Русская поэзия Китая: Антология - Страница 29
Изменить размер шрифта:
ПРОСТРАНСТВО
Смотри, как в немом пространстве
Веленьем вселенской игры
Парят в золотом убранстве
Сияющие миры.
Мы думали долго и много
О них, наполняющих взор,
И стала ясна нам дорога,
Ведущая в звездный простор.
Но грозную бездну простора
Скажи, кто из смертных постиг,
Кто светом свободного взора
В начало пространства проник,
Кто понял бездонность свободы
Торжественной пустоты,
Извечную дивную оду
Безгранной тишайшей мечты?
Простора надзвездная вечность,
Что может быть вне тебя?
Обнявшей и бесконечность,
И атомы бытия?
Не Ты ли, как Знак Искомый,
Без Имени, без Числа,
От века нам тайно знакомый,
Но скрытый от взоров зла?
Не Ты ли, о Вездесущий,
Просторам пустоты
Вещаешь о правде сущей,
Чье вечное Имя — Ты.
СТАНСЫ
Не говори, молчи… Души твоей больной
Ничто, ничто уже не успокоит, —
В ней ночь и мрак, в ней черный ветер воет
И месть клокочет тайною мечтой.
Все то, чем жил, что радовало око,
Поругано, изъедено червем;
Ты сир и наг, но, как полночный гром,
Ты носишь мощь невидимого Рока.
Пусть все вокруг — тлетворный мир теней,
Пусть жизнь черна и в сердце — черный холод.
Пусть… Для тебя святыней стали голод
И этот мрак, который дня светлей!
Гори, душа; пылай в огне боренья,
Отчаяньем и мукою пылай,
Я верую, я знаю — будет Рай,
И смертию свершится воскресенье!
ОНА
В мгновенья золотой печали,
В пустынной тишине ночей
Твой светлый образ рисовали
Мне духи юности моей.
Ты мне являлась из тумана,
Как заколдованная лань,
Ты приносила без обмана
Свою таинственную дань:
И в сердце проносились зовы,
И видел я тогда душой
Чистейший храм святыни новой,
Святейший лик любви земной.
Но вот проходит жизнь земная,
Тоска, как червь, съедает грудь.
Ты не явилась мне, родная,
И я один свершаю путь.
В мгновенья золотой печали,
В пустынной тишине ночей
Зачем так ласково звучали
Призывы красоты твоей?
Зачем, явив святую милость,
Зачем, блеснув в лучах огня,
Ты не пришла, не воплотилась
Для чар земного бытия?
Тоска, как червь, съедает душу,
Слеза спадает в пустоту,
Но образ твой я не разрушу,
Как не разрушишь ты мечту!
СТАРЫЙ ДОМ
Четверть века прошло вне родного крыльца,
И вот возвращаюсь я в домик отца;
Но отца уже нет, мать давно умерла,
И сестра, что постарше, — та тоже ушла.
Вот некогда малая наша сосна;
Как мачта, теперь величава она.
Не знала она ни потерь, ни тревог,
Ее не ломали ни мысли, ни рок —
Лишь ветер ее мимоходом ласкал
И стройные ветви безмолвно качал;
Вот старый ручей, что журчал под окном,
Все так же журчит он — кто знает, о чем?
И месяц восходит, над крышей родной
Все так же, все так же, как юной порой.
Все так же земля вековая живет,
Все тот же над домом ночной небосвод,
И ты лишь, бездомное сердце мое,
Не то, чем ты было, — не то, друг, не то!
Того, кто здесь жил, кто с тобою делил
Надежды и сны чуть проснувшихся сил,
Здесь нет уж давно! И не встретишь ты их
Никогда, никогда в этом мире живых!
Только вот — на стене — вижу строчки, черты.
Это ты ли, сестра, записала мечты?
Вот и все, что осталось под крышей родной
От тех, кто ушел невозвратной тропой, —
И боль разрывает тебя на куски,
И руки покрепче сжимают виски,
И мысли, как дождик осенней порой,
Стучатся, щемят безысходной тоской.
Не надо, не надо! Не думай, молчи —
Зажжешь ли ты думой огарок свечи?
Нет, сердцу лишь сердце расскажет опять —
О том, что наш разум не может понять,
Лишь сердце тишайшей волною любви
Настигнет ушедшие звуки земли;
И люди, и мысли, и дни, и века
Уйдут в быстротечность, как сон, как река,
И ты лишь, святая земная любовь,
Лишь ты, в некой тайне рождаясь все вновь,
Утешишь, поймешь, окрылишь тишиной,
Прозрачной, как небо, нежнейшей слезой,
И жизнь, славословя твой тихий полет,
Над смертью, над смертью тебя вознесет!