Русская поэзия Китая: Антология - Страница 99
Изменить размер шрифта:
«Расплакавшийся звездный луч…»
Расплакавшийся звездный луч
В густые сумерки скатился,
Ночь прилегла у снежных туч
И тихо колокол молился.
Как синий мрак, печаль вползла,
Раскашлялся бураном ветер…
И оттого, что много зла, —
Не выйдет солнце на рассвете.
«Всю жизнь Ты создавал меня, мой ум…»
Всю жизнь Ты создавал меня, мой ум,
Выращивал мое долготерпенье,
Но Ты не знал моих тревожных дум,
Моей любви к иному песнопенью,
И в двадцать лет я ощутил тоску,
И сердце переполнилось тревогой,
Но дула темного не приложил к виску
И обреченной не пошел дорогой.
И все, что не любил, учил любить,
В мой темный храм не звал других молиться
И, отрицая жизнь, хотел бессмертным быть,
Пред мудростью божественной склониться.
И, возлюбив весь мир — Твой светлый дом,
Я презираю гордое стремленье
Разрушить все, что создал Ты с трудом,
С таким нечеловеческим терпеньем.
ПОД ЧУЖИМ НЕБОМ
Чужое небо над тобою плачет,
С тобою женщина чужой страны.
Ты горестно считаешь неудачи,
Припоминая пройденные дни.
А женщина нерусскими речами
Старается тревогу разогнать,
И мальчик твой с твоими же глазами
Не может всей тоски твоей понять.
И, радуяся огненному лету,
Он ненавидит, как волчонок злой,
Твою страну, затерянную где-то,
И город, называемый Москвой.
НЕ ЗАКРИЧУ
Не закричу и не заплачу,
Но покорюсь судьбе во всем:
Благословляю неудачу,
Отнявшую мой отчий дом,
Благословляю неудачу —
Уйду в небытия туман,
Чтоб подсмотреть, как ангел плачет,
Забыв свой херувимский сан.
«Стремительно бежим — куда, не зная…»
Стремительно бежим — куда, не зная,
Смеемся, плачем, горести таим,
И скоро станет родиной изгнанье,
А родина — как стелющийся дым.
Что ж, примирись, душа, и с этой ложью:
Ведь жизнь проходит, словно ледоход,
И ты следишь с уже привычной дрожью,
Как все проходит — и совсем пройдет.
И хочется посторониться — вчуже,
Жизнь, проходи — и не воспрекословь
Нам поглядеть, как все скупей, все туже
Ползет по жилам наша кровь…
«Не плакать, нет… и не просить щедрот…»
Не плакать, нет… и не просить щедрот,
И крыльев не просить земных и слабых,
Но вдруг увидеть свет иных высот
И веточку любимых белых яблонь.
И вот постигнуть: наша жизнь не мрак,
Не горестное заточенье духа,
Раз не осилить, не сломить никак
Прозренье взора, окрыленность слуха.
И нет тоски… а если есть она,
То светлая, воздушная, святая,
И если власть ей надо мной дана,
То легкая, как облачная стая.
ПАМЯТЬ
Будь равнодушна и тогда, когда
Неистовая память сердце жалит:
Пускай идут медлительно года —
На них начертаны судьбы скрижали.
Живи тоской и другом назови
Весенний день с апрельскими глазами,
И карточкой отцветшею порви
Лукавую предательницу — память.
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК
Ты обречен, живя в двадцатом веке,
Питаться соками своей души —
И видеть в каждом близком человеке
Пришельца из тропической глуши.
И слушая неспешный жизни говор —
Куда спешить? — все к одному пути —
Оглядываешь всех и ловишь взоры:
В них радости и солнца не найти.
Не открывая сердца их укорам,
Ты сознаешь, что молодость не та.
Ах, не Колумбом плыть к чужим просторам
Нам, у которых Родина — мечта!
«Усталый взор. Поклон учтивый…»
М. В. X.
Усталый взор. Поклон учтивый,
И снова думы о былом.
Несется вдаль трамвай крикливый
С синеющим на окнах льдом.
И каждый раз на том же месте,
Неся тяжелый груз тоски,
На задрожавшие мостки
С трамвая сходит с нами вместе
Седой, усталый генерал,
Который блеск России знал,
Которому Россия снится
Замученной императрицей…
«Молва земная принесла к тебе…»
Валерию Перелешину
Молва земная принесла к тебе
Волнения житейские, печали,
Приклеила их ярлыком к судьбе,
Чтобы они пророчеством блистали.
И ты, вдохнув их безнадежный яд,
Неясные намеки, вздохи, стоны,
Воинствующий сбросил свой наряд,
Стал иноком коленопреклоненным.
И мир с его враждою и тоской
Ушел во мглу. А ты выходишь, мудрый,
Благословляя благостной рукой
Беспечный мир и ласковое утро.