда не совсем белых и уж вовсе не больших… получается, под помостом валяется четверть миллиона? И куда мы в таком случае летим?

— Вия, мы что… повернули?

— Да. — решительно ответила я, — пойдем спасать наши денежки.

— Ты с ума сошла? Да если они тебя сейчас поймают, мы даже помочь не сможем! У того дружинника кольцо наговоренное, он чужаков и ведьм сразу видит!

— Меня же не увидел?!

— Это он просто растерялся, посмотреть не догадался!

— Ну а теперь и вовсе не сообразит! — посадив метелку в чьем-то запущенном саду фыркнула я, выпрыгивая на землю.

Лизнув руку, опустилась на четыре лапы. Набросила на себя морок невзрачной дворняжки и помчалась на площадь, с которой так триумфально улетала всего полчаса назад.

День двенадцатый, с утра ужасный

В такой тесноте, как в это утро, я не просыпалась еще никогда. Даже потянуться некуда. Вот еще бы вспомнить, где это я нахожусь?

А! Вспомнила!

Только лучше бы мне этого и не вспоминать.

Попалась, как последняя лохушка! А ведь как хорошо вчерашний мой поход за кошельком начинался! Никем не замеченная, проскользнула на площадь, добралась до помоста, народа возле него уже было немного, а что стоять, если представление закончилось?!

Вбежала я, значит, под этот помост, и принялась там кошелек искать. Не так-то это просто оказалось. Помост, видать, тут давно стоит, успел народ под него разного мусора набросать, кроме прочего и кошели были, правда, пустые. Странным мне этот местный обычай показался, истратить деньги и сразу выбросить кошель. Некоторые совсем новенькие оказались, из тонкой замши и с вышивкой. Нет, определенно глупый обычай, я даже подняла парочку самых симпатичных. Как найду свои деньги, мы их по кошелькам разложим, чтобы не таскать при себе сразу все, как выяснилось, это не лучший способ сохранения.

О, а вот и он, пахнущий гномом тяжелый кошель из плотной ткани. Это правильно я придумала, искать его в кошачьем обличии, так у меня нюх раз в двадцать сильнее. А вот таскать кошель в кошачьих зубах жутко неудобно.

Пришлось лизать лапу.

Превратившись в человека, автоматически поднимаю голову и получаю в наказание удар по затылку. Да, думать нужно заранее, высота помоста не позволяет человеку ползать тут иначе, как по-пластунски. Но мне такой облик нужен только для того, чтобы сунуть в карманы кошельки, потом я снова лизнула руку.

Ну, вот и конец операции. Можно бежать к своей метелке. И тут я совершила страшную ошибку. Решила зайти в какой-нибудь уголок, превратиться в человека и купить-таки всё необходимое. Иначе, когда он еще представится, такой же удобный случай?

Однако найти уголок оказалось не так-то просто, все проходы между лавками и временными палатками были завалены товарами, заставлены телегами, возле которых стояли, сидели, торговали, отдыхали, ели и пили торговцы и их помощники. Пришлось нырнуть в какой-то узкий переулок, ведущий к жилым домам.

И тут появился он. Невыразимо притягательный, нежный и сладкий, манящий, как самое заветное желание, запах. Я не могла, и самое главное, не хотела, ничего с собой поделать, он тащил меня к себе словно невидимый, но крепкий поводок, словно обещание неземного счастья. Я шла, я летела к нему, всем своим существом стремясь как можно быстрее оказаться рядом, дотронуться лапой, лизнуть язычком, тесно прижаться всем телом, вбирая его мягкой шерсткой, впитывая в себя как солнечное тепло, как драгоценный глоток воды в пустыне.

А он с каждым шагом становился все сильнее, все отчетливее, он терзал своей сладкой близостью мои ноздри, заставляя сердце бешено колотиться от нетерпения.

Высокий забор, вставший на пути, я перемахнула, кажется, одним прыжком, устремляясь к зовущему меня неземному наслаждению.

Вот он, в самом дальнем углу узкой невысокой коробки, восхитительно пахнущий маленький кусочек чего-то темного. Сейчас я тебя достану, моя прелесть.

С трудом протискиваюсь в коробку, и, прежде чем взять это в лапы, страстно облизываю языком, трусь щеками, жадно наслаждаясь исходящим от предмета странным ароматом, от которого у меня буквально срывает крышу.

Что-то грохнуло сзади, больно ударив по хвосту, который весь не вместился в тесный узкий ящик. От этой боли я на миг пришла в себя, но только на миг. Потом вновь припала к кусочку странного дерева, не в силах расстаться с его неистовым обаянием.

— Так, и кто же тут у нас? — Насмешливо пробормотал где-то за гранью восприятия грубый голос, и передняя стенка коробки поднялась вверх, открыв моим, затуманенным сладостными виденьями глазам, крепкую решетку и усатую личность за ней.

Надо, же человек в клетке, хихикнула где-то в глубине моего разума бабка-Йожка и сразу утонула в бушующих волнах кошачьих эмоций.

— Надо, же, уже собаки начали лезть! — обрадовался усатый и куда-то ушел.

Но он не интересовал меня в тот миг, я была редкостно, полновесно счастлива от окутавшего всю мою шкурку волшебного аромата. Я прижималась к нему мордой, вдыхая аромат так самозабвенно, что не услышала звука открывающейся верхней крышки, не обратила внимания на ухватившую меня за шиворот крепкую руку.

— Грах лабуздык! — изумленно рявкнул усатый, приподнимая меня повыше.

На поблескивающий отточенным лезвием топор в его второй руке я в тот момент не обратила никакого внимания. Меня как иголку к магниту влекло к источнику запаха, а этот наглец зачем-то отвлекал, вот все, что я смогла вспомнить много позднее. А в тот момент даже не поняла, что прикосновение любителя кошек сняло морок, и он увидел в своей руке вместо невзрачной собачонки белоснежную рысь.

Почувствовала только, что жесткая хватка ослабла и меня вернули к предмету моей горячей и страстной любви. Вот и замечательно, мне ничего на свете, кроме этого волнующе пахнущего кусочка дерева больше не нужно. От этого утверждения что-то неприятно заскребло в самой глубине души, но я немедленно подавила все посторонние мысли, отдавшись сладостной эйфории.

Через некоторое время вернулся усатый, открыл крышку, снова схватил меня за шиворот и вытащил из ящика. Быстро бросил в железную клетку, прикрыл решеткой и запер тяжелый амбарный замок. А потом покатил стоящую на тележке клетку куда-то прочь от так боготворимого мной запаха.